Илья Шнейдер - Записки старого москвича

Фон Бооль с присущими ему выдержкой и холодностью выслушал Шаляпина до конца; тот, выговорившись, как-то сразу потух перед этой ледяной глыбой, и управляющий отказал ему в его требованиях. Сунув напоследок Федору Ивановичу руку, фон Бооль удалился со сцены.

Шаляпин ошеломленно продолжал стоять на месте… Потом бушевавший в нем вулкан вдруг прорвался, он, сжав кулаки, ринулся вслед фон Боолю и загремел:

— Я тебе так дам, что весь фон отшибу! Одна бо-оль останется!

Управляющий удалился, не повернувшись и сделав вид, что он ничего не слышал…

В то же время сколько внимания, тепла и участия было у Шаляпина к маленьким людям и к товарищам по работе — труппе Большого театра. Пятнадцать лет служил хористом тенор Г. Е. Тилес. Это давало ему право проживать в Москве, несмотря на его еврейскую национальность. Однако привилегия эта не распространялась на маленького сына Тилеса, и он подлежал выселению в знаменитую черту оседлости. Товарищи Тилеса по хору обратились с ходатайством к московскому генерал-губернатору, прося принять мальчика в коммерческое училище «имени цесаревича Алексея», что спасло бы его от выселения. Но стоило только юноше допустить неосторожность и перейти в другое коммерческое училище, не осененное именем цесаревича, как тотчас же на квартиру Тилеса явился околоточный надзиратель, предъявивший постановление о немедленной высылке его сына из Москвы.

Узнав об этом, коллектив хора Большого театра пришел в волнение. Стихийно возникло общее собрание, которых раньше вообще никогда не бывало. Избрали уполномоченным А. И. Савицкого (будущего заслуженного артиста республики), поручив ему хлопотать о сыне товарища.

Обо всем этом узнал Шаляпин и присоединился к Савицкому. Оба они в приезд в Москву великого князя Николая Николаевича посетили его, но получили ответ, что на это требуется высочайшее соизволение. Как раз в это время Шаляпину предстоял выезд на гастроли в Петербург. Он предложил Савицкому тоже приехать туда, добился приема у вдовствующей императрицы Марии Федоровны и заполучил для молодого Тилеса право жительства в Москве.

Этот юноша, вместе с которым я тогда учился, стал впоследствии популярен под именем И. Г. Ильсарова. Он писал и исполнял под собственный аккомпанемент жанровые песенки. А уже в советское время приобрел известность как конструктор и изобретатель электророяля.

Между прочим, в 1905 году, перед Московским вооруженным восстанием, Ильсаров, будучи подростком, часто пробирался на собрания в реальное училище Фидлера, которое вскоре стало знаменитым: здание его в дни восстания было разбито орудийными снарядами. Муж сестры Ильсарова Юрий Исаков был председателем стачечного комитета железнодорожников. На этих собраниях Ильсаров видал и Ухтомского, а однажды там был устроен концерт, в котором выступил Шаляпин. После концерта, рассказывал Ильсаров, Федор Иванович спустился в сопровождении юриста Сталь в зал и, держа в руках фуражку, обошел ряды, собирая средства на покупку оружия революционерам.

Я слыхал Шаляпина много раз и в театре, и в концертах, но, пожалуй, самое незабываемое воспоминание — Федор Иванович в редко ставившейся опере Масснэ «Дон-Кихот». Широкая, плотная, богатырская фигура Шаляпина вдруг вытянулась, стала необычайно тонкой, худой, даже тощей. А лицо! Врезалась в память последняя картина — смерть рыцаря: Дон-Кихот умирает, стоя под ветвями могучего дуба, держась за них слабеющими руками…

Не забуду и последнего концерта Шаляпина в Москве. Не знаю, может быть, Шаляпин чувствовал, что выступает на родине последний раз в жизни. Только гениальный артист поднялся в тот вечер до таких высот, что Айседора Дункан, слыхавшая Шаляпина на концерте впервые, встала после «Блохи» со своего места в партере, бледная, потрясенная, и молча, не спуская с раскланивавшегося Шаляпина глаз, долго с силой била ладонью о ладонь. Потом, опустившись в кресло, сказала:

— Это — дьявол.

Она не знала русского языка и, конечно, не могла прочесть вышедшую лишь в следующем — 1922 году книгу В. А. Поссе, где он приводит выдержку из письма А. М. Горького:

«И вот — «Блоха»! Вышел к рампе огромный парень, во фраке, перчатках, с грубым лицом и маленькими глазами. Помолчал. И вдруг — улыбнулся и — ей-богу! — стал дьяволом во фраке. Запел негромко так: «Жил-был король когда-то, при нем блоха жила…» Спел куплет и до ужаса тихо захохотал: «Блоха! Ха, ха, ха!» Потом властно — королевски властно! — крикнул портному: «Послушай, ты! Чурбан!» И снова засмеялся дьявол: «Блохе — кафтан? Блохе? Ха-ха!..»

…Вскоре после этого концерта Шаляпин уехал за границу и шестнадцать лет метался с гастролями по всему земному шару, «угождая богу злата» и растрачивая драгоценные силы. Во время этих странствий с Шаляпиным произошел характерный для него эпизод.

Еще в России с ним долго работал в роли импресарио, уполномоченного, администратора, некто Бискер, оказавшийся после революции уже в престарелые годы в Бухаресте, где он терпел страшную нужду и голодал. В концертных бюро с ним не хотели и разговаривать, когда он приходил туда в поисках какой-нибудь работы, а то и просто выгоняли этого старого, изможденного человека. В отчаянную минуту Бискер написал письмо Шаляпину.

И вот однажды — это было в 1926 году — Бискеру пришла телеграмма из Нью-Йорка: «Ставь концерт. Шаляпин».

С этой телеграммой в руках Бискер явился в одно из концертных бюро, откуда его не раз прогоняли. Чудесное превращение произошло мгновенно — вокруг Бискера забегали, не знали, куда усадить и как величать. Владелец бюро готов был на все, лишь бы закрепить за собой организацию концерта Шаляпина в Бухаресте и оградить себя от происков конкурентов.

Наконец все было обусловлено, Бискеру был выдан аванс, и в этот день он впервые за долгие годы нормально пообедал. Потом в бюро спохватились: концерт Шаляпина висел в воздухе — в телеграмме не было никакого указания о дате гастроли! Но выход из положения нашелся: выпустили анонс о предстоящем концерте Шаляпина и открыли предварительную продажу билетов.

Бухарест сошел с ума. Публика брала билетные кассы штурмом. Любителей не останавливало и то, что билеты стоили баснословно дорого.

А от Шаляпина не было больше никаких известий. Дирекция концертного бюро забила тревогу. Бискер, приодевшийся и отвыкший от голода, метался в смертельной тоске. Публика, купившая билеты, волновалась… Вмешалась полиция. Решено было Бискера арестовать. И тут с бухарестского аэродрома внезапно поступило сообщение: снизился самолет из Лиссабона, на котором прилетел Шаляпин с дочерью.

В Бухаресте Шаляпин пел в течение всего концерта один и имел огромный успех.