Виктория Ростокина - Принцессы на обочине: Дворец на двоих

А женщина в черном, чуть склонив голову, выжидательно смотрела на адмирала.

Наконец она спросила — с мягкой улыбкой, но укоризненно:

— Ну что же вы, Николай Петрович? Я жду.

Адмирал Николай Петрович глянул на нее вопросительно. В его взгляде были непонимание и робость.

Женщина повелительно протянула руку в сторону пристыженной Наташи:

— Благодарите же ее! Она благодетельница ваша.

Адмирал чуть не свалился вторично:

— К-кого благодарить? Ее? За что?

— Неужели вы не понимаете? — пожала плечами странная женщина.

Адмирал промолчал. Ведь рядом были подчиненные, и признаться при них в своей бестолковости было свыше его сил.

Хозяйка квартиры шагнула к нему — точно проплыла по воздуху. Взяла его руку со вздувшимися венами и развернула ладонью к себе.

— Я же вам объяснила, — почти пропела она, водя пальцем по его ладони. — Вот здесь у вас — лунный холм. Сюда идет ветка от линии судьбы. Видите?

— Вижу, — послушно кивнул повелитель флота.

— И вот здесь, на холме Луны, — продолжала женщина, — линия судьбы образует крест.

— Крест, — упавшим голосом повторил адмирал.

— Это значит, что вас подстерегает опасность от воды.

— Это ужасно! — воскликнул Николай Петрович. — Ведь я моряк, и вся моя жизнь связана с водой.

— На семидесятом году жизни, — уточнила женщина.

Адмирал сказал сипло:

— А мне как раз шестьдесят девять.

— Вот видите! Как раз в этом году.

Заметив, что лейтенанты с интересом прислушиваются к разговору, он скомандовал:

— Кру-ом! Шагом марш! Ждать меня на лестнице!

Телохранители с готовностью выполнили приказание.

Адмирал шепотом спросил гадалку:

— Что же делать? Выходить в отставку?

— Уже не надо, — ответила та. — Ведь опасность миновала.

— Почему?

— Благодаря этой замечательной девушке.

Наташа вздрогнула: такого поворота она конечно же не ожидала. Адмирал — тем более.

— Как это — благодаря девушке? — не поверил он.

— Очень просто. Она подвергла вас опасности, не так ли?

— Еще бы! — проворчал Николай Петрович. — Я мог из-за нее шею сломать.

Таинственная женщина указала на его вымокшие брюки, на валявшееся внизу пустое ведро:

— Но ведь это и была опасность от воды!

Адмирал вдруг заулыбался по-мальчишески, сверкая золотыми зубами:

— Точно!

— Только в миниатюре, — улыбнулась прорицательница. — Выходит, девушка отвела от вас настоящую, серьезную опасность, подменив ее пустячной.

Адмирал раскатисто расхохотался и стал вдруг симпатичным:

— А-ха-ха-ха! Адмирал советского флота чуть не утонул в помойном ведре! О-хо-хо-хо.

И, откланявшись, пошел мимо вниз по лестнице пешком, забыв о существовании лифта.

Проходя мимо злополучного ведра, помедлил секунду и, решившись, озорно отфутболил его в сторону, как в детстве футболил консервные банки.

Они остались на лестничной площадке вдвоем — Наташа и загадочная прорицательница.

Девушка завороженно разглядывала свою спасительницу. Это была женщина лет, видимо, сорока. Но с таким же успехом ей можно было бы дать и три тысячи лет: от нее веяло чем-то древним, загадочным и непознаваемым. Египетскими фресками, быть может.

Она была смугла и черноброва. Глаза… Неясно было, какого цвета ее глаза. Наверное, все-таки черные. Но они были такими блестящими, лучащимися, что, казалось, могли обрести любой оттенок.

Глубокое декольте, длинная, чуть изогнутая шея — как у царицы Нефертити. На золотой цепочке — причудливый талисман в виде непонятного иероглифа с круглым черным камнем в центре, напоминавшим зрачок великана.

Небольшой, но четко очерченный подбородок с ямочкой.

Тонкие губы, над ними слева — четкая черная родинка. Нос с небольшой горбинкой. Тяжелые, блестящие темные волосы собраны сзади в свободный низкий узел. В мочках маленьких изящных ушей — серьги из темных рубинов без оправы, свисающие двумя большими тяжелыми кровавыми каплями.

Но самым удивительным в этой женщине была ее манера двигаться. Словно именно про нее написал Пушкин в «Сказке о царе Салтане»: «А сама-то величава, выступает, будто пава». Ее жесты плавно и слитно переходили один в другой, точно не имея промежуточных стадий. А голос звучал тягуче, низко и увлекал, обволакивая слушающих.

— Ну что же, давайте знакомиться, — сказала женщина. — Меня зовут Виана.

— Наташа…

Виана протянула свою сказочную, как будто лишенную суставов, руку. Куда до нее Майе Плисецкой! Великая балерина по сравнению с Вианой — просто угловатый, нескладный подросток, как гадкий утенок рядом с настоящей Царевной-Лебедью.

Наташа засуетилась: она не могла ответить на рукопожатие, ведь только что отжимала половую тряпку. Забывшись, она отерла ладошки прямо о новое платье.

— Пожалуйста, успокойся, — мягко произнесла Виана и, взяв Наташу за руку, повела прямиком в свою квартиру.

Окно и почти вся поверхность стен были мягко задрапированы темно-фиолетовыми бархатными шторами. Освещалась комната мерцающим пламенем витых белых свечей. Такие же свечи, только других цветов — красные, желтые, даже черные — были расставлены на маленьких кубических столиках, сделанных, кажется, из стекла.

Виана задула свечи и включила электричество — причудливые светильники-бра в каждом углу.

Люстры в комнате не было. Вместо нее из центра потолка свисал на тонком золотом шнуре резной хрустальный шар величиной с небольшой арбуз.

— Садись, пожалуйста, — Виана кивнула на глубокое мягкое кресло, покрытое пушистым мехом.

Наташа послушно села — и утонула. Да, это тебе не троллейбусное сиденье.

Хозяйка подошла к ней и коснулась прохладными кончиками пальцев ее лба меж бровями, потом висков, потом затылка. Потом щек, крыльев носа, уголков губ, темени и опять лба.

Ритмичные, едва ощутимые прикосновения, казалось, оставляли на коже точечный узор. Точки сливались в линии.

Наташины глаза сами собой закрылись.

Теперь ее самой словно бы и не было, оставался лишь тонкий рисунок, создаваемый волшебными пальцами. Как искусная татуировка на лице индейского вождя.

Как маска, которую можно снять.

Снять с чего?

С кого?

Ни с кого, ведь ни лица, ни тела больше нет. Есть только легкость, необъяснимая легкость, полное отсутствие земного притяжения.

А какая красивая у нее маска! Она принимает очертания радужной бабочки. Верхние крылья — как раз на том месте, где когда-то, давным-давно были глаза. Нижние — где-то на месте бывших щек.

Бабочка живая. Она снимается с места и летит. Выше, еще выше. В черноту, украшенную звездами.

Это летящее существо и есть настоящая Наташа. Она уже совсем высоко. Совсем далеко.

Далеко от кого?

От Наташи.

Но ведь Наташа там, вверху!