Наталья Ким - Mainstream

— Так.

— Эта девчонка каждый день в курилке треплет языком — истории из личной жизни губернатора. Шендерович отдыхает. Если губеру лягут на стол аудиозаписи этих историй, вряд ли ее мамаша продержится в администрации дольше двадцати четырех часов.

Они смотрели друг на друга с удивлением. Пауза затянулась.

— Я что, опять какую-то глупость сморозила?

— Ты в спальню заходила?

— Не-е-ет. И на ночь не молилась, если что…

— Зайди.

На столике возле Костиной кровати стояли ваза с фруктами, бутылка французского вина, бокалы и свечи.

— По какому случаю праздник?

Гоша принес зажигалку и зажег свечи:

— У нас сегодня — круглая дата.

— Люблю праздники. Особенно, когда с тобой.

Через пару недель Юрка объявил, что всем ведущим, работающим в эфире, компания закупает костюмы. Лизе же в приватной беседе за чашечкой кофе сообщил, что она может выбрать в одном из лучших магазинов несколько костюмов лично для себя:

— Только купи себе хотя бы одно платье, у меня к тебе личная просьба.

— Тогда еще косметику.

— Да хоть две.

В магазин ее отвез Гоша. На обратном пути Лиза была мрачнее тучи.

— У тебя, детка, неадекватные реакции. Из магазина в таком настроении не возвращаются. Ты Юрку на одной только французской косметике разорила. Не говоря уже о тряпках.

— Все равно у меня такое чувство, что продешевила… Пускай зарплату поднимает, а то уйду к Сержу в «Новости».

— У Сержа тебе вместо «Lancome» выдадут крем-пудру «Балет», в лучшем случае. И тушь тайваньскую.

— Ладно, отрицательный результат — тоже результат…

— Ты о чем?

— Дальше работаю только на себя.

— Кстати, откуда такие познания об акционерных обществах?

— Так мы же акционировались недавно. Юрист на собрании нес какую-то пургу. Я ничего не поняла, поэтому прочитала закон. Не слишком банальный ответ?

— Ты уже забрала машину из ремонта?

— Этому ремонту конца-краю не видно. Они снова начали мотор перебирать. Мне надоела эта колымага.

— Покатайся еще на «девятке». С запчастями, по крайней мере, проблем нет. Я со своей замурыжился… А вообще, где эта мастерская? Завтра перегоним твою игрушку Славке, он ее по-быстрому переберет.

Они ехали на работу.

Собственно, Дмитриеву приходилось теперь ездить на работу дважды. Как обычно к девяти, а потом часам к двенадцати забирать из дома Лизу. Она продолжала свою ночную жизнь и возвращалась то в три утра, то, если повезет, часов в одиннадцать.

Эти люди не совпадали во всем. Гоша засыпал в десять и просыпался в пять. Лиза, если не загнать ее в постель, в пять только выключала компьютер. Она приходила с работы настолько вздрюченная, что спать все равно не могла. Поэтому сразу садилась делать текст или расшифровывать диктофонные записи.

— Зато я высыпаюсь, — это был единственный аргумент, который как-то действовал на Дмитриева. — Стёпка знает, что в час у него будет готовый материал, сразу можно в полосу ставить. Все-таки хорошо, что он мои полосы курирует. А то с этим дол… (ой!) с Анатоликом каши не сваришь. Он никогда не знает, сколько надо. Импровизатор хренов.

— Я тебя штрафовать начну за матерщину.

— «Хрен» — литературное слово.

— В растительном смысле, а не в том, в котором ты употребляешь. Где ты вообще этого всего нахваталась? Вроде бы, девочка из приличной семьи.

— А тебе меня возить надоело: про машину спрашиваешь?

— Если честно, у меня плохие новости.

— Может, с утра не надо? Хотя… Раз уж заикнулся, все равно буду целый день напрягаться.

— Давай, ты свой материал в редакцию закинешь, и поедем в «Кабачок». Поговорим, позавтракаешь заодно. Не ела опять ничего? — Я у Стёпки бутерброды тырю. С сыром. С колбасой ему оставляю. Все равно колбасу не люблю.

— Как он тебя терпит?

— Так это он настоял, чтобы меня в штат взяли на втором курсе. Ему от меня — сплошная польза. Ты пойди, с этими непризнанными гениями договорись, чтобы вовремя материал сдали. Или сказали бы, сколько наваяют. Принесут три «кирпича» раз в год под расход, и еще им в ножки поклонись. А я — не гордая, могу и заранее договориться: когда, чего и сколько. И, заметь, у меня ни один материал не лежит. С колес — в номер.

— Ладно, гениальная журналистка, я тебя в машине жду.

После этого разговора Лиза помрачнела надолго.

Конечно, она никогда не думала, что счастье будет длиться вечно. Но уж во всяком случае не до конца сентября…

Да и это время тоже было непростым. С Женькой творилось что-то неладное. Теперь он уже не ездил один — только с охранником. Жутко похудел, глаза ввалились. Он заезжал несколько раз в редакцию, просил передать Сашке какие-то бумажки. Он сам сказал, что им лучше не встречаться какое-то время. Только звонил почти каждую ночь и они болтали часов до трех. Никогда — о его делах. Ничего — о том, с кем она теперь.

А Дмитриев сообщил вот что. Его жена сказала, что возвращается в городскую квартиру: дачный сезон окончен.

У Лизы в голове от этой новости начались крупные нестыковки. Неужели все это время Гоша пудрил мозги и ей, и жене? Или только ей?! И как тогда вообще можно объяснить то, что она открыто жила в его квартире? Неужели ему удалось убедить жену, что у них с его сыном что-то серьезное? Она и Костю еще ни разу в глаза не видела — только на фотографиях.

Права была Анька…

— А что будет со мной? — Глупее вопроса она в своей жизни не задавала.

— Ты не поняла…

— Ну, конец сезона, так конец сезона. Спасибо за завтрак. Я на трамвае поеду. Вещи мои Инке отвези, Женька потом заберет.

— Я еще не закончил…

— А вот я закончила. И лучше не трогай меня, если не хочешь, чтобы я тут все окна повышибала…

Лиза не помнила больше ничего из этого дня: ни встреч, ни разговоров, ни записи в студии — ничего. Инка сказала, что она пришла к ней в восемь вечера и молча села смотреть «Собаку Баскервилей». На вопросы не отвечала. Сотовый отключила.

Потом спохватилась, позвонила Женьке и сказала, что все хорошо.

Когда кассета закончилась, Лиза сказала:

— …Как можно быть такой дурой.

Потом очень подробно, перебирая все факты, рассказывала Инке события последних месяцев. Она, кажется, пыталась найти «точку невозврата», где она совершила главную ошибку.

— Лиза, ты сейчас ничего не решишь. Надо успокоиться.

— Я успокоюсь, когда он сдохнет. И у меня есть шанс — он уже старый… Он звонил тебе? Вещи привёз?

— Какие вещи?

— Понимаешь, я сказала, чтобы он к тебе привез мои вещи: я его видеть не хочу, к маме нельзя, она с ума сойдет. Ей вообще ничего нельзя говорить.

— Я поняла. Но это ведь только сегодня днем случилось. Мог и не успеть собрать.

— Разве?

— Послушай, ведь он тебе хотел что-то еще сказать. Может быть, поговорить с ним?