Наталья Ким - Mainstream

— Пускай он с женой разговаривает. Я — пас. Можно я сегодня у тебя переночую?

— Да, конечно.

Ночью Лиза растолкала Инку:

— Я поняла. Меня же никто практически в его квартире не видел: прихожу под утро, уезжаю днем. Он сам меня на работу возил, то есть у подъезда с ключами не торчу. Выходные — порознь. Жена вообще может не догадываться. Только вещи. А там их куда-нибудь припрятать — плёвое дело. Квартира-то здоровенная.

— Ну, и что теперь?

— Я была права с самого начала, вот что. А потом позволила себе мозги запудрить. Так вот дураков-то учат.

Дмитриев не звонил. Никому.

Лиза металась между желанием позвонить ему самой и сказать: «Вернись, я все прощу». Или позвонить Саше и спросить, сколько стоит заказать главного редактора. И попросить взаймы.

Самое ужасное: надо было ходить на работу и работать. И выглядеть прекрасно. И заставить себя не выглядывать по сто раз на дню в окно, чтобы посмотреть, не стоит ли внизу его машина. Ее все равно не было.

Она пообещала себе, что можно будет поплакать в субботу вечером. В воскресенье не надо было никуда идти, поэтому наплевать, если морда распухнет. Плакать не получилось. Пришлось до утра смотреть видик.

В понедельник надо было ехать на запись. Через час работы в студии с красными от света софитов глазами Лиза вышла в курилку. Курить не курила, а кофе с журналюгами пила. Там её выцепил Юра:

— Лиза, загляни ко мне…

В директорском кабинете сидел Дмитриев.

— Я вас оставлю вдвоем, только посуду не бейте.

— Иди уже со своими дурацкими шутками, — Дмитриев был злой, как черт.

— Я тоже, пожалуй, пойду, — Лиза моментально успокоилась.

— Нет уж, оставайся, — подлец-Юрка впихнул ее в кабинет и закрыл дверь снаружи.

— Ты привёз мои вещи? — Лизе ничего не оставалось, как перейти в наступление.

— Нет, я приехал за тобой.

— Организовал жене еще один отпуск на Кипре? Или снова сбагрил ее на дачу?

— Не разговаривай со мной в таком тоне.

— Я могу вообще не разговаривать.

— Почему ты никогда меня на слушаешь?!

— Потому что ты мне все время врешь.

— В чём?

— Я не желаю выяснять отношения! Их нет!

— Уже лучше. Крикни погромче, чтобы все услышали.

— А ты прав. Кого нам стесняться в собственной стране?! Любовницу домой притащить при живой жене — нормально. Мозги мне пудрить все лето — не фиг делать.

— Ты ничего не знаешь о моих отношениях с женой.

— Не знаю и знать не желаю. Но я так, на всякий случай поинтересуюсь: ты за мной приехал, куда везти собрался?

— Моему приятелю за долги достался коттедж. Стоит свободный. Пятнадцать километров от города. Ты наверняка знаешь — это рядом с Инкиной дачей. Я поэтому спрашивал, что с твоей машиной. Я не смогу тебя всё время возить. Ты забрала ее из ремонта?

— Я на ней приехала.

— Господи, как с тобой тяжело-то… Как будто два вагона разгрузил.

— А ты разгружал вагоны?

— Было дело по молодости. В институте, — Дмитриев подумал, что Лиза уже немного оттаяла и можно будет поговорить спокойно. Не тут-то было…

— У меня еще вопрос: ты там жить собираешься или это так — дом свиданий?

— Ты опять начинаешь?

— Ты еще не знаешь, как я начинаю.

— Все. Надоело. Я ухожу, — Дмитриев направился к двери. У него действительно лопнуло терпение.

— Очень жалко, — уже в спину бросила ему Лиза.

Он вернулся. Наклонился над креслом, в котором сидела Лиза, и посмотрел ей прямо в лицо:

— Чего ты добиваешься?

— А ты? — ей приходилось смотреть на него снизу вверх. Таким взвинченным она еще ни разу Гошу не видела.

— Ты едешь или нет?

— А ты любишь меня?

— Что?

— Ты меня любишь?

— Это очередная провокация?

— Я не хочу таких отношений. Ты опять психуешь, как тогда, летом.

— Это ты меня довела. Я уже неделю спать не могу. — Он сел радом на пол, прислонившись спиной к дивану.

— Я тоже. Сижу ночами, как дура, смотрю видики. Глаза красные, как у кролика Роджера.

— Ты меня до психушки доведешь. Чем я вынужден заниматься на старости лет? Уговаривать какую-то девчонку жить со мной в загородном доме. Рассказать кому — не поверят.

— А ты не рассказывай. Это будет наша маленькая тайна.

Дмитриев помолчал, потом посмотрел на нее с изумлением:

— Слушай, я не думал, что ты такая собственница.

— На себя посмотри: «Я приехал за тобой». «Мебель, самовывоз».

— Я, между прочим, мебель туда уже присмотрел.

— Что-то мы долго сегодня ругаемся, — Лиза вздохнула. Когда он не давил на нее, она готова была кинуться ему на шею и провести так, если не остаток своих дней, то по крайней мере, целый вечер.

— Я бы сказал, по-взрослому. Ну что?

— Я согласна. Хоть ты меня и не любишь…

— Да люблю я тебя, люблю. Могу написать это на любом заборе.

— Лучше на асфальте, под окном, в конторе.

— Замётано.

Сразу поехать вместе смотреть дом не получилось: Дмитриеву позвонили и он, успев только несколько раз поцеловать Лизу и извиниться перед Юркой за свой давешний ор, куда-то умчался.

На следующий день Лиза набрала его номер:

— Гош, что значит: «Лиза, я тебя…»? О чем это многоточие? — она смотрела в окно, под которым на асфальте красовалась крупная надпись мелом.

— Можешь гадать до трех раз, — и отключился.

— Тоже мне, Карлсон нашелся.

Снаружи дом Лизе не понравился — бестолковая новорусская архитектура. Внутри было получше: холл, кухня, отделенная от него барной стойкой, хозблок. На втором этаже — две спальни и терраса.

Гоша явно соскучился и попытался сразу затащить Лизу в постель. Но она еще не вполне отошла от ссоры и не решила окончательно, как строить с ним дальше отношения, поэтому искала повод отвертеться:

— Где презервативы?

— Давай так.

— Нет.

— Я не помню, куда их сунул.

— Сначала найди, потом приставай.

— Ну ты, имей жалость…

— Кто бы меня пожалел.

Гоша, проклиная все на свете, огляделся по сторонам. Он любил, чтобы все находилось на своих местах, поэтому новая обстановка выбивала его из колеи. А тут еще этот переезд, нервотрепка, Лиза… Все вылетело из головы.

— Я, правда, не помню.

— А ты их точно покупал?

— Конечно. Поехал всякую мелочевку сюда закупать, продукты и в аптеку тоже заехал.

Лиза подошла к холодильнику, открыла дверцу, заглянула в пару ящиков и со смехом достала оттуда упаковку презервативов:

— Ты их всегда с маслом хранишь?

— Ты как их нашла?

— Мама, когда в угаре носится, тоже все подряд в холодильник складывает.

Эта ерунда ее так рассмешила, что она не могла остановиться.

Дмитриев давно заметил, что Лизина обычная язвительность в домашней обстановке улетучивается. Она просто, как многие дети, заметив что-то смешное, начинала раскручивать ситуацию до абсурда.