Наталья Ким - Mainstream

— Лиза, может быть, тебе другую собаку купить? Какую ты хочешь? — мама пыталась заглянуть Лизе в глаза, но та, как будто никого не видела.

— Никакую. Я Мирту люблю.

Казалось, весь мир перевернулся. Лизу не отпускали одну в школу, встречали с занятий, категорически запретили ездить к ее новым знакомым.

Она ничего не понимала. Видно же было, что родители и деды тоже сильно переживали из-за случившегося. И вот когда она уже почти нашла, кого надо наказать, ее никуда не отпускают.

Родители объяснили ей, что всех, кто шьет собачьи унты, наказывать нельзя. А человека, который украл Мирту, невозможно найти, потому что Лиза не помнит номер машины.

Получается, она помнила все, кроме самого главного. Но как можно заранее угадать, что главное, а что нет? Значит, надо запоминать все. Вот она и запоминала. Перед сном или утром по дороге в школу Лиза прокручивала в голове весь предыдущий день до мельчайших деталей. Оказалось, совсем нетрудно представить себе целую страницу из учебника и прочитать ее.

Год Лиза завершила в статусе круглой отличницы, чем окончательно настроила против себя одноклассников.

В школе, как водится, никто ничего не понял. После того, как Лиза вломилась с криками в директорский кабинет, после суеты с милицией и «скорой помощью» поговаривали, что появилась сумасшедшая третьеклассница.

Можно сказать, Лиза легко отделалась — от того, что она «пропахала» лицом по дороге, остались только небольшие шрамы на правой брови. Правда, и они не давали ей покоя, поэтому мама сама предложила выщипывать брови: тогда проплешину было не видно.

Но после этого в школе вообще житья не стало. Теперь девчонки стали говорить, не только, что «она — того» и крутить пальцем у виска, но и обзывать ее королевишной. За глаза. Так — боялись. Лиза сильно изменилась после этой истории. Когда после летних каникул впервые услышала про «королевишну», с разворота ударила костяшками пальцев девочке по горлу. Маму вызвали в школу. Объяснение от Лизы получили короткое: «Пусть не нарываются».

Родители пытались выяснить, почему она так жестоко поступила с одноклассницей. Но Лиза просто сделала так, как ее научили друзья — Игорь, Наиль, Борька и Пашка. Те, по кому, по мнению папы, колония плачет.

Задерживаться в редакции Лиза не стала: пригубила дешевую шипучку, съела мандарин, засунула в карман несколько шоколадных конфет — никогда не могла от этого удержаться — и поехала за Инкой. Пора было выдвигаться на дачу. К Гоше она зашла еще раньше, перед тем как в его конторе началась торжественная часть. Поцеловала и пообещала все, что он хотел от нее услышать. (Все-таки Новый год.)

У нее не было четкого плана на эту ночь. Все зависело от того, как поведет себя Гоша.

Она ждала его звонка. Когда наряжали елку на улице и развешивали гирлянды, когда Сашка привез полный багажник продуктов (Женька обещал выпивку) и двух девчонок — этих Инка сразу приставила к столу, чтоб резали и строгали. Когда собрались все и уже накрыли стол, она тоже ждала — не выпускала телефон из рук и все время смотрела на дисплей.

Женька застал ее за этим занятием:

— О чем задумалась?

— Маме надо позвонить. Думаю, до или после Нового года?

— До и после.

Женя набрал номер:

— Евгения Викторовна! С наступающим! Тут Лиза хочет с вами поговорить, — и сунул ей трубку.

— Мамусик, с наступающим! Телек смотришь? Шампанское открыла? Коньяк? Это правильно. Ну, созвонимся в следующем году! Всем привет! Жениха тебе хорошего, пока папа не слышит!

И опять уткнулась в дисплей.

Потом все целовались, чокались, запускали фейерверки, жгли бенгальские огни, ели торт, поскальзывались и падали, кидались снежками, грели моторы у машин, чтобы утром можно было уехать. Затопили баню и парились там всей толпой.

Лиза сидела в предбаннике, завернувшись в простыню. Женька валялся рядом — ему подурнело от жары.

— Сто раз тебе говорила: не пей в бане. У тебя сосуды слабые.

— Я больше не буду. Поцелуй меня.

— Только из милосердия.

— Мать Тереза!

— Слушай, сколько уже времени?

— Пятый час на моих титановых.

— Да, вечеринка удалась. У тебя еще коньяк остался?

Женька достал из-под лежака полбутылки армянского.

— Догонимся и перегоним Америку! — сказала Лиза и начала пить из горлышка. Женя пытался ее остановить, но бутылка опустела буквально на глазах.

— Ну ты даешь! — удивился он. — Посмотри: сколько пальцев?

— Три.

— Правильно.

— Пойдем спать.

— Глупо отказываться от таких предложений…

Лиза просыпалась и чувствовала себя волшебно: приятная легкость во всем теле, шелковая простынь. По уже сформировавшейся привычке она стала прикидывать, что увидит, если откроет глаза. На границе сна у нее часто пропадало чувство реальности: где я, с кем?

Реально в голову ничего не приходило. Был Новый год. Значит, Женя. Откуда шелковая простынь? У Инки на даче таких нет.

Все-таки пришлось открыть глаза: Дмитриев. Курит в кресле. Лиза осмотрела себя под простыней: следов изнасилования не обнаружила.

— Где ты меня подобрал? Или я сама приехала?

— Мне тебя Инка привезла. В шесть утра. Я отвез ее обратно на дачу.

— Полный пробел. Ничего не помню.

— Головка не болит?

— С чего вдруг?

— С похмелья.

— Не-а. Хорошо наоборот. Как отметил праздник?

— Тебя, как дурак, дожидался. Думал, с ума сойду. Что за манера, сотовый отключать?!

— Ой, вот только не ори. Я хоть и с похмелья, но слышу отлично.

Он загасил сигару. «Она, кстати, не так противно воняет, как сигареты», — отметила про себя Лиза. Разделся, лег рядом, налил вина из открытой бутылки:

— Будешь?

Лиза отрицательно покачала головой. Уже не знала, чего от него ждать. Подумала, что вот сейчас-то он ее и придушит.

Он отпил глоток, потом еще, поцеловал ее, и вино оказалось у нее на губах, во рту.

— Еще?

Она уже не сопротивлялась.

— Я напою тебя сейчас, и ты мне все расскажешь… — шептал он ей на ухо.

— А я еще ничего не рассказала? — так же шепотом спросила Лиза.

— Представь себе, нет.

— Тогда бесполезно. Я полбутылки коньяка выпила, и до этого еще шампанского…

— Тогда сам напьюсь, — Гоша откинулся на спину.

Лиза поцеловала сгиб его локтя, потом ладонь. Потом он сдался.

— Инка, надо поговорить. Лучше — встретиться.

— Лиз, ты на меня не обиделась?

— Еще бы знать, за что. Я ничего не помню. Приезжай в нашу кафешку, к пяти. Я смоюсь от Гоши — все равно еще к маме надо заглянуть, подарки отдать. Я же тридцать первого не успела, только пообещала.

В пять они сидели в кафе.

— Так, давай все по порядку, а то меня чуть кондратий не хватил, когда я у Гоши очнулась.

— Вы ушли с Женькой спать, а потом я смотрю: ты сидишь на лестнице и плачешь. Сказала, что хочешь к Гоше и жить без него не можешь. Выглядела, как нормальная. Женька спал. Я тебя к Гоше и отвезла. Он там матерился на весь дом, я ему еле втолковала, что ты в машине спишь. Сказала, что ты ждала его звонка, а потом напилась.