Наталья Ким - Mainstream

— А что про дачу?

— Правду сказала, ессно. Отмечала там Новый год с друзьями, тебя тоже позвала. Все логично.

— А Женьке чего затерла? Похоже, это он мне сотовый втихушку отключил.

— С Женькой все плохо. Он проснулся, кажется, все понял, спрашивать ничего не стал, забрал девок и уехал. Даже не позавтракал. Сашка пытался ему что-то сказать: без толку.

— Я вот думаю все время: это вообще жизнь такая или только я — дефективная. Почему я все делаю не так? Почему счастья нет?

У Инки на глаза накатили слезы:

— Потому что только о себе думаешь. Тебе все равно, что я, например, чувствую. Я тоже осталась одна в Новый год. Антон мне тоже не позвонил. Только утром… Я не могу так. Устала: он то со мной, то с женой…

— Прости меня, Ин. Я действительно вела себя как последняя скотина. Давай, я позвоню Антохиной жене и все ей расскажу. И пускай он с ней весь праздник объясняется, свинья такая!

— Тебе только ломать! Он тогда вообще меня бросит.

— Это если его жена не выпрет. Они вообще ни от чего не отказываются, пока окончательно не прижмет. Посмотри на моих: ни один ради меня не развелся.

— Наученные горьким опытом своих предшественников, — Инка сквозь слезы рассмеялась, вспоминая Лизины похождения в начале журналистской карьеры.

У Лизы тоже непроизвольно проскользнула ядовитая улыбка:

— Да уж, навела шороху. Зато будет, что вспомнить в старости. Вот останемся мы с тобой, Инка, вдвоем — две такие бойкие старушки, купим дом на побережье, будем сидеть, пялиться через пенсне на океан и вспоминать, какие дуры были в молодости.

— А почему одни?

— Ну, даже если будут дети или, там, внуки, мы же с ними жить не будем, чтоб мозги им не пылесосить своим маразмом. По-моему, это гуманно.

— П ознакомься с моим ребенком, — Дмитриев сидел на своем месте в кабинете. Сбоку, за приставным столиком — Костя. Она его узнала — миллион раз видела на фотографиях.

Лиза заскочила к Гоше без предупреждения, зная, что он только что подъехал. Увидела в окно, как он выходил из машины с каким-то мужчиной. Дело было срочное: она победила в конкурсе молодых журналистов в Москве. Надо было чуть ли не сегодня брать билеты. Лиза прибежала за деньгами. Но говорить на эту тему при посторонних, конечно, было нереально, поэтому она на несколько секунд приостановилась в задумчивости: как бы выставить этого парня или вытащить из кабинета Дмитриева.

— А это — Лиза, у Попова работает, — представил ее Гоша. Костя кивнул в знак приветствия. — Лиз, ты извини, мне с сыном надо поговорить. Я позже тебе позвоню.

Она молча развернулась и вышла, продолжая перебирать в голове, у кого прямо сейчас можно взять взаймы. Очень просто могло случиться, что если тянуть до завтра, то не будет билетов на нужную дату. У лифта ее нагнал Дмитриев:

— Ты чего, как зомби? — Он поцеловал ее, когда они вошли внутрь.

— Думаю. А что ты за мной побежал? Ну и разговаривал бы дальше.

— Решил, лучше сразу прошвырнуться до лифта, чем потом полгода за тобой бегать, чтобы помириться. Что надо?

— Денег на билет в Москву и обратно, — Лиза все еще держала в руках распечатку электронного письма из оргкомитета конкурса. Сначала сходила с ней к редактору, чтобы отпроситься на неделю: тот поморщился, но согласился.

— Через полчаса не поздно?

— В самый раз. Я добью текст и съезжу в трансагентство.

По большому счету, Лиза Москву терпеть не могла. Она не могла понять, как там расположены улицы, как можно парковаться в этих кривущих узких переулках, как ориентироваться, если все видимое пространство затыкано отвратительными палатками со всяким барахлом? Даже карта не помогала, потому что нигде не было табличек с названиями улиц и номерами домов или они были завешаны рекламными щитами. А на вопрос: «Как пройти…» — даже бомжи огрызались: «Понаехали тут!»

Но не поехать за дипломом победительницы из-за такой мелочи, как нелюбовь к городу, было бы верхом глупости.

Степка, правда, приуныл от известия о Лизином отъезде на неделю и вынудил-таки ее сдать в запас три материала, которые она надеялась сделать после возвращения.

Но ему она могла пойти на уступки, даже если приходилось не спать пару суток. С первым заместителем главного редактора у Лизы сложились особые отношения.

Шесть лет назад Степану позвонили с журфака и попросили, как недавнего выпускника, дать объявление об очередном наборе и творческом конкурсе для абитуриентов. Он поставил.

Через некоторое время когда уже прошли вступительные экзамены, ему позвонила незнакомая женщина и долго благодарила за то, что они напечатали объявление о наборе на факультет журналистики. Ее дочь пережила какой-то сильный стресс, кажется, не поступила в Академию художеств, долго находилась в депрессии, и только эти экзамены и поступление в университет вывели девочку из кризисного состояния. Евгения Викторовна очень благодарила Степу за то, что есть такая замечательная газета, которая опубликовала такое замечательное объявление.

Евгения Викторовна действительно подсунула это объявление Лизе, под тем предлогом, что на журфаке объявляется творческий конкурс. Лизин дедушка до войны работал главным редактором, Лиза в числе прочего пописывала стишки и сочиняла поздравлялки для своих друзей, не говоря уже о выпуске стенгазет. На творческий экзамен она пошла, скорее, ради борьбы со скукой. А когда получила «отлично», мама уговорила ее сдать остальные. Лиза слегка удивилась, когда набрала максимальный балл и была зачислена на первый курс. Все-таки она художница, а не писательница… Да и математика с литературой — прямо скажем, не одно и то же.

Как-то в ноябре она все же решила сходить на занятия (папа моментально после зачисления сделал ей освобождение от полевых работ и физкультуры, поэтому проблем по части посещаемости не возникло). Несколько предметов ей показались интересными. А главное, в этом университете ничего не напоминало об изобразительном искусстве…

— Нет проблем, обращайтесь еще, — Степа проявил обычную вежливость. — Пускай ваша девочка приходит к нам на практику, коллектив у нас хороший.

Сколько таких практиканток проходит через редакцию, и не сосчитаешь.

После Нового года его вызвал главный:

— Вот, Степан, привел тебе практикантку. Девушка, оказывается, не только пишет, но еще и рисует, — сказано было с им обоим понятным подтекстом: редакционный художник страдал запоями, а увольнять людей по таким «мелким» поводам редактор не привык. Поэтому еще один рисующий человек — как он надеялся, бесплатно рисующий — был очень кстати.

Степа сначала увидел огромный воротник из чернобурой лисы, а уже потом из меха вынырнуло тонкое подвижное лицо.