Елена Анопова - Блудная дочь возвращается

Жили они, как оказалось, в частном секторе, и куда мне деваться, никто не знал. Выручила Зинка Циплакова: «Пойдём ко мне, у меня в доме широкая кровать, ляжешь со мной, а завтра разберёмся». «Дом» - это было громко сказано. В темноте, почти ощупью мы добрались до глинобитной клетушки. Дверь отсутствовала, а предназначенный для неё проём был завешан занавеской. Маленькое оконце вообще не имело рамы. Пол земляной, крыша сложена из чего-то наподобие камыша, залепленного сухим навозом. И это при отсутствии потолка. Эти подробности я разглядела уже утром, как и то, что Зинкина и моя обувь таинственным образом исчезла. Обнаружили мы её разбросанной по двору, там же были и ночные воры: по двору разгуливали огромные индюки, время от времени перетаскивающие наши туфли с места на место. Что они нашли в наших вещах, трудно сказать, но с тех пор нам пришлось ночью во избежание потерь класть обувь на стол (другой мебели, кроме стола и двух железных кроватей, которую хозяйка на следующий день застелила для меня, в нашей клетушке не было).

Утром я детально рассмотрела весь окружающий антураж. Комната наша оказалась отдельной глиняной хибаркой, боковыми стенами прикреплённой к ряду подобных ей сооружений. Все они задней своей стенкой образовывали глухой забор, окружающий большой двор, на котором не было ни единого деревца или травинки. Дверей, в обычном понимании этого слова, нигде не наблюдалось: были проёмы для входа или просто одна стена отсутствовала, как, например, у хижины, предназначенной под кухню. По двору ходила всякая живность, включая знакомых уже нам индюков. Причём всё это было такое грязное и обшарпанное, что казалось, к этому столетиями не прикасалась рука хозяина, а лишь что-то залепливалось и залатывалось. Как выяснилось впоследствии, моё первое впечатление было верным. Поколение за поколением селяне гнездились в этих глиняных хибарах, земляной пол которых был продолжением хорошо утрамбованного двора, практически ничего не меняя в укладе своей жизни. Например, на стене в нашем домике висел нож, которым прадед хозяйки срезал соты в ульях и который я выменяла на капроновый платочек, увезя с собой в Москву на память.

Утро было непривычно тёплым, предвещая дневной зной. Придя на базу (так назывались помещения, которые во время экспедиций снимали под костюмерные, гримёрные и склады), я первым делом разыскала ящик со своими личными вещами. Умывшись, я переоделась в специально сшитый мною перед «югом» туалет - предполагала, что будет очень жарко. Это была «песочница» из тёмно-синего ситца в цветочек: коротенький халатик с расклёшенной юбочкой, при небольшом наклоне открывающий трусики из такого же материала. Слегка подмазала глазки, хотя обычно на работе я вообще не пользовалась никакой косметикой, и, возясь с костюмами, стала ожидать появления Лёни Попова. Он, как всегда, влетел в костюмерную, и, не оглядываясь по сторонам, стал что-то говорить. О моём приезде он не подозревал и был занят производственными проблемами. Мы не виделись с ним больше месяца, так как из Ленинграда он уехал ещё до окончания съёмок и сразу отправился на выбор натуры. Таким образом, в Москве мы тоже не общались: прямо с выбора натуры он значительно раньше меня прибыл на Кавказ. Поэтому я с некоторым трепетом ожидала нашей встречи. С одной стороны, я не знала, не изменилось ли его отношение ко мне, с другой - и себя я хотела проверить: ёкнет ли при встрече моё сердце. Я боялась, не случится ли то, что уже не раз бывало у меня по отношению к очередному хахалю: однажды утром я просыпалась и задавала себе вопрос: «Ну что я в нём такого нашла?!» - и наступало полное равнодушие, моментально сменявшее увлечение или влюблённость. И мне самой становилось не менее тоскливо, чем тому, кого я так неожиданно бросала. Это ощущение напоминало грусть и разочарование, которое испытываешь, когда переворачиваешь последнюю страницу интересной книги: ещё стараешься протянуть время, чуть-чуть пролистать назад, но уже знаешь содержание и заключительные фразы эпилога.

- Леонид Сергеевич! - окликнула я его.

Он остановился, как вкопанный и даже не сразу повернулся ко мне. Было такое впечатление, что его оглушило и он не знал, то ли ему пригрезилось, то ли он и вправду услышал. Я повторила свой призыв, добавив: «Здравствуйте!»

- Рыженькая! Ты наконец приехала! - бросился он ко мне на глазах у многочисленных свидетелей. - Когда? Почему ты сразу не пришла ко мне? Я специально снял отличную комнату на двоих! - и далее в том же духе. Его радостному оживлению не было предела. Я тоже с удовольствием поняла, что мои опасения пока безосновательны. Он мне нравится, он очень мил и внешне приятен… в общем, всё хорошо.

В тот же день, взяв с собой небольшое количество массовки, мы поехали «на натуру». Съёмку решили перенести на завтра, а пока надо было просто осмотреть место, наметить точки, определить порядок и очерёдность съёмок и по возможности кое-что отрепетировать.

Никогда прежде я не видела такой величественной и первозданной красоты да и описать её не берусь - это надо только видеть! Скалы; узкие горные реки, которые, спускаясь в долины, широко растекались среди камней; дороги, над которыми с одной стороны нависали каменные громады, а с другой обрывом уходили вниз отвесные стены пропасти! Но самое незабываемое зрелище представляли собой два озера вулканического происхождения - одинаково круглые, разделённые между собой естественной перегородкой, ставшей насыпью для дороги, они были похожи на бездонные синие глаза самой Земли, загадочно смотрящие в небо. Видно было, что к воде никто не спускался, по крайней мере, несколько лет. Не было видно ни троп, ни следов человека. Берега внизу заросли высоченной травой с белыми зонтиками цветов. Местный проводник говорил, что в озере живёт дракон, и бывали случаи, когда он уносил отчаянных храбрецов, рискнувших поплавать в хрустальной озёрной воде. Действительно, озёра производили немного зловещее впечатление, тем более, что пока мы их рассматривали, из гнёзд где-то над водой вылетела пара хищных птиц, похожих на орлов.

И всю эту девственную красоту нам предстояло разрушить! Тут полностью подтвердилась перефразированная поговорка: где «Мосфильм» пройдёт, там трава не растёт! Потоптавшись на круче и обменявшись восторгами, мы начали осторожно спускаться вниз по почти отвесному поросшему мелким кустарником склону. Для этого протянули верёвку и, держась за неё, съезжали вниз прямо на попе. На канатах спустили «диги» (большие осветительные приборы) и остальную необходимую технику, с криком «берегись» сбрасывали вниз доски, мешки и другие небьющиеся предметы. В общем, развернули бурную деятельность. И в какой-то момент обнаружили, что за пару часов усердного «освоения съёмочной площадки» успели вытоптать вокруг почти всю растительность, а ведь здесь должен был сниматься эпизод «У священного озера», места тайного и дикого. Пришлось огородить забором последнюю «кашку», около которой потом исполнял свой шаманский танец Махмуд Эсамбаев. Известный танцор приехал накануне съёмок. Костюм его находился в виде полуфабриката, ожидая примерки. Накануне съёмок нам пришлось дошивать его кожаную куртку и лосины. Самое сложное, что было в изготовлении онкелонских костюмов, - это пришивание косточек разных пресмыкающихся, служивших их отделкой. Алина нашла, конечно, оригинальное художественное решение - на экране лягушачьи и змеиные скелетики выглядят очень эффектно. Косточки закупались на Московской фабрике наглядных пособий, которую в шутку называли «Кошки-собаки». Они там вываривали бедных зверушек так, что от них оставался только белый скелетик, который укладывался в коробочки с ватой. Беда заключалась в том, что скелетики были невероятно хрупкими, ломкими и их приходилось заменять каждый день, особенно перед съёмкой крупным планом. Змеи, так эффектно выделяющиеся на костюме Эсамбаева, приходилось заменять даже несколько раз в день: танцор был необыкновенно подвижен, и скелетики на нём рассыпались на позвонки. В конце концов я вышла из положения, нанизав позвонки на леску, и закрепила каждый отдельно на бусинке.