Елена Анопова - Блудная дочь возвращается

Младший уговорами и силой оттащил брата в сторону. Но так как тот не хотел расставаться с Зинкой и потянул её за собой, мне удалось освободиться сразу от всего груза. Их возня продолжилась на соседней кровати, а младший зажёг свечу и стал рассматривать меня. Видно, я ему приглянулась, и он уселся рядом и стал лезть целоваться. При этом он обхватил кровать руками, опять ограничив мои движения. Намерения обоих оказались нешуточными, и мы не знали, как выкрутиться из ситуации. На помощь пришла хитрость. Я стала заговаривать зубы своему визави, расписывая, уверяя, что он мне тоже понравился, но я так просто не могу, а вот завтра они нас могут «унести в горы», и как всё это будет чудесно. На их возражения, что на завтра назначен отъезд группы, мы убедили их, что действительно утром уедут все, кроме нас, и таким образом мы будем свободны от нескромных взглядов и любопытных ушей. В общем, уговорили. Правда, пришлось мне с младшим в закрепление обещания поцеловаться, иначе он не хотел поверить. В середине ночи, чутко прислушиваясь к каждому шороху, мы с Зинкой тихо поднялись, собрали вещи и, как тати, исчезли со двора. Пришли на базу, а на рассвете пробрались в автобус и залегли под задними сиденьями, накрывшись костюмами. Когда настало утро, около автобуса появились наши несостоявшиеся «насильники». Они нас разыскивали, готовые на любые решительные действия, - ведь мы их, горных джигитов, обманули! Но заранее предупреждённая группа уверила их, что Лена и Зина остаются пока в Сормаково, но где они сейчас, никто не знает, может, пошли купаться. Автобус благополучно отъехал, и мы, сбросив с себя пыльные тряпки и всякую рухлядь, могли наконец с облегчением вздохнуть. Естественно, весь автобус потешался, а мы, надо признаться, за эту ночь немало переволновались и в дальнейшем шарахались от местных кавалеров, памятуя об их южном темпераменте и диких нравах.

В Нальчике нас сразу доставили на базу, которая, по обыкновению, размещалась в здании школы. В гостиницу мы попали уже к вечеру. Там нас встречали уехавшие накануне члены группы, к моменту нашего появления многие из которых были уже хорошо навеселе. Видимо, хорошее вино и приличные по сравнению с сормаковскими условия проживания заставили всех расслабиться и развеселиться. Люська слегка покачивалась, прислоняясь попеременно то к грузовику, то к шофёру грузовика; Алина пылала розовыми щёчками, а кокетливый шарфик безуспешно пытался прикрыть здоровенный синяк от засоса на шее. Все лезли целоваться и обниматься, как будто мы не виделись, по крайней мере, месяц, а не одни сутки. Тут на порог выскочил, сверкая очками, Лёня Попов и с ходу громко заявил: «Рыженькая, ты теперь будешь жить со мною!» Я немедленно запротестовала. Не успев обдумать ситуацию, я просто возмутилась, что кто-то покушается на мою драгоценную свободу. Тогда он при мне распорядился, чтоб меня поселили в номере напротив. «И не одну, - добавила я, - а с Зинкой или Люсей!» Люська тут же схватила чемодан и в сопровождении своего кавалера, шофёра с газика, потащила к себе в двухместный номер, где была свободная кровать. А Лёня переехал с третьего (привилегированного) этажа на второй и поселился в номере напротив. Я, конечно, почти всё свободное время проводила у него и с ним, но была полностью независима и, если хотела побыть одна, уходила в «свой угол». Как я уже говорила, сексуальная сторона отношений мало занимала меня. Скорее, это была дань, необходимая часть отношений, которую невозможно было обойти. Мне приятно было нравиться, увлекать мужчину, заставлять его покоряться, но я всегда понимала, что конечной его целью было обладать мной, и приходилось с этим мириться. Но «обладать» для меня не значило «владеть», и переход к интимным отношениям не становился для меня неким закреплением его власти надо мной. Я разделяла с мужчиной ложе только до тех пор, пока он мне был интересен. Возможно, поэтому у меня было так много мужчин и связь, как правило, длилась недолго. Я наперёд знала, предчувствовала, на сколько времени меня хватит. И когда мне становилось скучно, а встречи переставали приносить радость новых впечатлений, я без сожаления покидала очередного любовника. Нового я специально не искала, не испытывая никого дискомфорта от временного одиночества. Следующий находился как-то сам собой, и наиболее настойчивый привлекал мое внимание. Чем богаче была его душа, запас знаний, жизненного опыта, тем выше были его шансы понравиться мне. Внешность, безусловно, тоже играла свою роль, но не первостепенную. Она просто не должна была быть отталкивающей, неприятной, хотя некоторые дефекты сразу служили преградой. Например, лысина или маленький рост.

Лёня был интересным собеседником, много поездил и повидал. Был интеллигентен и воспитан. Это всё меня привлекало и делало наше общение приятным. Он мне нравился, но я знала, что в Москве мы уже встречаться не будем - наши пути разойдутся. Печали это не вызывало, а скорее сближало, заставляя как бы набраться впрок, пообщаться с запасом на будущее.

Расстаться нам пришлось даже раньше, чем предполагалось. В конце августа он должен был улететь на Камчатку на съёмки гейзеров. Предполагалось, что он возьмёт меня с собой: одевать дублёров в костюмы героев. Но человек предполагает, а бог располагает. Заболела Люська, моя помощница. У неё обнаружилось воспаление придатков, и пришлось отправить её в Москву. На незаменимой должности костюмера осталась одна я, и Алина меня, естественно, не отпустила. Я была страшно расстроена: не из-за разлуки с любимым, а из-за того, что не увижу Камчатки, а в будущем такая возможность уже не представится никогда. Лёня улетел, а на Кавказе пошли дожди, и мы большую часть времени просиживали в гостинице. Варили прямо в номере на электрической плитке кашу, трепались, вязали и толстели. Кроме того, от нечего делать, я увлеклась эпистолярным жанром и писала письма своим подругам и, конечно, Игорю. Причём последний мой респондент получал от меня послания, полные романтики и сентиментальной нежности, навеянными скукой и, наверное, книгами, которые я в это время, опять же от безделья, поглощала тоннами, благо их здесь свободно можно было приобрести. Если бы я знала, в каком состоянии Игорь эти послания читал! Наверное, ярость душила его! Но к этому я вернусь позже, а при упоминании о письмах всплывает один эпизод из моего детства, из которого я могу сделать заключение, что женская изобретательность проявлялась во мне ещё в юности.

Мне было тогда 14 лет. Я некоторое время встречалась со своим ровесником, с которым познакомилась на даче, - Сашей Гусаровым. Мы гуляли по Москве, ходили в кино и изредка целовались. У Саши был один существенный недостаток - необязательность. Он мог не позвонить в назначенное время или опоздать на свидание на целый час, что меня, естественно, раздражало. Так мы встречались почти месяц. Неожиданно в сентябре в нашем доме появился мой преподаватель рисования из Дворца пионеров, кружок которого я посещала. Пришёл он с радостным сообщением: я была награждена путёвкой в Артек за свою гравюру на линолеуме, посланную на какую-то там выставку. Это было время увлечениями мебелью на тонких ножках и гравюрами с неизменной вазочкой и веточкой. Я их наделала несметное множество и раздарила всем знакомым. Та же работа, за которую я была премирована путёвкой, изображала художественную студию и детей за мольбертами.