Елена Анопова - Блудная дочь возвращается

Иногда между нами вспыхивают конфликты. Как правило, на почве ревности. Инициатором всегда был Стас, а причиной - пятна, невесть как попавшие на мою одежду. Эти пятна возникали неизвестно откуда, и это было похоже на фантастику. Ну не такая уж я неряха, чтобы без конца ронять и лить на юбку всё, что напоминает следы плотских утех. Это была какая-то мистика. Сажусь в машину в чистом виде - через минуту Стас замечает нечто на моём подоле. Меня охватывает нервный смех, а Стаса - неподдельная ярость. И начинается ссора, результатом которой в любой момент может стать авария. Но, слава богу, это не происходит.

В аварию мы всё-таки однажды попали, но в другое время, и за рулём был Витька Розанов, Женькин любовник. Мы возвращались с прогулки на лесное озеро. Купальных костюмов у нас с собой не было, и мы плавали в обычных трусах и лифчиках. Потом мокрые вещи все сняли, разложив в машине за задним сиденьем для просушки. Так, оставшись в верхней одежде без нижнего белья, мы и отправились в Тарасовку, где к тому времени сняли на четверых комнаты у одного пьяницы. Полдороги машину вела я, и Стас, учивший меня вождению, внимательно следил за мной и за дорогой.

- Пусти теперь меня, я умею водить, - потребовал Витька.

Он уселся за руль, а Стас, успокоившись, полностью развернулся к заднему сиденью, где с сигаретами в руках и босиком вальяжно расположились мы с Женькой. В какой-то момент, уже на въезде в Тарасовку, мы заметили, что Витька повернул машину не в ту сторону, и завизжали: “Вправо, вправо!” От неожиданности Витька, вместо того чтобы притормозить, нажал на газ и… не вписался в поворот.

Помню: медленно, как на рапиде, в ветровом стекле земля встаёт дыбом и меняется местами с небом, и я переворачиваюсь вместе с ней.

Нам повезло: берёза задержала машину на лету, и кувырок не был полным. Мы не лежали в кювете, а висели на дереве в неустойчивом положении. Как оказалось, я стояла на Женьке и пыталась открыть дверь, которая была у меня над головой. Какой-то смельчак снаружи помог мне это сделать - в таком положении дверь стала, как чугунный люк, и весила тонну. Своими силами я бы её никогда не открыла, - парень схватил меня за руку и вытянул на поверхность. Причём о том, что я без трусов, я вспомнила тогда, когда увидела Женьку, вылезающую тем же путём и с той же грацией страуса, у которого тонкие ноги заканчиваются горой перьев. Примерно так же выглядели и наши задравшиеся юбки. В тот момент я заметила, что всё ещё держу в руках дымящуюся сигарету. Стас и Витька тоже уже стояли на дороге, озадаченно глядя на торчащие в воздухе колёса “Победы”. Несколько бабок ахали невдалеке, откуда доносилось осуждающее: “пьяные!” А ведь мы ещё не притронулись к вину, которое, правда, имели в запасе.

Невесть откуда возник грузовик, на борту которого видна была надпись “Хлеб”, водителем которого оказалась женщина. Она держала в руках конец троса и махала нам: “Скорее, переворачивайте на колёса, цепляйте… да быстрее же, пока милиция не приехала…” Благодаря ей и её тягачу мы благополучно выбрались из переделки, и ещё, конечно, благодаря крепкому корпусу “старушки”, как окрестил свою видавшую виды “Победу” Стас.

Приехав во двор нашего “дома свиданий”, мы произвели осмотр себя и машины. Достав из “бардачка” молоток, Стас на наших глазах выправил “железо”, и машина обрела прежний вид, утратив все следы недавнего происшествия. Хуже всего дело обстояло с моим светло-сиреневым костюмом “джерси”. Он весь был покрыт масляными пятнами, как узором из яблок разного размера. Одна радость, что происхождение этих пятен не вызывало у Стаса сомнений и не послужило поводом для очередной вспышки ревности.

Дачу мы сняли в конце лета совершенно случайно. Заехали в незнакомый посёлок, чтобы пообедать, и познакомились в кафе с его завсегдатаем - местным бобылём. Он нам предложил зайти к нему в гости. Слово за слово, и у нас появилась идея снять маленький летний домик у него в саду. Пока было тепло, мы частенько по очереди посещали домик - в Москве у нас не было пристанища, где мы чувствовали бы себя так же свободно. С приходом холодов хозяин, увидевший выгоду не только в деньгах, которые мы ему платили, но и в остатках спиртного, предложил нам перебраться в дом, где освободил для нас две комнаты. В дальнейшем мы со Стасом остались без наших партнёров (кажется, их союз распался) и заняли другую комнату с отдельным входом, но принадлежащую тому же хозяину. Из комиссионки и своих домов мы натаскали туда всякого имущества: резные старинные стулья и кованый сундук, фарфоровый таз с кувшином для умывания, как в старинных фильмах, посуду, плитку, плед и ещё массу вещей - в общем, свили любовное гнёздышко, которое регулярно посещали. Оно-то в дальнейшем и сыграет свою роковую роль во всей этой истории. Но это потом…

А пока мы собирались встретить Новый 1971 год в тёплой компании, замешанной на тайне и связанных с ней острых ощущениях.

Это был первый Новогодний праздник, который мы встречали без Ольги. В последние месяцы она всё больше времени проводила в больницах. Примерно за год до этого Оля вышла замуж за молодого, подающего надежды журналиста из “Московского комсомольца” Валеру Вахмянина. Несмотря на собственное слабое здоровье, ей пришлось ухаживать за матерью своего мужа, больной раком груди. Ещё учась в школе, Ольга получила профессию медсестры, немного поработала в поликлинике и имела некоторый опыт, который ей и пришлось применить в семье на ежедневные перевязки и другие неприятные обязанности патронажной сестры. Так что короткая супружеская жизнь моей подруги была омрачена хлопотами вокруг болезни и смерти свекрови. Надо отдать должное Валерке: зная о смертельном заболевании и связанных с ним неудобствах (Ольге нельзя было иметь детей, надо было постоянно принимать лекарства, соблюдать режим и многое другое) он женился на ней. Думаю, супружество значительно сократило срок её жизни, и она об этом знала. Мне Ольга сказала: “Пусть это убьёт меня, но я буду жить, как все люди. И пусть на короткий срок, но почувствую, что значит быть замужней дамой”.

Летом 69-го мы со Стасом иногда навещали Вахмяниных на даче, где они отдыхали после смерти Валеркиной матери. Добираться до них надо было по Можайскому шоссе, так же, как и до нашей излюбленной Николиной Горы. Ольга сокрушалась, что и жизнь на природе после смерти свекрови омрачалась неприязнью, возникшей между ними и семьёй Валеркиного брата. Дача в Пионерской и квартира на улице Горького рядом с Моссоветом, доставшиеся в наследство обоим братьям, являлись предметом молчаливого, но нагнетающего атмосферу раздора.