Гонзаг Сен-Бри - Дитя да Винчи

Начиная с этого момента зарождаются либо возрождаются на старых местах замки по всему краю — от Турен и до Анжу. Даже двор перебирается из Парижа в Шинон, Лош, Тур, Блуа, Амбуаз и на целые два века долина Луары становится местом проживания монархов, их эгерий, поэтов и писателей. За век до возрождения национальной гордости на берегах этой норовистой водной артерии появляется «Роман о Розе», Жан де Мень сочиняет свой «Роман». Свобода духа, присущая уже первым французским романам, станет отличительной чертой всей французской литературы. На берегах Луары расцветает искусство наслаждения жизнью, возникает вкус к изящному в литературе, нравах, архитектуре. Среди утонченных удовольствий протекает жизнь обитателей замков, лишь изредка сотрясаемая громоподобным хохотом Франсуа Рабле.

Не сладость ли этой жизни породила поэтов Плеяды: Бело, Дю Белле, Ронсара и Маро? Человек с берегов Луары отличается безукоризненным произношением, а его мадригалы во славу жизни — шедевры французской поэзии. Оноре де Бальзак высоко ценил умение точно выразить мысль, присущую «сливкам французского народа», а Альфред де Виньи отмечал, что это «самый чистый французский язык, без какого-либо акцента, ни излишне медлительный, ни чрезмерно быстрый». «Здесь колыбель французского языка», — утверждал он. Бальзак так описывает долину Луары в «Тридцатилетней женщине»: «Известен ли вам этот край, называемый Французским Садом, где так легко дышится в зеленых долинах, орошаемых большой рекой? Если вам довелось летними месяцами пересекать прекрасную Турень, вам долго не забыть мирной Луары, долго сожалеть, что не пришлось выбрать, на каком из двух берегов поселиться, чтобы забыть подле любимого существа всех остальных людей на свете».

Луара, истинно французская река, последняя неукрощенная река Европы. Английский художник Тёрнер с кистью в руке спустился по ней, когда ему было пятьдесят шесть и он в шестой раз путешествовал по Франции. Он удостоился замечания Джона Рёскина: «Я недооценил, что главным в творчестве Тёрнера были реки Франции, а вовсе не города. Он был первым, кто сумел изобразить красоту косогора». Позднее такое же путешествие по воде совершит и американский писатель Генри Джеймс и оставит нам такое описание Амбуаза: «Небольшой городок с белокаменными домиками, который стоит напротив великолепного моста и опирается на что-то вроде скалистого подножия, над ним возвышается темная громада замка. Городок так мал, скала так велика, а замок так величественен и высок, что домики, прилепившиеся к подножью скалы, напоминают крошки, упавшие с богатого стола»

Время от времени покидая Турень, мы отправлялись в самую прекрасную деревню Франции — Канд-Сен-Мартен, стоящую в месте слияния Луары и Вены, чтобы оттуда спуститься вниз по реке до Энгранд-сюр-Луар; это путешествие по реке занимало у нас несколько недель, а совершали мы его на «Учебном плоту» , сколоченном четвертым членом братства, которому вскоре предстояло пополниться сестрой.

Путь наш лежал мимо замка Монсоро, в котором столько довелось пережить героине Александра Дюма, нам встречались деревянные парусники, пахнущие льняным маслом, которые называются опрокинутыми плоскодонками: у самых шикарных из них корпус из дуба, борта обшиты кедром, а остов из лиственницы. Говорят, будто изобрели их голландские рыбаки. Вот уже Канд остался позади, нужно пройти под Сомюрским мостом, а это вовсе не так просто, поскольку обвалившиеся с него камни затрудняют проход, да и река в этом месте мелковата. После этого придется искать островок, или ложбинку, или небольшой пляж, где можно остановиться на ночлег. На нашем плоту имеется ящик, в котором хранится провизия, в том числе раблезианские мучные лепешки, нашпигованные мелко рубленой и жареной в сале свининой, а также козий сыр «сентмор». Какое удовольствие уписывать все это под белое вино! Однажды мы разделили его с наядами, встреченными на одном островке, эти рейнские богини поднимались по Луаре в каноэ. На следующее утро, «в час, когда белеет все окрест», мы отправились дальше и долго-долго плыли мимо рыбацких хижин, горделивых замков, позолоченных виноградников, синеватых лугов, покуда не завидели королевское аббатство Фонтевро [78] Фонтевро — аббатство, в котором покоятся останки Плантагенетов, династии, правившей Англией с 1154 по 1485 гг. Название династии произошло от прозвища Жофруа V, графа Анжуйского, который носил веточку дрока (по-французски genêt ) на своем головном уборе. , некрополь Плантагенетов.

Плот наш водоизмещением восемь бочек по восемьсот литров имеет вполне презентабельный вид, он оснащен креслом Дагобер, привинченным посередине, лазурным навесом и голландскими килями. Кресло предназначается для нашей матушки, которую мы окрестили «королевой вод»: сидя в нем, она вглядывается в берега, мимо которых мы плывем, а мы, семь ее сыновей, работает веслами.

Тишина нарушается лишь криками птиц, которые носятся мимо и чиркают крыльями по воде… Мы в царстве лососей, бешенок, карпов, линей, пепельных цапель и диких уток. В этом месте реки плот не приходится тянуть с помощью неверских быков, это и не устье. Скоро, скоро Нант — конечный пункт нашего путешествия. Здесь царство Луары, дикой реки, банта, завязанного на корсете замков.

Глядя с берега на наше плавсредство, старые лодочники нет-нет, да и поднимут за нас чарки и заведут старинную песнь. Даже простые рыбаки с берегов самой длинной французской реки горды тем, что так прекрасна их речь. Маневрируя на своих суденышках в сомюрском порту Сент-Илер-Сент-Флоран, они наделяют их живописными именами вроде Встречный ветер . Имея небольшую плоскодонку или какой-нибудь плотик, неравнодушный к воде человек пользуется Луарой и добывает неплохую прибавку к своему рациону в виде судака, угря, лобана и плотвы. Это прекрасная закуска под сухое вино, производимое из местного винограда, — сомюрское, пенящееся мелкими золотыми пузырьками. Хитроумные речные жители, давая названия своим посудинам, вкладывают в них все: свою особость, свой характер, свои пристрастия: Так себе заработок, Придите, посмотрите, Вот ведь могу, Вас не касается. Вспоминается мне один художник с берегов Луары, воспевавший красоту берегов с террасы своего дома, глядящегося в реку. Он перечислял все самое лучшее: молитва к Пресвятой Богородице, птиц, покой, заросли цветов, здешние любовные истории, мечты, горести, зеленые дали, куда ныряют ласточки… А затем, показывая мне свои полотна, рассказывал о Луаре своего детства и первого выбора, Луаре, отражавшей его дом, что покрываясь мхом, прячет наше счастье .

С террасы усадьбы Бо-Риваж в Сен-Мартен-де-ля-Пляс я декламировал поэму, которую любил больше других, ту, в которой Шарль Пеги описывает путь Жанны д’Арк: