Шейла Хети - Материнство

Во сне я увидела себя стоящей перед зеркалом. Я знала, что должна пройти через него, чтобы там, на другой стороне, собраться с силами. От меня требовался акт веры; я прыгнула и обнаружила, что падаю внутри какого-то трубчатого органа – вагины или трахеи. Падая, я сознавала, что это сон и что мне ничего не грозит, и потому хотела проникнуть как можно глубже в собственную душу – именно это и символизировало падение. Упав на дно, я увидела, что нахожусь в сыром подвале нашего старого дома. На полу лежал фотоальбом, и, листая страницы, я наткнулась на мамину фотографию. Лицо на фото несло то выражение недоверия, неудовольствия и отчужденности, которое я помнила с детства и которое появлялось всегда, когда я оказывалась рядом. Потом я перевернула страницу и увидела другое лицо – с улыбкой во весь рот и счастливыми глазами. Утром я проснулась на полу – матрас за ночь сдулся – с чувством, будто у меня есть выбор между тем счастливым, улыбающимся лицом и усталым, несчастным лицом матери. Не все должно быть все время так тяжко. Но как же глубоко во мне ее лицо! И как близко – в подвале, незаконченном амбаре моей души.

В детстве такое не раз случалось. Семья сидела на кухне за столом – и вдруг ни с того ни с сего мама всхлипывала, вскакивала и в слезах убегала в спальню. Иногда я шла за ней, но она не открывала дверь и велела мне уйти – не хотела меня видеть, не хотела, чтобы ее утешали. Со временем я перестала ходить за ней. Когда мама внезапно срывалась и убегала, мы оставались за столом и продолжали разговаривать, как будто ничего не случилось.

Проснувшись, я отправилась на кухню, и там мы с мамой сели за стол и стали пить кофе, который она сварила на плите. «На прошлой неделе твой отец сказал по телефону, что, может быть, оно и к лучшему, что у нас нет внуков, – учитывая ужасное состояние окружающей среды и то, каким будет мир через пятьдесят лет».

Услышав это интимное мы – причастность к общей судьбе, – я почувствовала себя маленькой девочкой, ответственной за то, что связала родителей в одном бесконечном испытании.

На следующий день я сидела одна на высоком берегу. С собой у меня был ноутбук, но писать в окружении такой красоты – море и скалы – я не могла. Запечатлеть красоту природы невозможно, а написать что-то столь же великолепное было мне не по силам. Вернувшись домой после прогулки к холмам, я прошла на кухню и увидела, что мама нарезала фрукты, включила радио и слушает спектакль. Я приняла душ, переоделась, а когда вернулась на кухню, мама готовила обед, заглядывая в поваренную книгу. На столе стояла бутылка бальзамического уксуса, лежали помидоры и лосось, который мы купили в городе у торговца рыбой. Раньше, насколько я помнила, мама могла разве что поджарить шницель.

Мама рассказала о планах перестройки оставшейся части амбара. Она хотела расширить ее, устроить для себя апартаменты со спальней и ванной на первом этаже, чтобы не пришлось подниматься по лестнице, когда она состарится .

Жить одной в доме у моря – это прекрасно. Я мечтала об этом с детства, но лишь иногда – да и то с опаской – решалась давать волю фантазии. И вот теперь я видела, какой красотой могла бы обернуться моя жизнь.

На следующее утро, пока чистила зубы в ванной, я заглянула в шкафчик и увидела за зеркальным стеклом пузырек с желто-голубыми таблетками, прикрытый ополаскивателем для рта, тени для век и несколько растрепанных пожелтевших зубных щеток. На ярлычке, наклеенном на пузырек, значилось имя матери.

Когда я вошла в гостиную с пузырьком в руке и спросила ее про таблетки, мама призналась, что последние несколько лет время от времени их принимает. Внезапно все обрело смысл: я почувствовала, что могу рассортировать воспоминания о маме на те, когда она была под воздействием лекарства, и те, когда нет. В одних случаях она бодрая, веселая, более сердечная. В других – печальная, замкнутая и резкая – грозная и властная фигура.

Когда мама пришла пожелать спокойной ночи, я сказала, что люблю ее, и, хотя я часто говорила ей это, в этот раз она как-то странно улыбнулась и сказала: «Удиительно, что ты меня любишь, когда я уделяла тебе так мало внимания». Потом добавила, что перед разводом всячески старалась сохранить брак и ей было не до малышни . «Я сосредоточилась не на том, на чем следовало». Она была бы другим человеком, если бы сосредоточилась на малышне , но все равно мне показалось странным, что речь шла о каком-то выборе . Само слово выбор не соответствовало тому, что представлялось мне обыденным и, вероятно, не могло быть чем-то другим.

Перед тем как уйти, мама смущенно заговорила о женщинах, утверждающих, что дети – самое важное в их жизни. Я спросила, было ли материнство самым важным в ее жизни, она покраснела и покачала головой в ту же секунду, когда я перебила ее и сказала: «Ты не обязана отвечать. Я сама все знаю».

Накануне моего отъезда мы с мамой сидели на диване, и я сказала, что и папа, и брат рассердились на нее после последнего разговора. К моему удивлению, вместо того чтобы, как я ожидала, оправдываться и заниматься самокритикой или строить безумные планы, рассчитанные на отвоевание их любви, она сказала: «Ну и что? Вешаться не собираюсь».

«Как это понимать?» – спросила я, потому что никогда не слышала от нее ничего подобного.

Мама ответила, что намерена наслаждаться жизнью, как бы кто ни сердился, и, если бывший муж и сын по каким-то своим причинам ею недовольны, она из-за этого не собирается кончать самоубийством.

Когда она произнесла: «Ну и что? Вешаться не собираюсь», во мне что-то произошло. Если она не собирается вешаться, то и я тоже – независимо от причин. Чувствуешь ли ты, что не можешь превзойти мать? Так здорово, когда твоя мать не стоит на месте, а поднимается на ступеньку выше.

Я полетела на юг, в приморский город, где меня ждал Майлз и где к нам должны были присоединиться его дочь и ее мать. В честь этого города они и назвали когда-то свою девочку. Мы остановились в двухкомнатном номере прибрежного отеля и провели три дня на пляже. Это был своего рода эксперимент: впервые мы четверо отдыхали где-то вместе.

Второй день выдался особенно жарким, и Майлз отправился с дочерью за мороженым для всех. Мы с ее матерью лежали на полотенцах и, когда они ушли, повернулись друг к другу.

«Пойдем купаться?»

«Да».

Через двадцать минут они вернулись, держа в каждой руке по мороженому. Потом девочка вышла вперед и, подойдя к воде, стала смотреть на нас, покачивавшихся на морских волнах. Девочка, наблюдающая за нами обеими с берега, – один из чудесных моментов моей жизни.