Иеремия Готтхельф - Всяческие истории, или черт знает что

«Еще бы, — ответил Ханс. — Об этом теперь мало кому известно. Все-то хотят выучиться, да забывают при этом, как Господь наказывает гордыню да заносчивость. А потому все и возгордились да задирают носы, а самый жалкий слуга ходит, что твой крестьянский сын, а девчонка, что еще вчера просила подаяния, выступает, будто у нее приданого на десять тысяч. Так и будет, пока Господь не собьет с них спесь и не вернет на место тех, кто возвысился».

«Да-да, Ханс, — отозвался сосед, — ты прав, так дальше продолжаться не может, каждый день одно и то же, причем, не только со слугами и девками, но и с собственными детьми. Но послушай, опять громыхает, вернее, господа из Ротенталя шумят. Если не сложно, так я хотел тебя попросить, будь другом и расскажи, что знаешь об этих господах и их забавах. Помоги скоротать вечерок».

«Охотно, охотно, сосед, только слушай. Это сейчас люди пошли какие-то странные, а раньше такие истории ходили про пляски и веселье, что коли начнут рассказывать, так и сидишь с открытым ртом, хоть голову руби — не заметишь. А сейчас, стоит лишь завести о таких вещах разговор, так уж и начинают потешаться, а ведь могли бы и послушать в удовольствие. Вместо того — как начнут о газетах да конституциях, причем говорят все одно и то же, и понимают во всем этом не так чтобы очень много.

Много сотен лет назад, а может и тысяч, это мне неведомо, было все не так, как сейчас, в юности моей еще можно было послушать о том рассказы стариков. Тогда, говорили они, жили люди не в долинах и не на равнинах, а на самых высоких горах, где теперь вечные снега, ледовые расселины да серые голые скалы.

Там-то наверху под солнцем был сад Господний, цвели самые драгоценные деревья, самые прекрасные цветы, а все горы покрывали великолепные луга. Жили там наверху богато, строили золотые города, упирающиеся в небеса замки и роскошные улицы радугами с одной горы на другую. Жил там род великанов и радовался, день ото дня процветая. Последнего из этих великанов якобы схоронили в Граухольце, и камень на его могиле еще виден. Камень этот принесла в фартуке сестра великана, которая пришла на похороны из Фрайбурга.

Внизу были леса, озера и болота, жил там только самый подлый народ в услужении у великанов — чем ниже лежала земля, тем более подлое племя там обитало, а чем выше в горы, тем более могучие попадались люди и даже с великанами схожие.

Смотри, там наверху на ледниках, что отходят от Гримзеля к Зусту, вроде бы располагалась столица, нечеловеческой красоты и роскоши. Но и там, где в Эмментале самые красивые Альпы — Напф, Арни, Рафрютти, говорят, был город ослепительно блистающий, и к высочайшим горам пролегали от него разъезжие тракты. Но посмотри на Юнгфрау, мощную и прекрасную, алмаз бернской земли. Высоко на правой ее стороне правили самые мощные из великанов — называли их ротентальцами. Там, где теперь вечные снега, была самая приятная долина, схожая с райским садом, там никогда не увядали цветы, а в густой листве всегда можно было найти золотые плоды, и тысяча источников выбрасывали высоко вверх свои воды и в серебристой этой радуге блестела долина, осиянная солнечным светом.

Там-то и стоял замок господ из Ротенталя с сотней башен и сотней ворот, выстроенный из белого мрамора, покрытый золотом, и сиял, словно золотая гора, на всю швейцарскую землю. А в замке шла такая жизнь, какая настанет в Иерусалиме, когда придет время Царства Божия. Неисчислимыми ордами ходили великаны, развлекались снаружи и внутри как только можно вообразить. Они играли в любовь и в войну, ели и пили и бродили туда-сюда под великолепными деревьями по роскошным лугам между бурлящими источниками, которые никогда не иссякали. И такой же неустанный поток с шумом нес свои воды из столицы в Ротентальский замок и обратно, так и гуляли развеселые великаны. Это была жизнь, словно осиянная вечным солнечным светом, без туч, без дождей.

Но как и людям, что только играют да веселятся, в конце концов становится скучно, и все им претит, и все новые развлечения должны сменять все быстрее надоедающие радости, так и великанам на горе все наскучило. В поисках новых удовольствий начали они спускаться в долину. Они принялись играть с маленькими, беспомощными людьми, как играют с щенками или котятами, а злые мальчишки — с птенцами, которых воруют из гнезд. Великаны и понятия не имели, как страдали несчастные от их ужасных прикосновений, и совершенно не думали о том, что чувствуют бедные люди и какую боль испытывают, когда их подбрасывают в воздух сквозь деревья и снова ловят, как это обычно делают с мячом. Когда люди с писком пытались от них убежать, выбиваясь в страхе из сил, не понимая, что от длинных их ног убежать невозможно, великаны испытывали величайшую радость. Когда в сырых долинах становилось слишком холодно, великаны поджигали избы и дровяные сараи и грелись у веселого огня, вовсе не думая о том, что отняли у несчастных людей дом и пристанище.

С особым удовольствием играли они с человеческими дочерьми и женами, а если игрушка в их грубых руках ломалась, их это не заботило; не заботили их и осиротевшие дети, потерянные мужья и юноши! Если же игрушка не ломалась, то еще веселее было отнести ее на гору, и там уж на досуге продолжить игру. Игры с людьми в горах нравились им все больше — теперь на гору относили не только девочек и женщин, но забирали и мужчин, и юношей. Для увеселения великанов им приходилось бороться друг с другом, ломая ноги и руки, истекая кровью и проливая слезы, ведь стоило им пощадить соперника, как в игру вмешивались великаны и убивали всех. Все большую радость испытывали великаны от этих отчаянных убийств и все чаще спускались в долину — кто-то налево, кто-то направо, и каждый считал долины и леса, куда однажды забредал, и все, что в них было, своей собственностью, и каждый загонял на гору столько людей, сколько мог. А некоторые и вовсе натравливали своих людей на чужих; и все ревностнее вмешивались великаны в эти сражения, и в пылу битвы убивали друг друга, если больше убить было некого или кто-то считал, что с его войском слишком быстро расправились. Так и разгорелась между великанами ненависть и вражда, а игры переросли в войну, и все тяготы этой войны легли на плечи несчастных людей, потому что теперь великаны не только загоняли их на гору, но и нападали на долины соперников и пытались уничтожить людей там, забирая себе или же убивая на месте. Невиданная разруха наступила по всей стране, люди скрывались в лесах и ущельях, тяжко им приходилось, куда хуже, чем зайцу, что прячется от собак и кошек и человека.

В это-то время пришел в Ротенталь один молодой великан, самый красивый и дикий из всех. Волосы его были черны, как ночь, а каждый из его спутанных локонов — толщиной с руку. Глаза у него были, что колеса у телеги, и горел в них огонь, будто в горниле у кузнеца, щеки — словно две тучи в закатном зареве, нос — белый и прямой, как бук, рот — в пол-аршина шириной, а внутри, словно кометы в темном небе, блестели зубы. Ростом он был в двенадцать аршинов, с огромными руками и ногами, сила его была неизмерима, а стоило ему повысить голос — на небе расходились тучи, а в столице, что лежала в нескольких часах от Ротенталя, все просыпались.