Иеремия Готтхельф - Всяческие истории, или черт знает что

Прежде всех прочих попали в Ротенталь тираны и их приспешники, что заставляли народ тянуть лямку, а сами охотились да пировали, вынуждая других голодать, топтали посевы и пороли людей, которые не могли заплатить подати. Тут-то их и пригнали целыми толпами со всей швейцарской земли, стариков и молодых, ведь сколько гор у нас в стране, столько и деспотов.

После душегубцев этих шли те, кто устраивал войны в погоне за чужим золотом, кто, пытаясь разжиться, играл чужими жизнями, словно их братья — игральные кости, а война — шляпа с лотерейными билетами, а еще те, кто развязал Бургундскую войну [12] T. н. война за бургундское наследство (1477–1482) — вооруженный конфликт между Францией и домом Габсбургов, возникший в результате распада Бургундского государства и территориальных претензий Максимилиана I. и через то обогатился, распродав швейцарские ценности за звонкую монету.

За ними шли все те подлые дармоеды, что завели швейцарцев в Италию на погибель, предали все и вся, отчизну, новых своих зарубежных господ, принесли несказанные беды и запятнали честное имя Швейцарии. К ним принадлежали и все те, и особенно жители Цюриха и Берна, кто во времена Реформации обманул своих братьев и выдал их врагам, виновники того, что пролилась кровь, а блистательный Берн покрыл себя несмываемым позором. Вся эта братия, еще во время Бургундских войн и в эпоху Реформации заслужившая самые нелицеприятные прозвища, и отправилась в Ротенталь. Затем дошла очередь до ландфогтов, особенно из тех кантонов, что не уступали в своей жестокости канувшим в прошлое тиранам. Нигде им после смерти не нашлось упокоения, то их хотели замуровать в городских стенах, похоронить в Муттентале или Штанцербодене, а то и на берегу бурного Ройсса. Не избежала эта участь ни судей, ни городских старейшин — они устраивали для собственного увеселения пытки, и чем больше людей мучили, тем больше гордились, и чем более низкого происхождения были, тем больше чванились.

Однако история о Ротентале со временем почти забылась. Люди все меньше страшились подобной участи, поскольку ни о чем не ведали, а потому по всей стране дела шли все хуже и хуже, права и свободы все больше попирались, и дошло до того, что одна известная шайка издевалась да дурачила целую страну. Тут, однако, крестьяне вспомнили, что все-таки называют себя свободными швейцарцами, но при этом вовсе не свободными они были, а лишь подданными да подчиненными тех, кто изначально стоял не выше. В полном недоумении смотрели они на своих свободных братьев из маленьких кантонов и никак не могли взять в толк, почему же у них все иначе. Они видели, как города освободились от всякого владычества и заключили между собой охранительные и доверительные союзы, а потому решили, что и у крестьян имеется право объединяться, да вот только никак не могли понять, почему города не разрешают им того, на что сами позволения ни у кого не испрашивали. Все это привело к упадку духа, а его обладатели взвесили все дурное, что сделало им правительство, и порешили отплатить той же монетой, а именно — это самое правительство скинуть и сами собой управлять. Им, как и городским ремесленникам, будет очень даже к лицу стать господами.

Но совсем порывать с городами они не хотели, тем более, не собирались подмять их под себя. Хотели остаться вместе, но на равных, как тогда понимали, и хотели осушить ров, что отделял город от деревни, господ от крестьян, примерно так, как сейчас строят мост через Нидегг в Берне, чтобы можно было пройти из сельской местности прямо в город. Но города этого желания не разделяли. В том, чтобы сельские стали горожанами, да еще и побратались с ними, для них, как и 300 лет назад, никакой радости не было, а жили в городе как в пословице — дружба дружбой, а табачок врозь, и хотели верховодить вместо прежних тиранов и на их манер. Но не бывает, чтобы в городе жили одни тираны да наместники, да и черт такой город стороной не обойдет!

Так что, когда крестьяне подняли головы и завели разговор, господа взбеленились, обвинили крестьян в черной неблагодарности, да еще привели им в пример немцев, которым приходилось и того хуже, а все же рта те не раскрывали. Но ничего этого слышать крестьяне не хотели, они-де никакие не немцы, а такие же честные швейцарцы, как городские из Цюриха и Берна, и как раз потому они и хотят жить лучше и свободнее, и как раз ради этого сражались в Швабской войне [13] Война 1499 г. между Швейцарским союзом и Швабским союзом, пользовавшимся поддержкой императора Максимилиана I. Итогом конфликта стало отделение Швейцарского союза от Священной Римской империи Германской нации, что положило начало формированию Швейцарской Конфедерации в ее современном виде. , да и во время Тридцатилетней [14] Война, затронувшая практически все европейские страны, за господство в Священной Римской империи Германской нации. Война длилась с 1618 по 1648 гг., последний религиозный конфликт в Европе. принесли множество жертв. А поскольку жертвы эти были принесены именно что во имя свободы и, в том числе, их собратьями, а не только городскими, а еще потому, что число городских и крестьян одинаково, так что и налоги собирались со всех одинаковые, они и решили, что спасенное добро, то есть свободу, делить следует поровну. Тут началась сумятица, а поскольку господа свое дело понимали лучше, да еще могли заверить все письмом с печатями, а крестьяне и сказать-то толком ничего не умели, а в споре могли разве что побожиться да положиться на чувство справедливости, выиграли дело господа, так тогда было заведено. Раз у крестьян не получилось отстоять свою правоту словом, решили они пустить в ход кулаки, ведь они-то были правы, да и сильнее. Господа испугались, но виду не подали и притворились друзьями, да еще наобещали с три короба, так что в конце концов могли из крестьян веревки вить, те и передумали идти на них войной, а господа тем временем как следует вооружились, потому как если господа и могут откладывать войну в долгий ящик, у деревенских на это времени нет.

И вот когда крестьяне во все поверили и даже, по простоте душевной, немного задрали носы, хотя и были совершенно довольны примирением, пусть и не получили того, чего хотели, — тут-то и начали господа войну, Франция против Германии, Цюрих супротив Берна, и со всех-то сторон господам помогали. Крестьяне перепугались, да только господ им было не перехитрить, и, подобно тем, кто привык чуть что падать духом, приуныли и они.

Хотели они было начать переговоры, а господа ни в какую; хотели было выступить в свою защиту, а ничего не вышло, потому что и мужество подрастеряли, да и былого единства среди них не было. Снова стали во всех кантонах заправлять господа, да еще как — вешали и головы рубили, пытали и жгли, словно бы и не было на них Святой Троицы, а уж крестьяне-то и сотой доли таких душегубств не содеяли, что господа да городские. Но так уж водится, в чужом глазу соринку видишь, а в своем и бревна не заметишь.