Иеремия Готтхельф - Всяческие истории, или черт знает что

В столице же жила молодая великанша, прекрасная, как утренняя заря, необузданная, словно фён, когда он разрывает цепи и несется по горам; лицо у нее было, как полная луна в сумеречном небе, а тело — как ливанский кедр. Жаркий огонь пылал у нее в груди, угасить который она пыталась человеческими страданиями. Ничего плохого она не хотела, но и не понимала, какую боль причиняет другим. Она не понимала, чего ей не хватало; когда женщины принимались вопить, девушки визжать, а мужчины падать замертво, ей вроде бы становилось лучше. В жутком своем озорстве не щадила она и великанов, так что некоторые из них, кто помоложе, а то и взрослые, носили на лице следы ее ярости, и все-таки была она им по душе и слыла гордостью столицы.

Не раз встречалась она с великаном из Ротенталя, да только ненавидели они друг друга лютой ненавистью; где только могли, причиняли друг другу как можно больше страданий; не одну шишку набили ему пущенные ею куски скал, и не раз быстрота ног спасала ее от его рук.

В низине, где теперь светлое Бринцерзее, было мрачное, бездонное болото. Рос там камыш величиной с дерево да обитали ядовитые гады без числа и без имени. А посреди, словно король среди придворных, проживал дракон — отвратительное создание. Тело у него было как скала, как огненный вулкан — его пасть, а хвост — словно бурный горный поток, лапы — вершины гор; его дыхание опаляло целые луга, он проглатывал целые стада, стоило раздаться издалека его рыку, как все обращались в бегство. Никогда ни один человек не осмеливался ступить на то болото.

И вот в один жаркий день разгоряченная охотой прекрасная великанша пришла на болото и в радостном упоении бросилась в его прохладные воды, не ведая, что по следам идет молодой великан из Ротенталя. Не обращая внимания на шипящего монстра, устремилась она к превосходящему размером все прочие камышовому стеблю, качавшемуся на ветру, подобно исполинскому древу. Вокруг ствола было пусто, его окружала топкая прогалина, а под ним виднелась скала, поросшая мхом.

Но вдруг скала испустила облако пара, а подо мхом зажглась пара яростных огней. Стоило прекрасной великанше ступить на прогалину, как пар из скалы потемнел, злобно сверкнул огонь, словно гром, раздался глухой рык, и медленно и жутко скала поднялась, и перед великаншей предстал дракон. Хитроумное дитя не растерялось, напротив, она впала в гнев, что кто-то другой, опередив ее, занял избранное место. Она метнула дракону в голову дубину, но тот, словно играючи, схватил ее челюстями. Тут великанша набросилась на него с отесанным стволом кедра, что служил ей палкой или копьем. Дракон отмахнулся от него, а потом стал перекидывать то влево, то вправо, и во время этой игры хвост его волнами перекатывался по земле и обернулся наконец, незаметно для разгоряченной гневом великанши, вокруг ее мощного тела. Тут выпустила она из рук дерево и в ярости схватилась за чудовищные путы, но напрасно: словно в любовной игре, все плотнее сжимался хвост и все ближе притягивал отчаянно сопротивлявшуюся великаншу к монстру, глаза которого вспыхивали все мрачнее в ужасном пламени. Однако, стоило дракону распахнуть пасть для жаркого любовного приветствия, раздался грохот, словно из треснувших гор разлетелось по всему свету их нутро! И словно удар молнии обрушился на дракона, и тут же протянул он лапы, а из головы брызнул сноп пламени. Освобожденная великанша попыталась увернуться, как тут рядом с ней очутился исполин из Ротенталя, одним махом размозживший голову дракона каменной палицей.

Все трое упали замертво на заброшенной болотистой пустоши, все стихло. Вокруг вытягивали головки любопытные змеи и подползали ближе, одна даже осмелилась обвиться вокруг теплых членов великанши. Та вздрогнула, открыла глаза, вскочила и одним резким движением сбросила гадину. Тут увидела она ротентальца, распростертого на земле, впервые как следует его рассмотрела, и чем дольше разглядывала, тем больше он ей нравился, ведь, несмотря на всю ненависть, он поборол дракона. Тут уж смягчилось ее сердце, она отогнала от него змей, омыла от крови и останков дракона. В горячих руках прекрасной великанши ротенталец ожил, и с тех пор от неприязни не осталось и следа. Между ними зародилось чувство, и с тем же рвением, с каким раньше преследовали друг друга, принялись они друг за другом ухаживать.

Когда они вместе поднялись на гору, возликовали великаны, и в столице, и в Ротентале, а скоро должны были и свадьбу сыграть. И как ни хороша была жизнь в горах, а все-таки стала еще лучше, радость была неслыханная, и все великаны, кто жил в горах, были приглашены на торжество. Со всех сторон потянулись гости, и каждый приносил свадебные подарки, роскошные наряды и золотые сосуды, изукрашенные алмазами и рубинами. Огромный замок ротентальцев оказался слишком мал для всей этой толпы, тут же принялись строить новые замки по всей горе до самой вершины, да еще несколько сотен гостей нашли приют под раскидистыми деревьями у бурлящих колодцев. На горе настали дни торжеств, каких еще не бывало, и с раннего утра до позднего вечера наслаждались великаны яствами и напитками и любовными утехами. Сотню дней длилось празднество, а запасы ротентальцев не оскудели и погреба не опустели. Огромные ворота, что вели в горные пещеры с неисчерпаемыми запасами, день и ночь стояли открытыми, ведь добра там было не на сотню дней, а на сто лет. Огромные звери, которых ныне уже и не встретишь, но кости которых еще находят иногда глубоко в земле, величиною раза в два больше слонов, день и ночь таскали из недр яства и напитки или же волочили стволы деревьев, что сотнями горели в кострах, над которыми тысячами жарились на вертелах медведи, туры и прочая великолепная дичь. Исполины-молодожены, сгорая от дикой страсти и великой радости, не могли расстаться друг с другом и предавались самым невероятным наслаждениям.

Но такая великая и неистовая радость, что поднялась выше гор и окрасила даже небо в цвета пламени, не могла обойтись без несчастных людей из долин. Многие тысячи были наверху, выполняли самую грязную работу и прислуживали великанам, исполняя любое их требование, многие сотни людей уже расплатились за их прихоти жизнями, сгинув незамеченными, — так никому и в голову не приходит считать муравьев, что давит нога человека. Теперь же своеобразный праздник должен был стать завершением гуляний, после которых и планировалась свадьба.

Была объявлена всеобщая охота на людей, и в близлежащие долины устремились самые мощные из великанов, выгоняя людей из расселин, из чащи лесов, с потайных островков в болотах. По всей стране раздавались плач и стенания, каких еще никогда не слыхивали. Все, кто мог бежать, спасались бегством, кто не мог — припадали к земле. Новорожденные шуршали листвой в поисках материнской груди, по кустам и трясинам старики взывали о помощи, а дети и родители оплакивали друг друга. Но ничего не замечали великаны, как камень не чувствует слезы, что горько и тяжело роняет на него скорбящий. Какое-нибудь дитя, павшее без чувств, они еще оставляли, а то могли и раздавить, и мать, что цеплялась за дитя, они вместе с ним бросали в пасть. Когда со всех долин великанам удалось согнать целую толпу людей и всеобщий плач слился воедино, где-то внизу на голубой горе раздалось эхо, словно одновременно сошла сотня лавин, а земля содрогнулась так, будто зверства на ней превысили все мыслимые пределы. Радости великанов не было конца, и людской ропот служил им свадебными песнопениями, каких еще слышать не приходилось. Они загнали людей в долину и принялись пировать в свое удовольствие. Стонущие матери должны были есть и пить, есть и пить должны были скрежетавшие зубами отцы, а кто не желал, с тем великаны поступали, как поступают с птенцами, которые отказываются раскрывать клюв и есть предложенную пищу. Без перерыва огромные звери подвозили яства и напитки, прямо по людям, а если кого-то и не давили, не миновать тому было смерти от слишком изобильных даров.