Иммануил Кант - Иммануил Кант. Критика чистого разума. Критика практического разума. Критика способности суждения (сборник)

Идти этим путем и в изучении моральных задатков нашей природы – в этом указанный пример может быть очень поучительным для нас и дать надежду на подобный же хороший результат. Мы имеем под рукой примеры разума, строящего моральные суждения. Расчленить их на первоначальные понятия, а за неимением математики в неоднократных попытках испытать на обыденном человеческом рассудке метод, подобный химическому, предписывающий отделять эмпирическое от рационального, что может в них находиться, – этим можно сделать и то и другое чистым и с достоверностью обозначить то, что каждое из них может выполнить само по себе; этим можно, с одной стороны, предотвратить заблуждения еще грубого , неискушенного суждения, с другой стороны (что гораздо важнее), предотвратить взлеты гения , которые, как это обычно бывает с адептами философского камня, без всякого методического исследования и знания природы обещают мнимые сокровища и растрачивают сокровища настоящие. Одним словом, наука (критически исследуемая и методически поставленная) – это узкие ворота, которые ведут к учению мудрости , если под этим понимают не только то, что делают , но и то, что должно служить путеводной нитью для учителей , чтобы верно и четко проложить дорогу к мудрости, по которой каждый должен идти, и предохранить других от ложных путей; хранительницей науки всегда должна оставаться философия, в утонченных изысканиях которой публика не принимает никакого участия, но должна проявлять интерес к ее учениям , которые могут ей стать совершенно понятными только после подобной разработки.

Способность познания из принципов априори можно назвать чистым разумом , а исследование о возможности и границах ее можно назвать критикой чистого разума вообще, хотя под этой способностью понимают только разум в его теоретическом применении, как это и было в первом сочинении под этим заглавием, но подвергая при этом особому исследованию эту способность как практический разум по ее особым принципам. Тогда эта критика имеет дело только с нашей способностью познавать вещи априори; она, следовательно, занимается только способностью познания , причем здесь исключается чувство удовольствия и неудовольствия и способность желания; а в познавательной способности она имеет дело с рассудком в его принципах и не вводит сюда способности суждения и разума (как способностей, которые тоже относятся к теоретическому познанию), так как в ее развитии оказывается, что никакая другая познавательная способность, кроме рассудка, не может дать конститутивных принципов познания априори. Следовательно, критике, которая рассматривает все эти способности в том, что каждая из них могла бы дать для познания из своих собственных источников, ничего не остается, кроме того, что рассудок как закон предписывает априори для природы как совокупности явлений (форма которых тоже дана априори); но она указывает и все другие чистые понятия под идеями, которые слишком велики для нашей теоретической способности познания, но не совсем бесполезны и не излишни для нас, так как служат для нас регулятивными принципами, – отчасти для того, чтобы сдерживать опасные притязания рассудка, когда он (ибо он априори мог указать условия возможности всех вещей, какие только он может познать) предполагает, что через это он заключил в эти границы и возможность всех вещей вообще, отчасти для того, чтобы в исследовании природы руководить им по принципу той законченности исследования, которой он никогда не может достигнуть, и этим содействовать конечной цели всякого познания.

Следовательно, здесь собственно рассудок , который имеет свою собственную область и притом в познавательной способности , поскольку он заключает в себе конститутивные принципы познания априори, один из числа всех других соискателей должен быть введен в бесспорное владение посредством критики чистого разума, называемой так вообще. Точно так же в критике практического разума должно быть указано его владение разуму, который не имеет никаких конститутивных принципов априори, кроме тех, какие имеют отношение к способности желания.

Настоящая критика способности суждения занимается исследованием того, имеет ли и способность суждения, которая в порядке наших познавательных способностей представляет из себя средний член между рассудком и разумом, и сама по себе принципы априори, будут ли это конститутивные принципы или только регулятивные (которые, следовательно, не имеют никакой своей собственной области), и дает ли она априори правило чувству удовольствия и неудовольствия как среднему члену между познавательной способностью и способностью желания (точно так же, как рассудок априори предписывает законы первой, а разум последней).

Критика чистого разума, то есть нашей способности судить по принципам априори, была бы неполной, если бы способность суждения, которая как познавательная способность и сама по себе имеет претензию на это, не была бы исследована как особая часть этой критики, хотя ее принципы в системе чистой философии не составляют особой части между теоретической и практической философией, а по обстоятельствам могут примыкать то к той, то к другой из них. Если такой системе когда-нибудь суждено осуществиться под общим названием метафизики (создать которую во всей ее полноте возможно и во всех отношениях полезно для применения разума), то критика заранее должна исследовать почву для этого здания до той глубины, на которой лежит первая основа способности принципов, независимых от опыта, чтобы система не стала колебаться в какой-либо части, что неизбежно повлекло бы за собою крушение всего.

Но из природы способности суждения (правильное применение которой настолько необходимо и всеобще, что под именем здравого смысла обыкновенно понимают не что иное, как именно эту способность) легко заметить, что найти ее своеобразный принцип (что-нибудь она должна заключать в себе и априори, ибо иначе она не подлежала бы даже самой общей критике как особая познавательная способность) сопряжено с большими затруднениями, и этот принцип не может быть выведен из понятий априори, ибо они относятся к рассудку, а способность суждения имеет дело только с их применением. Она, следовательно, сама должна дать понятие, через которое, собственно, еще никакая вещь не познается, но которое для нее самой служит правилом, чтобы к нему можно было подогнать ее суждения, но не объективным, ибо для этого снова была бы нужна способность суждения, чтобы иметь возможность решить вопрос, подходит ли данный случай под правило или нет.