Людмила Толмачева - Ягоды бабьего лета

— Такой невысокий, застенчивый? Мы еще смеялись над ним. Как завороженный смотрел на тебя, ложку мимо рта проносил за обедом, — улыбнулась Люба.

— До сих пор вижу взгляд его синих глаз. Он ведь в любви мне тогда признался. А я посмеялась…

В дверь заглянула Ритина мать:

— Ритуля, тебе лекарство пора принимать. Я сейчас принесу.

Люба собралась уходить. Пообещав Рите показать свою Анюту, она распрощалась.

Валя и в самом деле очень помогла. Обзвонив с десяток высокопоставленных чиновников, она вышла на тех людей, от которых непосредственно зависело Любино дело. Люба лишь по горячим следам мчалась в эти кабинеты и подписывала необходимые документы. Через неделю все было готово — оставалось поехать и забрать Аню. А тут еще позвонили из Сергино: ее вызывали на очную ставку с гражданкой Норкиной Нинелью Эдуардовной. «Вот и совмещу приятное с полезным», — усмехнулась Люба и тяжело вздохнула: ей предстояли объяснения с завучем по поводу перестановки расписания. Кроме того, мать ничего не знает о пожаре и покушении. «Предположим, — рассуждала Люба, — сейчас я выкручусь, ведь в Сергино я еду за Аней. А что будет потом, когда придет повестка в суд? Может, нужно рассказать маме, но самое страшное скрыть? Ладно, что-нибудь придумаю». А в сердце уже вползал холодок. Одно выражение «очная ставка» чего стоит! Да еще с этой жабой. Брр! Но ничего не поделаешь. Сама заварила эту кашу. Надо идти до конца. Утешением была мысль: «Эта гадина отравила последние часы жизни Серафимы Григорьевны и ускорила ее уход, — пусть же наступит возмездие».

Люба позвонила Владиславу и попросила отвезти ее в Сергино:

— Послезавтра утром. Сможешь?

— Смогу. Ты по какому-то делу?

— По дороге все расскажу.

— А на той неделе нельзя?

— Нет. Мне назначили на одиннадцать часов.

— Кто назначил? Ничего не пойму.

— Потом объясню. Как папа?

— Нормально. Но, по-моему, скучает. О чем-то все время думает.

У Любы кольнуло сердце. За эту сумасшедшую неделю гонки по кабинетам, которую приходилось еще совмещать и с уроками, она позвонила им всего дважды, да и то разговаривала только с Владиславом, а Игорю передавала привет. Неожиданно у нее вырвалось:

— Я сейчас приеду к вам, Ты когда будешь дома?

— Не скоро. Мы с Женей собрались в кино.

— С Женей? — обрадовалась за сына Люба. — Как она поживает?

— Прекрасно. Работает топ-менеджером в нефтяной компании.

— O! Молодец!

— Она говорит, что я дал ей возможность спокойно сделать карьеру. Иначе из нее получилась бы только хорошая жена.

— Не знаю, может, для тебя это был бы наилучший вариант…

— Ладно, мам, не будем развивать тему. До вечера!

— Хорошо, мы тебя подождем, — сказала и удивилась: как естественно она произнесла «мы». — Я пока ужин приготовлю. Продукты-то есть какие-нибудь?

— Курица мороженная и овощи.

— Ну и прекрасно. До вечера.

Игорь ее ждал. Это было заметно по всему: одежде, волосам, чисто выбритому лицу и парфюму, благоухающему в квартире. Выходит, Владик предупредил его. А она надеялась на сюрприз — хотелось застать врасплох и посмотреть на реакцию. Если обрадуется, значит… Господи, как затянулось ее счастливое детство!

Он взял из ее руки пакет с продуктами, помог снять куртку, наклонился к полке с обувью, достал тапочки, поставил перед ней. Его ухаживания были ей приятны, и в то же время они как бы подчеркивали, что она здесь гостья, причем не частая. Она и вправду давно не была в их бывшей квартире. Люба окинула взглядом прихожую — вроде бы все по-старому, но не было прежнего ощущения родного дома. Что-то ушло отсюда, и вернется ли?

На кухне, куда она сразу же прошла, царили порядок и чистота.

«На Владика не похоже, — подумала Люба, — видимо, Игорь постарался».

— Я Владику обещала курицу потушить… — вполголоса проронила она, открывая холодильник.

Почему ей трудно говорить и смотреть ему в глаза? Откуда это девичье смущение? Ах, да! Нелепая встреча у подъезда. Но перед ним она ни в чем не виновата. Они разведены. Они чужие люди. И уж если кому-то из них чувствовать вину, то только не ей. Не на этой ли кухне он признался, что у него есть любовница? И это еще до Стеллы!

Люба даже выпрямилась от этой мысли. Движения ее стали увереннее, а взгляд тверже.

— Тебе помочь? — глухим, сдавленным голосом спросил Игорь.

— Положи курицу в микроволновку на разморозку.

— На сколько минут?

— Минут на десять.

Люба вынула из пакета купленные специи, зелень, лимон, бисквитный рулет, хлеб.

— Вот, можешь нарезать рулет и хлеб, а я пока картошку почищу.

Краем глаза она видела, что Игорь суетится, стараясь все делать как можно аккуратнее и лучше.

— Разрежь, пожалуйста, курицу, — попросила Люба, поймав на себе его взгляд, — на шесть частей.

Они нечаянно столкнулись возле мойки: Любе надо было слить воду с картошки, а ему — сполоснуть руки после курицы. Отреагировали они по-разному: Люба, словно ужаленная, отстранилась, а он оставался неподвижным и даже, наоборот, чуть сдвинулся в ее сторону.

«Смешно на нас смотреть. Прямо, как мои семиклашки на школьном вечере. Что происходит? Или это только в моем воспаленном мозгу? Насочиняла сложностей на пустом месте. Нет, не повзрослеть, видно, мне никогда. Так и умру инфантильной дурой».

Она сложила на противень обжаренные куски курицы, нарезанный картофель и другие овощи, полила все это соусом и сунула в разогретую духовку.

— Все, теперь сорок минут можно отдыхать, — сказала Люба, снимая фартук.

Игорь поставил таймер на сорок минут и посмотрел ей прямо в глаза. Она ответила, как ей показалось, спокойным, непринужденным взглядом.

— Пойдем в комнату? — сказала она, потому что надо было что-то сказать. Нельзя же вот так, молча, в переглядки играть. Что они, на первом свидании, что ли?

— Пойдем, — ответил он, но с места не стронулся, продолжая пристально смотреть на нее.

Теперь его взгляд скользил по ее шее, плечам, груди. Она уже жалела, что надела на себя тонкий, обтягивающий свитерок.

«Соблазнять приперлась? Вот и получай! — не на шутку рассердилась она на себя, а заодно и на Игоря. — Что он во мне нашел? Талия расплылась, бедра тяжелые, ноги… Впрочем, ноги еще ничего».

Она шагнула к двери и почувствовала за спиной движение.

— Люба, — услышала она тихий, хриплый голос и сбивчивое дыхание.

Непроизвольно остановилась и тут же оказалась в его объятьях. Он стоял вплотную, обхватив руками ее плечи и уткнувшись лицом в ее затылок. Это длилось недолго. Люба шевельнулась, пытаясь высвободиться, но он не отпускал. Более того, властно развернул к себе и начал исступленно целовать. Она не сопротивлялась, да и не было сил для этого. Обмякшая, вялая, она позволила поднять себя на руки и отнести в комнату. Он уже не сдерживал себя, срывая одежду с себя, с нее, лихорадочно, неистово, стиснув зубы. Лишь потом, когда все было кончено и он благодарно осыпал ее легкими поцелуями, у него нашлись ласковые слова. А она молчала. Что это? Обычная опустошенность после взрыва страсти? Нет. Просто ей нечего сказать ему. Пусто. Эта пустота пугала ее. Ведь вольно или невольно, но она сама шла к сближению. Она желала его еще там, в Сергино. Она помнила его нечаянные объятья в темном коридоре после «конференции». Тогда ей очень хотелось продлить сладостный миг, чтобы чувствовать прикосновение Игоря, его запах, его силу.