Джон Мильтон - Рай: Потерянный рай. Возвращенный рай

Итак, тебе я все сказал о жизни
Моей, свою историю довел
До высшей точки счастия земного,
Каким я наслаждаюсь. Должен я
Тебе сознаться, что хоть все предметы
Другие вкруг приятны также мне,
Но все же к ним я больше равнодушен
И слишком страстно их я не желаю.
Я говорю о радостях еды,
О том, что мне ласкает чувство зренья
Иль обонянья, о цветах, плодах,
Прогулках, о приятном птичьем пеньи;
Но на нее с восторгом я смотрю,
С восторгом прикасаюсь к ней. Впервые
Блаженство страсти с нею я узнал –
Чудесное, особенное чувство:
Сильней и выше прочих наслаждений
Я был всегда; лишь против красоты
И чар ее могучих я бессилен.
Быть может, так ошибкою природы
Я создан, – место слабое во мне
Оставила она, и я не в силах
Поэтому противиться красе;
Иль, может быть, из бока было взято
Чрезмерно много; потому ль иль нет,
Но женщина украшена природой
Чрезмерно с внешней стороны; внутри
Она не столь, однако, совершенна.
Я понимаю очень хорошо,
Что главною природы целью было
По внутренним всем свойствам и уму
Поставить ниже женщину, чем мужа,
Дав внешнюю за то ей красоту;
Она походит меньше на тот Образ,
Который нас обоих сотворил,
И менее господство выражает,
Нам данное над прочим миром всем, –
Но каждый раз, как к ней я приближаюсь,
Мне кажется она столь совершенной,
Столь знающей все свойственное ей,
Что все ее слова, ее желанья
Всегда готов я мудрыми, благими
И верхом добродетели признать.
Пред нею никнет высшее все знанье,
В беседе с нею мудрость, смущена,
Теряется и кажется безумной.
Власть и рассудок служат ей, как будто
Она была творенья первой целью,
Но после лишь случайно создана;
И, словом, чтобы довершить все это,
Такое в ней величие души,
Такое благородство в ней и прелесть
Я созерцаю, что она внушает
Мне страх благоговейный пред собой,
Как будто стражей ангельской хранима!»

Нахмурив брови, Ангел отвечал:
«Не обвиняй природу: совершила
Она свое – свершай и ты свое,
И к мудрости не будь так недоверчив;
Но будешь ты оставлен ею, если
Сам не оставишь ты ее в тот миг,
Когда она тебе всего нужнее.
Чем так ты восхищен и что приводит
Тебя в восторг подобный? Красота?
Она прекрасна, спору нет, достойна
Вполне и ласк твоих, и уваженья,
Любви твоей, но подчиненья – нет!
Сперва ее сравни с собой спокойно,
Потом суди. Нет в мире ничего
Полезнее порой для человека,
Как уваженье к самому себе,
Поддержанное правом и рассудком.
Чем более покажешь ты его,
Тем более она готова будет
Тебя своим главою признавать
И внешность силе внутренней уступит.
Природа так украсила ее,
Чтобы нравилась тебе она, и чести
В ней много, чтобы честно ты любил
И уважал свою супругу; промах
Она заметит твой, как только ты
В глазах ее быть мудрым перестанешь.
Но если выше прочих всех утех
Телесную ты эту ценишь сладость,
С которой в размножении своем
Невольно связан человек, то вспомни,
Что то же ценит каждый зверь и скот;
Что не могло бы это чувство общим
Настолько быть для них и для тебя,
Когда бы нечто высшее в нем было,
Достойное, чтоб человека дух
Ему совсем подпал под игом страсти.
Что высшего, достойного тебя,
Полезного, разумного найдешь ты
В ее приятном обществе – люби!
Любовью наслаждайся, а не страстью:
Где страсть царит, нет истинной любви.
Любовь уму для утонченья служит
И расширяет сердце; в чувстве правды
И в разуме – основы для нее;
Она тебе есть лестница, по коей
К любви небесной восходить ты можешь.
Не погрязай же в плотском наслажденьи:
Затем ведь для себя среди зверей
И не нашел ты общества и друга».

Ему Адам, немного пристыжен,
Ответил: «Ни прекрасная наружность,
Ни что-либо иное, что всем тварям
При размноженьи свойственно (я, впрочем,
Обряды ложа брачного ценю
Гораздо выше – свято чту их тайны),
Меня к себе так сильно не влечет,
Как множество поступков грациозных,
Как тысячи тех милых мелочей,
Которые из слов ее и действий
Вседневно истекают для меня
С любовью и доверчивостью сладкой
И непритворно связывают нас
Единодушьем разума и сердца.
Гармония супружеской четы
Приятнее всех сочетаний звуков.
Но я не подчиняюсь ей; тебе
Открыл свое я внутреннее чувство,
И если в ощущениях своих
Разнообразных ясно отдаю я
Себе отчет, не значит, чтобы я
Им подпадал: я их ценю свободно
И лучшему последовать готов.
Ты за любовь меня не порицаешь;
Любовь ведет, сказал ты, к Небесам:
Она и путь нам, и путеводитель.
Итак, позволь задать еще один
Вопрос; скажи мне: любят Духи Неба
Иль нет? И как свою они любовь
Друг другу выражают? Только взором?
Смешением лучей? Прикосновеньем,
Лишь мысленным притом, иль настоящим?»

Ему ответил Ангел, улыбаясь
И розовым румянцем (цвет любви)
Зардевшись: «Будь доволен тем, что знаешь,
Что мы блаженны, без любви же нет
Блаженства. Все, что чистого вкушаешь
В своем телесном наслажденья ты
(А чистым ты был создан от природы),
Вкушаем также в высшей мере мы,
Причем преграды нет нам в оболочках,
Суставах, членах: обнимаясь, Духи
Друг с другом съединяются вполне
И чистое стремится слиться с чистым!
Им в местной связи надобности нет,
Как там, где плоть соединиться тесно
Стремится с плотью и с душой душа.
Но мне пора; садясь, уходит солнце
За мыс земли зеленый, край далекий
Цветущих Гесперидских островов:
Знак, что я должен уходить. Будь крепок,
Живи себе в блаженстве и любви,
Но более всего люби на свете
Того, к Кому любовь – повиновенье,
И заповедь великую храни;
Страшись, чтоб страсть, твой покорив рассудок,
Тебя не побудила сделать то,
Что по свободной воле ты б не сделал.
Твое и всех сынов твоих спасенье
Иль горе их зависит от тебя:
Запомни это! Если тверд пребудешь,
Возрадуюсь я на тебя и мир
Блаженный весь со мною возликует.
Так стой же крепко: устоять иль пасть –
От твоего зависит лишь решенья
Свободного; внутри ты совершен,
И помощи извне тебе не нужно;
Умей все искушенья отразить!»

Сказал – и встал. Адам с благоговеньем
Последовал за ним: «Уходишь ты,
Небесный светлый гость, посол эфира,
Ниспосланный мне Тем, чью власть и благость
Я обожаю! Добр ты был ко мне
И ласков в снисхожденьи бесконечном,
И благодарной памятью всегда
Тебя я буду чтить; ты ж к человеку
Будь дружествен и часто приходи!»

Они расстались: Ангел в Небеса
Взлетел сквозь мрак, Адам ушел в беседку.