Джон Мильтон - Рай: Потерянный рай. Возвращенный рай

Конец теперь моим повествованьям
О том, как Бог иль Ангел был в гостях
У человека, с ним в кругу семейном
Приветливо сидел, обед с ним сельский
Делил, беседу долгую с ним вел
И возраженья милостиво слушал!
Трагический отныне тон придать
Своей я песни должен: осквернился
Преступным недоверьем человек,
Вовлекся он в мятеж и непокорство;
А Небо отвернулось от него,
Ему и чуждым стало, и враждебным,
Разгневалось и, карою грозя,
Произнесло над ним свой суд правдивый,
И этот мир юдолью горя стал,
И Грех в нем со своею тенью, Смертью,
И скорбный вестник Смерти,
Нищета, с тех пор живут. Печальная задача –
Рассказывать об этом! И однако,
Не меньше героического в ней,
Чем в повести о том, как гнев Ахилла
Преследовал бегущего врага [133] … Чем в повести о том, как гнев Ахилла преследовал бегущего врага… – в «Илиаде» Гомера описывается, как Ахилл гнался за Гектором, убившим его друга Патрокла, и как они три раза обежали вокруг Трои.
И трижды обежал вкруг стен троянских,
Иль как ярился Турн [134] …Иль как ярился Турн… – в «Энеиде» Вергилия описывается борьба пришельца с латинскими князьями, между прочим с Турном, женихом Лавинии, которой завладел Эней. из-за невесты
Утраченной, Лавинии своей,
Иль как Нептун был гневен, иль Юнона
Вредила грекам и Цитеры [135] Цитера – Венера (мать Энея). сыну;
Лишь смог бы я рассказ свой изложить
Достойно вещих слов моей великой
Небесной покровительницы Музы,
Которая приходит по ночам
Без просьб моих и в грезах мне диктует
Стихи несочиненные мои!
Не сразу я избрал предмет для этой
Поэмы героической моей,
И поздно приступил я к исполненью!
Не склонен был я по своей природе
Описывать войну – предмет, который
Единственным доныне почитался
Достойным героических поэм;
Считалось высшим мастерством поведать
В крикливых, утомительных словах,
Как сказочные рыцари рубились
В сраженьях фантастических; а твердость
Долготерпенья, мучеников доблесть
Не находили для себя певца;
Ристалища описывались, игры,
Вооруженье пышное, щиты
С девизами причудливыми, кони,
Их украшенья, сбруя, чепраки,
Наряд бойцов в турнирах, поединках,
Роскошные придворные пиры,
Прислуга их, лакеи, сенешали –
Ничтожные предметы для искусства,
Которых описание не может
Значенья героического дать
Ни действующим лицам, ни поэме!
Не мастер я на эти описанья
И не люблю их; выбрал я предмет,
Сам по себе высокий и способный
Мое возвысить имя, если век
Чрезмерно поздний, иль холодный климат,
Иль годы крылья духа моего
Не сломят, – и легко б они сломили,
Будь эта песня только от меня,
А не от той, чей сладкий голос ночью
Слова ее нашептывает мне!

Уж солнце село; быстро закатился
За ним и Геспер [136] Геспер – вечерняя звезда, та самая, которая утром называлась Фосфором (ср. примеч. к с. 230). , яркая звезда,
Что сумерки земле с собой приносит, –
Посредник краткий между днем и ночью, –
От края и до края горизонт
Обволокла уж полусфера ночи,
Когда вернулся к Раю Сатана,
Бежавший от угрозы Гавриила,
Обдумав зрело свой обман коварный,
Направленный к паденью человека.
Презрев все то, что самому могло б
Ему грозить, бесстрашно он вернулся.
Бежал он ночью, в полночь и пришел,
Всю землю обойдя, остерегаясь
Явиться днем, с тех пор как Уриил,
Правитель солнца, раз его заметил
И Херувимам, что у райских врат
Держали стражу, дал предупрежденье.
Гонимый беспокойством с той поры,
Он семь ночей во тьме блуждал в пространстве;
По кругу равноденствия [137] Круг равноденствия – экватор небесной сферы, пересекающийся с эклиптикой (см. примеч. к с. 108) в двух точках равноденствия. он трижды
Прошел; четыре раза весь путь ночи
От полюса до полюса свершил,
И каждый пересек притом колурий [138] Колурии – два больших круга небесной сферы, из которых один проходит через точки равноденствия (см. выше), другой – через точки солнцестояния (последние лежат на окружности эклиптики на середине между точками равноденствия). ,
И на восьмую ночь пришел назад
И в стороне, лежавшей против входа,
Где стража херувимская была,
Себе лазейку тайную наметил.
То было место (ныне нет его,
Хотя не время сгладило то место,
А грех), где Тигр потоком в глубь земли
Уходит быстро у подножья Рая,
Чтоб показаться вновь у Древа жизни.
Нырнул с рекою вместе Сатана
И с нею вместе вышел он в тумане
И места, где бы спрятаться, искал.
Он обошел все море и всю землю,
Прошел он от Эдема через Понт
К болоту Меотийскому [139] Болото Меотийское – Азовское море. ; за Обью
Он был, и Южный полюс посетил,
И от Оронта [140] Оронт – река в Сирии, ныне Нахр-эль-Ази. к западу промчался
До Дарии [141] Дария – страна в Центральной Америке, на Панамском перешейке. , к пределам океана,
Оттуда же к стране, где Инд и Ганг
Текут; бродя по всей земле, усердно
И тщательно он изучал всех тварей,
Чтоб высмотреть, которая из них
Могла б служить его всех лучше козням,
И наконец нашел он, что змея –
Хитрейшее из всех земных животных.
И вот он, после долгих размышлений,
Сомнений, колебаний многократных,
К решению пришел, что эта тварь
Является удобнейшим сосудом,
В который влить он может свой обман;
Что он, войдя в змею, всего скорее
От самых зорких глаз закроет мрачный
Свой замысел; что все змеи уловки
Не будут подозрительны: припишут
Ее природной хитрости все то,
Что в прочих тварях дьявольским внушеньем
Казаться бы могло, превосходя
Обычный ум животных. Так решил он,
Но прежде в скорбной жалобе излил
Печаль свою и злобную досаду:

«Как ты, Земля, подобна Небесам!
Быть может, даже лучше их! Обитель,
Достойная богов, сотворена
Второю мыслью, вновь преобразившей
Все старое! Не заменил, конечно,
Бог лучшее Свое созданье худшим!
Земное небо ты, и вкруг тебя
Другие небеса сияют ярко
Служебными лампадами тебе,
Лишь для тебя весь свет свой изливают,
Лишь ты одна – предмет и средоточье
Священного влиянья их лучей!
Как в Небесах центральная Бог сила
И вкруг распространяется на все,
Так в центре ты стоишь, и отовсюду
Дары светил стекаются к тебе.
В тебе, не в них находит проявленье
Вся сила их в лице деревьев, трав
И ряда постепенного созданий
Одушевленных, ростом, чувством, смыслом
Различных, и, всех выше, в человеке!
С каким бы наслажденьем по тебе
Я странствовал, когда бы радость видеть
Мог в чем-нибудь; как любовался б я
Твоих долин и гор приятной сменой,
Равнинами, реками и лесами,
То сушею, то морем, берегами
Лесистыми, красой утесов, гротов!
Но нет мне в них убежища нигде!
Чем более веселья вкруг я вижу,
Тем более страдаю я внутри,
Противоречьем горестным снедаем:
Все доброе, что вижу я, – мне яд,
И в Небесах всего мне было б хуже.
Нет, не ищу жилища я ни здесь,
Ни в Небесах, пока не подчинится
Мне Царь Небесный; не надеюсь я
Несчастным меньше быть, когда достигну,
Чего ищу; вся цель моя лишь в том,
Чтоб и других такими же соделать,
Как я, хотя бы за это на меня
Все злейшие обрушились несчастья.
Своим суровым думам нахожу
Я облегченье только в разрушеньи;
Я должен уничтожить иль привесть
К греху, с собой несущему погибель,
Того, кому на благо это все
Сотворено, с чьей гибелью и счастьем
Все это тесно связано; итак,
Сгублю его, и быстро все погибнет,
И вширь и вдаль разрушится весь мир!
Средь адских сил мне вечной славой будет,
Что я в единый день испорчу все,
Что Он, так называемый Всесильный,
Творил, трудясь шесть дней и шесть ночей;
И ранее – кто знает, как Он долго
Обдумывал все это, хоть, быть может,
Задумал это Он лишь с той поры,
Как я в ту ночь освободил от рабства
Бесславного едва ль не половину
Всех Ангелов и разредил толпу
Поклонников Его; и вот из мести
Иль чтоб пополнить убыль слуг своих,
Решился Он (затем ли, что иссякла
Былая сила в Нем и уж не мог
Он Ангелов создать, коль скоро все мы
Им созданы, иль чтоб тем больше нас
Унизить) вместо нас создать иное
Творенье из земли и одарить
Его, из столь презренного начала,
Дарами Неба, взятыми у нас!
Что Он решил, то вскоре Он исполнил:
Он человека сотворил и в дар
Ему – весь этот мир великолепный,
И землю Он ему в жилище дал,
Его над нею сделав господином,
И – о негодованье! – отрядил
К его услугам Ангелов крылатых,
Слуг пламенных, дабы его хранить
Здесь, на Земле! Пред этою их стражей
Дрожать я должен, избегать ее
И, кутаясь тайком в туман полночный,
Здесь в темноте скользить и пробираться
Сквозь все кусты, чтоб, спящую змею
Найдя, в ее извивах тесных скрыться
И замысел мой мрачный пронести.
О гнусное паденье! Я, который
Стремился высшим быть среди богов,
Ютиться принужден в животной твари,
Смешать с животной слизью, воплотить
В животное ту сущность, что стремилась
Божественным стать высшим существом!
Но ради честолюбья, ради мести
На что не снизойду я? Тот, кто хочет
Возвыситься, порой спускаться должен
Настолько же, насколько воспарял;
Он должен ждать, что рано или поздно
Он злейшим униженьям подпадет.
Месть, сладкая сперва, падет, я знаю,
Со временем тем горше на меня;
Но пусть! О том я думать не желаю;
Поставил твердо целью я себе,
Что, если с Высшим я в борьбе не сладил,
Так отомщу тому, кто вслед за ним
Во мне всех больше зависть вызывает, –
Ему, любимцу новому Небес,
Ему, досады сыну, человеку,
Искусно сотворенному из глины,
Кого воззвал Создатель, нам назло,
Из праха. Зло за Зло – нет платы лучше!»