Авраам Иегошуа - Дружественный огонь [litres]

– А сколько лет этому вашему зятю? Семьдесят? Или больше?

– Ну… да. Что-то в этом роде.

По всему выходило, что отец Яари говорил об Ирми с печальной доброжелательностью или, говоря попросту, любил и жалел его. Что же касается отставного бухгалтера, то сам он встречал Ирми лишь единожды – на свадьбе Яари.

– На моей свадьбе? – изумился Яари. – Тридцать лет тому назад? Ты каким образом там оказался?

– Самым простым. Чему ты удивляешься? Все служащие фирмы были приглашены… все до одного. И я – среди них. Тебе кажется это странным?

С того торжества Яари запомнил самого высокого их гостей, который отплясывал без остановки всю ночь с двумя сестричками. Энергия из него просто била ключом… и так продолжалось, пока не случилось… пока все не разлетелось на куски.

Все это Яари пробормотал, а потом пошел в свой офис , который, словно съежившись, притулился к стене после недавнего расширения всех главных помещений, для чего пришлось ликвидировать две наружные двери и обрушить две перегородки, в результате чего получилось одно огромное, подходящее для любых парадных целей пространство. Потери понесли все. Все, кроме Яари, который буквально лег на амбразуру, но защитил и отстоял свой кабинет, в котором некогда сидел его отец. И не только поэтому; из окна кабинета открывался непередаваемо прекрасный вид на старый запущенный дворик, в центре которого неизвестно сколько лет горделиво высилось огромное, неустановленной породы дерево, по весне взрывавшееся гроздьями огненно-красных цветов.

Сейчас цветов не было, все облетели. Яари сидел в кресле, смотрел в окно и размышлял – не слишком ли рано, чтобы позвонить сыну и попросить его подскочить к башне по пути на работу, чтобы они вместе могли послушать эти чертовы завывания ветра. Та неуловимая, тонкая, но от этого не менее реальная связь, которая всегда существовала между ними, как отцом и сыном, как сотрудниками одной фирмы, точь-в-точь повторяла такую же связь между его отцом и самим Яари, но ситуация осложнялась тем, что в семье сына совсем недавно появился второй малыш – славный, но капризный мальчуган, который, к сожалению, требовал особого внимания и ухода, равно как и частого посещения докторов. Но поскольку его сын (как ему казалось) точно так же, как сам Яари, был огорчен решением матери отправиться в Африку в одиночку, он решил все же позвонить прямо сейчас, пока не передумал.

– Хей, хабиби [5] Хаби́би ( араб. ) – арабское слово, означающее «(мой) любимый». Здесь – «друг мой». , – сказал он, когда в трубке прозвучал заспанный голос сына. – Надеюсь, я тебя не разбудил. Я только хотел сообщить, что наша мама уже упорхнула от нас. Сейчас она летит… и так долетит до аэропорта в Найроби, где ей придется пересесть на внутренний рейс. А потому, так или иначе, у нас есть время, чтобы расслабиться. Это все. Надеюсь, что ничего плохого сегодня не случится, и это безумное предприятие пройдет гладко. Да, и вот еще что…

Незадолго до приземления стюардесса вручила ей толстенный пакет израильских газет. Даниэла смогла только воскликнуть «ах!» и поблагодарить высокую и красивую девушку в темно-синей униформе.

– С вашей стороны очень мило, что вы не забыли о моей просьбе… но почему пакет такой тяжелый? У нас в Израиле выходят всего три газеты…

– Этого я не знаю, – призналась стюардесса. – Я собрала все, что смогла. Вплоть до финансовых приложений, спортивных журналов и объявлений. Совершенно не представляю, что именно более всего интересует живущих в Африке израильтян, а к чему они равнодушны. Так что…

– Ничего… ничего… большое спасибо… я найду, что с ними делать.

На самом деле она вовсе этого не представляла. Но кто же выручил ее, придя в последнюю минуту на помощь? Да не кто иной, как проголодавшийся юный сосед, который сгреб тяжеленный пакет и ловко втиснул его в сумку на колесиках (подарок от компании Эль-Аль); более того, он докатил ее прямо до автобуса, уже давно ожидавшего последних пассажиров рейса, чтобы доставить их в терминал.

– Ну, вот, – шутливо заметил он, переводя дыхание, – вот я и рассчитался с вами за дополнительную порцию, без которой я, наверное, умер бы от голода.

А она, подхватив шутку и улыбаясь одними глазами, сказала в свою очередь, что никакое доброе деяние не пропадает даром, и что если бы она не поддержала вовремя его слабеющие силы, то у него не хватило бы их, чтобы докатить до автобуса не только тяжелую сумку, но и просто дойти до распахнувшихся дверей. После чего молодой человек позволил себе проявить интерес к целям путешествия этой вежливой и приятной, пусть даже чуть более пожилой, чем хотелось бы, попутчицы и она, нисколько не стесняясь и не чинясь, поведала ему о зяте, пребывавшем в свое время в должности поверенного в делах… Но она не успела ни единым словом упомянуть о смерти сестры, потому что в ту минуту, когда она готова была сделать это, кто-то громко выкрикнул ее имя из дальнего конца автобуса: «Госпожа… госпожа Даниэла… Учительница!!! Это вы? Не могу поверить! Это на самом деле вы? В Африке?»

Огромная рыжеволосая женщина, которую самый завзятый оптимист не посмел бы назвать юной, на самом деле была несколько лет тому назад ее ученицей. Успела ли она окончить школу прежде, чем вышла замуж? Так или иначе, это была она, и сейчас она прокладывала путь к Даниэле, раздвигая плотную толпу мощным плечом, не переставая восклицать: «Госпожа Даниэла! Боже мой! Вот так встреча!»

Вскоре она уже стояла рядом. Она прилетела в Найроби, ибо здесь находился теперь ее дом, в котором она жила со своим мужем, работавшим в большой строительной фирме. Но не было ни дня, торопливо убеждала она Даниэлу, за все эти годы не было ни дня, чтобы она не вспоминала самую любимую молодую преподавательницу английского, которая, не жалея сил, вбивала в них не только знание грамматики, но и любовь, всеобъемлющую любовь к этому, по ее мнению, самому важному из существующих языков.

– Вы не поверите, – тарахтела она, привлекая к Даниэле внимание всего автобуса, – вы не поверите как мы, девочки (и говоря это, она ни на миг не замечала, что выглядит нисколько не моложе Даниэлы), да, все девочки, как одна, клянусь, я знаю, что говорю, до сих пор вспоминаем, какое терпение и любовь вы проявляли, заставляя нас учить наизусть реплики и монологи из «Короля Лира». При том, что ни для одной из нас английский не был родным. О, это было нелегко… А что же теперь? Вы что, бросили преподавать английский?

– Я не бросила преподавать английский, – отвечала Даниэла с улыбкой. – И до сих пор работаю в той же самой школе. Не так уж я стара, как тебе кажется.

– Нет, нет. Боже сохрани! – восклицала толстуха, обнимая ее. – Вовсе не это я хотела сказать. Просто некоторые утверждают, что преподавание не способствует улучшению здоровья… особенно эти кондиционеры… они так сушат кожу… и вообще… но если у вас хватает еще энергии… и вы еще по-прежнему любите Шекспира… да благословит вас Господь!