Эрих Ремарк - Ночь в Лиссабоне [litres]

Я показал ему свою руку и лицо. «Через час я уезжаю, – сказал я. – Как эмигрант я с таким лицом и на десять километров не отъеду. А мне надо через границу. Это мой единственный шанс. Вот мой паспорт. Сфотографируйте паспортное фото и замените копией снимок в гестаповском паспорте. Сколько возьмете? Деньги у меня есть». Грегориус согласился.

Лахман принес вторую бутылку коньяка. Я расплатился и вернулся в комнату. Хелен стояла у ночного столика. Ящик, в котором лежали письма, был открыт. Она задвинула его, шагнула ко мне. «Это Георг?» – спросила она.

«Не он один», – ответил я.

«Будь он проклят! – Она отошла к окну, кошка скакнула прочь. Хелен открыла ставни. – Будь он проклят! – повторила она с такой страстью и с такой твердостью, будто совершала мистический ритуал. – Будь он проклят до конца своих дней, вовеки…»

Я взял ее за руки, сжатые в кулаки, оттащил от окна. «Пора уходить».

Мы спустились вниз. Из всех дверей нас провожали взгляды. Серая рука помахала вслед. «Шварц! Не берите рюкзак. Жандармы относятся к рюкзакам с подозрением. У меня есть дешевый чемоданчик из кожзама, выглядит шикарно…»

«Спасибо, – сказал я. – Мне теперь не нужен чемодан. Мне нужна удача».

«Мы желаем вам удачи».

Хелен ушла вперед. Я слышал, как промокшая шлюха у подъезда посоветовала ей остаться дома, в дождь, мол, клиентов не сыщешь. Вот и хорошо, подумал я, чем пустыннее улицы, тем для меня лучше. Хелен изумилась, увидев машину. «Угнал, – сказал я. – Надо уехать на ней как можно дальше. Садись».

Еще не рассвело. Дождь потоками струился по ветровому стеклу. Если на подножке оставалась кровь, теперь ее наверняка смыло. Я остановился поодаль от дома, где жил Грегориус. «Постой здесь», – сказал я Хелен, кивнув на стеклянный навес магазина рыболовных принадлежностей.

«А в машине нельзя остаться?»

«Нет. Если кто придет, сделай вид, будто ждешь клиентов. Я скоро вернусь».

Грегориус успел все сделать. Страх сменился гордостью артиста. «Самое трудное – мундир, – сказал он. – У вас-то штатский костюм. Я просто отрезал ему голову».

Он отклеил Георгово фото, вырезал голову и шею, приложил мундир к моему снимку и сфотографировал монтаж. «Обер-штурмбаннфюрер Шварц, – гордо произнес он. Высушенное фото он уже вклеил на место. – Штамп более-менее удался. Если станут присматриваться, вам так и так конец… даже при подлинном штампе. Вот ваш старый паспорт в целости и сохранности».

Он отдал мне оба паспорта и остатки Георговой фотографии. Я порвал ее, пока спускался по лестнице, а на улице бросил в воду, которая ручьем стекала в водосток.

Хелен ждала. Сперва я проверил машину: бак полон. Если все пойдет хорошо, бензина хватит, чтобы перебраться через границу. Удача меня не оставила – в бардачке обнаружился пропуск на пересечение границы, уже дважды использованный. Я решил пересечь ее не там, где машину уже видели. Нашлись и карточка автозаправки «Мишлен», пара перчаток и атлас автомобильных дорог Европы.

Машина катила сквозь дождь. До рассвета оставалось еще несколько часов, мы направлялись в сторону Перпиньяна. Пока не развиднелось, я решил остаться на магистральном шоссе. «Может, я поведу? – немного погодя предложила Хелен. – Твои руки!»

«А сможешь? Ты не спала».

«Ты тоже».

Я взглянул на нее. Вид свежий и спокойный. Поразительно. «Хочешь глоток коньяка?»

«Нет. Буду ехать, пока не удастся где-нибудь выпить кофе».

«Лахман дал мне еще одну бутылку коньяка». Я достал ее из кармана пальто. Хелен покачала головой. Она сделала себе укол.

«Попозже, – очень мягко сказала она. – Попробуй вздремнуть. Будем вести машину по очереди».

Хелен водила лучше меня. Немного погодя она запела, однообразные, короткие песенки. До сих пор я был страшно напряжен, теперь урчание автомобиля и негромкое пение начали меня убаюкивать. Я знал, что должен поспать, но снова и снова просыпался. Мимо проносился серый пейзаж, и мы включили фары, не заботясь о предписаниях насчет затемнения.

«Ты убил его?» – вдруг спросила Хелен.

«Да».

«Был вынужден?»

«Да».

Мы ехали дальше и дальше. Я смотрел на дорогу и думал о многом, а потом провалился в каменный сон. Когда я проснулся, дождь уже перестал. Наступило утро, урчал мотор, Хелен сидела за рулем, и мне почудилось, будто все было сном. «Я сказал неправду», – сказал я.

«Знаю», – ответила она.

«Это был другой», – сказал я.

«Знаю».

Она не смотрела на меня.

– В последнем довольно большом городе перед границей я хотел получить испанскую визу для Хелен. Толпа перед консульством удручала. Придется рискнуть, ведь автомобиль, вероятно, уже ищут, но другого выхода нет. В паспорте Георга виза уже стояла.

Я медленно подъехал ближе. Толпа встрепенулась, только когда разглядела немецкие номера. Расступилась перед нами. Несколько эмигрантов побежали прочь. Сквозь строй ненависти автомобиль протиснулся к входу. Жандарм козырнул. Давненько со мной такого не случалось. Я небрежно поздоровался и прошел в консульство. Жандарм посторонился. Надо быть убийцей, с горечью подумал я, чтобы тебе оказывали уважение.

Визу я получил незамедлительно, как только предъявил паспорт. Вице-консул видел мое лицо. Но не руки. Я надел перчатки из бардачка. «Следы войны и ближнего боя», – сказал я. Он понимающе кивнул. «Мы тоже пережили годы боев. Хайль Гитлер! Великий человек, как и наш каудильо».

Я вышел на улицу. Вокруг автомобиля образовалась пустота. На заднем сиденье сидел перепуганный мальчик лет двенадцати. Забился в угол, одни только глаза да прижатые ко рту руки. «Мы должны взять его с собой», – сказала Хелен.

«Почему?»

«Его документ действует еще только два дня. Если его схватят, то отправят в Германию».

Я почувствовал, как по спине под рубашкой течет пот. Хелен посмотрела на меня. Она была очень спокойна. «Мы отняли одну жизнь, – сказала она по-английски. – И должны спасти другую».

«У тебя есть документы?» – спросил я у мальчика.

Он молча протянул мне разрешение на жительство. Я взял его, опять пошел в консульство. Это стоило мне огромного труда – казалось, автомобиль на улице сотней громкоговорителей выкрикивает свою тайну. Я небрежно сказал секретарю, что напрочь запамятовал, что мне нужна еще одна виза – по службе, для подтверждения личности за рубежом. Заглянув в документ, он удивился, потом с улыбкой подмигнул и выдал визу.

Я сел в машину. Настрой в толпе стал еще враждебнее. Вероятно, они думали, что я намерен засадить мальчика в лагерь.

Из города я выехал с надеждой, что удача не покинет меня. Руль с каждым часом становился все горячее. Я опасался, что вскоре машину придется бросить, но совершенно не представлял себе, что будет дальше. В такую погоду Хелен не сможет идти через горы окольными тропами, она слишком слаба, а потеря автомобиля лишит нас и призрачной вражеской защиты. Никто из нас не имел французского разрешения на выезд. Пешком все было совершенно иначе, нежели в дорогом автомобиле.