Джон Стейнбек - Зима тревоги нашей [litres]

– Как поживаете? – спросила Мэри.

Хартог засмеялся.

– Надеюсь, вы в курсе, что ваша спутница – ведьма, – сказал я.

Хартог расхохотался. Настроение у всех было прекрасное.

– Я попросила столик у окна, – сообщила Марджи. – Вон тот.

– И цветы велела поставить особые, Марджи!

– Мэри, должна же я хоть как-нибудь отплатить тебе за гостеприимство!

И в том же духе они продолжали, пока Марджи нас рассаживала, а Хартог все время смеялся – поистине гениальный собеседник. Я решил вытянуть из него словечко чуть попозже.

Накрытый стол выглядел красивым и белым; серебро, которое таковым не являлось, сверкало почище серебра.

– Я – хозяйка, значит, я главная, поэтому пить будем мартини, хотите вы того или нет! – заявила Марджи.

Хартог засмеялся.

Принесли мартини, только не в рюмках, а в огромных бокалах размером с поилку для птиц и со спиральками лимонной цедры. Первый глоток обжег, словно укус мыши-вампира, и подействовал как легкий анестетик, – напиток пошел мягче и к концу бокала стал в самый раз.

– Выпьем еще, – сказала Марджи. – Еда здесь неплохая, но не настолько.

И тогда я рассказал историю о том, что всегда хотел открыть бар, в котором вам подавали бы сразу второй мартини. Я нажил бы целое состояние.

Хартог засмеялся, нам принесли четыре новых поилки для птиц, я же тем временем жевал лимонную цедру из первого бокала.

Со второй порцией мартини Хартог обрел дар речи. У него был низкий, эффектный голос, как у певца или продавца, рекламирующего товар, который никому не нужен. Таким голосом еще разговаривает врач с лежачим пациентом.

– Миссис Янг-Хант говорит, что у вас тут бизнес, – заметил он. – Потрясающий городок – нетронутый городок.

Я чуть было не выложил ему, в чем заключается мой «бизнес», но Марджи перехватила мяч.

– Мистер Хоули – грядущая мощь этой страны! – брякнула она.

– Неужели? По какой же вы части, мистер Хоули?

– По всякой, – ответила Марджи. – Абсолютно по всякой, но не в открытую, ты ведь понимаешь! – Глаза ее пьяно блеснули. Я посмотрел на глаза Мэри, которые стали обретать тот же блеск, и понял, что Марджи с кавалером опрокинули по парочке мартини до нашего прихода, по крайней мере Марджи.

– Что ж, теперь я могу не отнекиваться, – сказал я.

Хартог снова рассмеялся:

– У вас прелестная жена! Это уже полдела.

– Скорее, дело именно в этом.

– Итан, из-за тебя он подумает, что мы с тобой ссоримся!

– И еще как! – Я выпил залпом полбокала и, ощутив, как за глазами разливается тепло, посмотрел на улицу сквозь бутылочное стекло в крошечной створке. В нем отражался свет свечи, и казалось, что он медленно вращается. Вероятно, это было самовнушение, поскольку я слышал свой голос, доносившийся словно извне. – Миссис Марджи – Ведьма Востока [24] В «Удивительном волшебнике из страны Оз» Л. Фрэнка Баума злая ведьма Запада, правившая жевунами, погибла под упавшим на нее домиком Дороти. Принцесса Озма, дочь Волшебника Оза, появляется во всех остальных книгах серии. . Мартини – не напиток. Мартини – зелье. – Мерцающее стекло все еще притягивало меня.

– Вот те на! Я-то всегда считала себя Озмой. Разве Ведьма Востока не была злой?

– Еще бы!

– Разве она не растаяла?

Сквозь кривое стекло я увидел мужскую фигуру, бредущую по тротуару. Она была сильно искажена, и все же манеру склонять голову чуть влево и ходить на внешних сторонах стоп я признал. Так делал Дэнни. Я увидел, как вскакиваю и бросаюсь за ним. Я мчусь к углу Вязовой улицы, но он исчезает – вероятно, свернув на задний двор второго дома.

– Дэнни! Дэнни! – кричу я. – Верни мне деньги! Не бери их! Они отравлены! Я их отравил!

Раздался чей-то смех. Смеялся Хартог. Марджи сказала:

– Я лучше буду Озмой.

Я утер слезы салфеткой и пояснил:

– Надо пить ртом, а не смачивать глаза. До чего жжется!

– Глаза у тебя красные, – заметила Мэри.

Я так и не вернулся к нашей компании – слышал будто со стороны, как разговариваю и рассказываю истории, как заливисто смеется моя Мэри; видимо, я был забавен и даже очарователен, но к столу так и не вернулся. Думаю, Марджи догадалась. Она смотрела на меня с немым вопросом, черт бы ее побрал! Она действительно ведьма.

Не знаю, что мы ели. Помню белое вино, так что, вероятно, была рыба. Оконные стекла вращались, как пропеллеры. Еще помню бренди, так что, наверное, я пил кофе… И тут все закончилось.

На выходе, пропустив вперед Мэри и Хартога, Марджи спросила:

– Куда ты ушел?

– Не понимаю, о чем ты.

– Ты ушел! Присутствовал лишь частично.

– Прочь, ведьма!

– Ладно, дружище, – сказала она.

По пути домой я оглядывал тени в садах. Мэри висела у меня на руке, бредя чуть нетвердой походкой.

– Какой приятный вечер, – вздохнула она. – Давно мне не было так хорошо!

– Получилось мило.

– Не знаю, смогу ли ответить Марджи таким же прекрасным ужином. Она – отличная хозяйка!

– Это уж точно.

– И ты, Итан! Я знала, что ты умеешь быть забавным, но сегодня ты смешил нас весь вечер! Мистер Хартог сказал, что изнемог от смеха, слушая про мистера Рыжего Бейкера.

Неужели я и о нем рассказывал? Что именно? Ну надо же. Эх, Дэнни, верни деньги! Прошу!

– Устроил же ты нам представление, – сказала моя Мэри. На пороге нашего дома я сжал ее так крепко, что она всхлипнула. – Дорогой, ты пьян! Мне больно! Тише, детей разбудим!

Я намеревался подождать, пока она уснет, и выскользнуть на улицу, дойти до его лачуги, искать его, даже пустить по его следу полицию. И все же я прекрасно понимал: Дэнни уже нет. Я знал, что Дэнни уже нет. И лежал в темноте, глядя на красные и желтые точки, плававшие в моих мокрых глазах. Я знал, что наделал, и Дэнни тоже знал. Я вспомнил убитых кроликов. Может быть, только в первый раз чувствуешь себя скверно. Никуда не денешься. В бизнесе и в политике приходится идти по головам, чтобы стать Королем Горы. На вершине можно позволить себе и доброту, и великодушие, но сначала туда надо забраться.

Темплтонский аэродром находится всего в сорока милях от Нью-Бэйтауна, реактивные самолеты преодолевают это расстояние минут за пять. Рои смертоносных москитов пролетают над нами с растущей регулярностью. Жаль, я не могу восхищаться ими или даже любить, как мой сын Аллен. Будь у них хотя бы еще одна цель, я, пожалуй, и смог бы, но их единственная функция – убивать, у меня же убийства в печенках сидят. Я так и не научился вслед за Алленом находить их в небе впереди поднятого ими шума. Они преодолевают звуковой барьер с гулом, похожим на взрыв парового котла. Проносясь ночью над домом, они проникают в мои сны, и я просыпаюсь грустный и больной, будто у меня язва души.

Рано утром раздался гул, и я вскочил как ужаленный. Мне приснились немецкие универсальные зенитки «восемь-восемь», которыми мы так восхищались и которых так боялись в годы войны.