Жан-Поль Сартр - Ставок больше нет [litres]

Пьер заглядывает через щель в комнату. Его лицо серьезно, он внимательно слушает.

Наконец Ланглуа нарушает гнетущую тишину:

– Если Дюмен умер, мы все равно завтра выступим?

– Без всяких сомнений, – отвечает Диксон. – Они еще и за это заплатят… Верно, ребята?

– Верно, – отзываются Пулен и Ренодель.

– Идет, – подводит итог Диксон, – а теперь за работу. Нельзя терять ни минуты…

Пьеру удается лишь заглядывать в дверь, он пытается открыть ее, упирается плечом, но она не поддается.

Диксон обращается к Пулену, который еще не успел сесть за стол:

– Впусти немного воздуха, такая духотища.

Пулен идет к окну, открывает его, и из-за сквозняка дверь захлопывается…

Пьер дергает закрытую входную дверь. Колотит по ней кулаками, кричит:

– Это западня, ребята! Ничего не предпринимайте. Это западня.

Но вместо ответа слышно, как с той стороны подходят к двери и запирают ее на ключ.

Пьер смотрит на старика, который пытается его успокоить. Пьер осознает тщетность своих усилий, и ему впервые становится по-настоящему больно.

– Завтра они все будут либо убиты, либо задержаны. По моей вине, – с отчаянием произносит он, отвернувшись.

Старик отвечает неопределенным жестом.

Пьер яростно лупит по перилам, но удары его не слышны.

– Ну, конечно, всем на все здесь наплевать. Но только не мне! Слышите?! Не мне!

В комнате с полузакрытыми ставнями на постели лежит тело Евы.

Люсетта стоит на коленях перед кроватью, сжимает руку сестры и плачет, приникнув к ней щекой.

За ее спиной неподвижно застыл Андре.

Другая Ева стоит, прислонившись к стене, скрестив руки на груди, и строгим взором наблюдает за происходящим.

Люсетта поднимает голову, покрывает руку сестры горячими поцелуями.

– Ева, дорогая моя, Ева… – с отчаянием причитает она.

Андре склоняется над Люсеттой, бережно берет ее за плечи и заставляет встать.

– Пойдем, Люсетта, пойдем…

Девушка дает себя уговорить.

Андре уводит ее, бережно держа за талию.

Она кладет голову на его плечо.

Он подводит ее к дивану и усаживает.

Ева медленно следует за ними, не сводя обеспокоенного взгляда. Встав за диваном, она ждет, что будет дальше…

Как вдруг раздается:

– Здравствуйте!

Ева резко оборачивается. Ее лицо светлеет.

– Папа!.. – взволнованно шепчет она.

Отец Евы, приветливый и улыбающийся, заглядывает в приоткрытую дверь гостиной и, протиснувшись в узкую щель, направляется к Еве:

– Я узнал, что ты теперь среди нас. Добро пожаловать!

Это бодрый старик с изысканными манерами, и одет он с иголочки: гетры, гвоздика в петлице. Он олицетворяет собой законченный тип неисправимого повесы и клубного завсегдатая.

Он подходит к Еве, та взволнованно бросается в его объятья.

– Отец, как я счастлива! Сколько лет…

Отец целует ее в лоб, едва коснувшись губами, и легонько отстраняет. Ева, чуть отодвинувшись, не выпускает его рук из своих и смотрит с большой любовью. Затем, вспомнив о сестре, говорит:

– Папа… Наша маленькая Люсетта… Ты должен знать, что здесь происходит.

У отца смущенный и даже слегка недовольный вид. Он не хочет смотреть, куда указывает Ева.

– Ты действительно думаешь, что это необходимо? У меня очень мало времени, деточка.

Ева заставляет его повернуться лицом к дивану.

– Смотри.

Голова Люсетты по-прежнему лежит на плече Андре, она тихонько плачет. Обняв за плечи, Андре прижимает ее к себе.

Отец смотрит, но видно, что он смущен и не хотел бы присутствовать при этой сцене…

– Видишь? – спрашивает Ева.

– Не плачьте, Люсетта, – говорит Андре.

– Послушай… – не отрывая взгляда от парочки, обращается Ева к отцу.

– Вы не одна, вы это знаете, – продолжает Андре. – Я буду любить вас, как любила Ева… Я люблю вас, Люсетта… Вы так очаровательны и молоды…

Люсетта поднимает взгляд на Андре, который ей улыбается, и с детской доверчивостью снова кладет голову ему на плечо. Еву охватывают жалость и нежность к сестре, она проводит рукой по волосам и лбу Люсетты.

В ту же минуту Андре наклоняется и целует Люсетту в висок.

Ева возмущенно отнимает руку.

– Отец!..

Но тот лишь безнадежно машет рукой:

– Ну да, дитя мое… что поделаешь? – И пятится, словно пытаясь убежать от этого неприятного зрелища.

– Отец, он меня отравил, поскольку я ему мешала…

Отец, сделав еще несколько шагов, неопределенно машет рукой:

– Я все видел… Некрасиво… Очень некрасиво…

Ева смотрит на отца, потрясенная таким безразличием.

– Но это твоя дочь, отец. Он заставит ее страдать.

Ева и ее отец стоят теперь по обе стороны дивана, Люсетта и Андре находятся между ними.

– Разумеется, очень жаль…

– Это все, что ты можешь сказать?

Отец растерянно смотрит на Еву и сердито отвечает:

– А что я должен, по-твоему, сказать? Я знал, что меня здесь ждет. Знал, что не в силах что-либо изменить. Отчего ты мешаешь мне уйти? – Затем его гнев перекидывается на Андре: – Мы тебя видим, Андре, мы тебя слышим. Однажды тебе придется ответить за свои действия. Убийца! Мы все знаем, слышишь?.. Люсетта… Во имя любви к Богу, Люсетта, послушай меня, я…

Люсетта, голова которой по-прежнему лежит на плече Андре, улыбается сквозь слезы и, еще сильнее прижимаясь к нему, шепчет:

– Вы такой добрый, Андре…

Отец замолкает на полуслове, гнев его идет на убыль, и он разводит руками в знак печального смирения.

– Видишь, на что ты меня толкаешь, детка? Я смешон… Лучше пойду… – говорит он, обращаясь к Еве, и направляется к выходу, но Ева бежит за ним.

– Люсетта была твоей любимицей.

– О живых забываешь быстро, сама увидишь… Когда ты была невестой, я терзался, видя тебя с этим мерзавцем. Я не раз говорил тебе об этом. Но ты улыбалась ему, не слыша меня… как Люсетта…

Они вместе идут к выходу.

– Ну, все, до свиданья, детка. Я из-за тебя опоздаю. У меня через десять минут бридж.

– Бридж? – удивляется Ева.

– Ну да. Мы смотрим, как играют живые. В нашем распоряжении четыре партии. Это так занятно. Если б мы могли держать в руках карты, насколько играли бы лучше…

Продолжая разговаривать, Ева с отцом доходят до двери гостиной. На пороге они оборачиваются.

Андре и Люсетта поднялись с дивана. Андре прижимает ее к себе, обнимая за талию, и, увлекая в другую комнату, распахивает дверь.

В тот момент, когда они собираются выйти, Ева устремляется вслед за ними, но Андре закрывает дверь перед ее носом.

Ева упирается руками в дверь и изо всех сил стучит, но не слышно ни звука.

– Люсетта! Люсетта! – истошно кричит она.

Потом перестает стучать и оборачивается к отцу. Тот готовится уйти. Глядя на дочь, он дает ей совет: