Уильям Сароян - Что-то смешное : Серьёзная повесть

Рэд съел с десяток ягод. Кролик исчез из виду, и Рэд вспомнил, что ему еще нужно найти Флору. Он продрался сквозь лозы справа и увидел вдали вал оросительного канала. Стоит пойти искать Флору туда, потому что если он не найдет ее, то сможет немного побыть один. Он посмотрел бы на траву и водоросли в канале. Дойдя до канала, он увидел сидящую на берегу Флору. Рядом с ней лежали ее туфли и чулки, а ноги были в воде.

— Ты не прячешься, — сказал Рэд.

— Ну да, — ответила Флора.

— Ну, во-первых, ты ушла слишком далеко от дерева. Во-вторых, когда я найду тебя, по правилам мы должны наперегонки возвращаться к дереву.

— Я знаю.

— Разве ты не хочешь играть?

— Да, но не все время. Я не сразу спряталась здесь. Я была во многих других местах. Мне надоело прятаться, и когда я нашла это славное местечко, села отдохнуть и охладить ноги.

— О, — сказал Рэд. Он не мог придумать, что бы еще такого добавить: настолько рассудительно она говорила.

— Разве мы не должны сейчас вернуться? — сказал он наконец. — Разве мы не должны продолжать игру?

— Верно, — сказала Флора. — Мы действительно должны вернуться, но мне не хочется, потому что здесь мне нравится намного больше.

— Тебе нравится вот так сидеть одной?

— Да, а тебе?

— Иногда.

— Быть одной все время мне не нравится , — сказала Флора, — но иногда хочется.

— Когда?

— О, я не знаю. А тебе когда тебе нравится быть одному?

— Когда я злюсь.

— Ты злишься на кого-то?

— Да.

— Кто это?

— Мой отец.

— Твой отец? За что ты на него злишься?

— Он ударил маму.

— Ударил ее?

— Да.

— Почему?

— Мой отец разозлился, — сказал Рэд. Он немного подумал. — Он очень разозлился.

— Это она его разозлила? — спросила Флора.

— Я не знаю, — сказал Рэд, — но когда он злится, он еле-еле сдерживается, чтобы не ударить ее. Я знаю, когда он пытается. Иногда он сдерживается долго, а потом все-таки бьет ее. Она плачет, и он бьет ее еще. И я ударил его за то, что он ударил ее. Вот когда я хочу быть один. А ты?

— Ну… — задумалась Флора. — Мой отец никогда не бьет мою маму, но иногда мама дает ему пощечину.

— Твоя мать дает пощечины твоему отцу?

— Да. Она ударила его сегодня днем.

— И что он потом сделал?

— Вышел из дома. Пошел к оливковому дереву во дворе и работал там. Обрезал дерево. Убирал мертвые ветки. Потом он пошел в виноградник. Он долго с ней не разговаривал.

— Почему она ударила его? Почему они так делают?

— Я не знаю. Я думала об этом, но просто не знаю. А ты знаешь?

— Ну, — сказал Рэд, — я знаю, что мой отец бывает разозлен. Я думаю, моя мама злит его. Иногда она и меня злит. Иногда она очень злит меня.

— И ты тоже бьешь ее ?

— О, нет, — сказал Рэд. Он замолк, задумался, а затем сказал: — Но я бы хотел верить в то, что она говорит мне. Я никогда не знаю, во что верить.

Девочка выслушала его и тоже призадумалась, затем повернулась и взглянула на Рэда. Он увидел, что нравится ей, чего никак не ожидал. Но он был рад этому и понимал, что она ему нравится, что она мила ему.

— Нам лучше вернуться, — неожиданно сказал он.

— Хорошо, — сказала Флора. Она вытащила ноги из воды, надела носки и туфельки. Она протянула руку Рэду и сказала: — Помоги мне встать, пожалуйста.

Рэд взял ее за руку и помог ей подняться, чувствуя небывалое воодушевление. Так хорошо было держать ее руку. Она поднялась на ноги и глухо проговорила:

— На самом деле мне не хочется возвращаться.

Они побрели по винограднику.

— Почему? — спросил Рэд.

— Ох, — сказала Флора. — Если бы ты только знал, как ужасно я себя чувствую, когда вижу, что мои мать и отец несчастливы друг с другом.

— Они несчастливы друг с другом?

— Очень. А твои?

— Не знаю, — сказал Рэд. — Думаю, да. Но они и счастливы тоже. Обычно они все-таки счастливы. А твои?

— Никогда, — сказала Флора. — Они только притворяются. Думаю, они ненавидят друг друга. Они думают, что мы не знаем. Думают, что мы не понимаем, но каждая из нас понимает, особенно Фанни. Она понимает больше всех. Фэй тоже понимает, но скрывает это. А Фанни рассказывает мне все, что она понимает. «Они ненавидят друг друга, — говорит Фанни. — Они друг друга просто не выносят. Я думаю, что они даже не сознают этого — настолько они привыкли друг к другу». Фанни знает больше всех. Они действительно ненавидят друг друга!

— Не может быть, чтоб они не знали, — сказал Рэд.

— Ох, знают, — сказала Флора. — А мы всегда делаем вид, что не знаем, особенно Фанни. Только она одна за маму. Мы за папу, Фэй и я, а Фанни за маму. А ты на чьей стороне?

— Ни на чьей, — сказал Рэд. — Ведь они не ненавидят друг друга!

Никогда в жизни, ни с кем он так не говорил. Ему было очень больно, что мать и отец этой чудесной девочки не любят друг друга, что, по ее словам, они даже ненавидят друг друга.

— Фанни сказала тебе это просто в шутку, да? — спросил он.

— Нет, не в шутку, — сказала Флора. — Это правда. Ну, мы почти дошли. Думаю, нам лучше побежать наперегонки к дереву.

— Давай, — сказал Рэд.

Он немного пропустил ее вперед, затем развернулся, дал себе волю и вскоре обогнал ее. Он видел во дворе остальных детей, разговаривающих возле насоса, и мчался к дереву. Поравнявшись с ним, Рэд не остановился, не присоединился к остальным, и не стал дожидаться Флоры. Он продолжал бег. Он услышал, как Фанни кричит ему вслед: «Эй, Рэд, куда ты?» Он бежал по винограднику, пока совсем не устал, и тогда перешел на шаг. Когда он был уже далеко, когда подошел к гранатовым и оливковым деревьям, он остановился, чтобы побыть одному.

Он сорвал с ветки маленький красный гранат и изо всех сил швырнул его в ствол дерева. Гранат разбился вдрызг.

— Черт тебя возьми, папа! — закричал он. — Черт тебя возьми, мама! Черт возьми вас обоих!

Их было четверо, двое мужчин и две женщины, сидящих и стоящих на веранде, выясняя, что они предпочитают пить, привыкая к взаимному сближению, к странности того, что они вместе, чтобы говорить, и пить, и коротать время. Но уже через пять-десять минут мужчины вместе стояли на лужайке, а женщины остались вдвоем на веранде. Так каждая пара оставалась в поле зрения друг у друга, но разговора уже не слышала. В первые минуты, когда дети еще были рядом, взрослые обменивались любезными улыбками, отзывчивыми и доброжелательными взглядами, а чуть позже временами уже раздавался смех.

Первым рассмеялся Ивен Назаренус.

Средняя девочка Уолзов вдруг громко обратилась к старшим:

— Ну, вы, детвора, играйте тут, а мы — детишки — поиграем за домом.

Ивен засмеялся и, обратившись к Мэй Уолз, сказал:

— Ну, какова?! Она у вас всегда такая?

Мэй Уолз ответила на вопрос добродушным мягким жестом, и с теплотой сказала — не для Фанни, а для Суон и Ивена: