Валерия Шубина - Мода на короля Умберто

Возмущенная девочка живо спустилась вниз и предъявила своего цыпленка как еще одно доказательство преступной натуры Карпо: у бедняги вытек глаз. Вместе с другими инкубаторскими он сидел в клетке, было все хорошо, но вот прилетела Карпо, стала совать клюв в решетку — и пожалуйста: четверо убитых, двое раненых!

Новожилов почесал затылок… Однако ничего не поделаешь. Придется лишать Карпо свободы и платить штраф: по рублю за цыпленка. Услыхав о деньгах, девочка сразу же увеличила число убитых.

Теперь настала очередь Мореного требовать правосудия. На бахче появились посторонние — грачи. Выклевывают всходы. Можно ли стрелять воров? И Мореный достал охотничий билет. Медленно, со значением, точно и не билет вовсе, а удостоверение своей человеческой полноценности. Билет был аккуратно вправлен в тисненый кожаный переплет, внушительный и богатый, подобранный с любовью, как всякая вещь, смысл которой — свидетельствовать об избранности владельца.

Ну что ж… Настоящему охотнику директор готов помочь. И, возвратив билет, вынес из кладовки несколько маленьких пачек.

Рассолодевший под зенитным солнцем, Мореный не торопится спрятать выданный порох. Куда спешить? Стыдно признаться: бригада устроилась возле леса, а кроме бахчи, Мореный ничего и не видел. И это он — охотник. Спроси сейчас, что за рябые птицы роются возле сарая, не ответит. Да что заморские птицы! Огарь вон ходит, но много ли известно Мореному про жизнь этой красивой рыжей утки?! Вот про вкус утиного мяса может сказать. И как лучше приготовить, сообразит. Где подкараулить, знает. А что у животных натура — Мореный и думать не утруждался. Ну, не смех ли: у змеи солнечный удар?!

И, кивнув на мешок, спрашивает:

— Зачем ее туда?

— Уйдут посторонние, выпущу подальше. Надо, чтобы на базе жили шахматные ужи. А то орлы есть, косули тоже, уток до черта, а змей мало.

«Посторонних» шабашник отнес на счет девочки, разглядывавшей рябых птиц. Головки светлые, оперение сизое из-за частых белых и черных крапин, которые при движении будто перетекают одна в другую. Белые особенно походят на капли.

— То цесарки, — нехотя говорит Новожилов. — Мелеагриды, нумидийские птицы.

Узнай Мореный, какая легенда связана с цесарками, он возгордился бы меткостью своего глаза. Однако у директора не лежит душа рассказывать разную брехню. Будто бы жил такой грек Мелеагр, сын Энея, вроде у грека были сестры, и когда он умер, то сестры никак не могли утешиться. Будто их превратили в птиц, оперение которых кажется усыпанным каплями слез.

Но, видно, Новожилову не суждено сегодня обойтись без истории.

К цесаркам подходит красавец петух и тоже с забавным усердием начинает рыться в песке. Глядя на него, Мореный смеется и вспоминает басню о жемчужном зерне и навозной куче.

— Гогочи, гогочи… — обижается Новожилов за петуха, заподозренного в суетной человеческой страстишке. — Просто никто лучше не оживляет жемчуг, чем птица в своем желудке.

Мореный, который не хотел обидеть ни Новожилова, ни петуха, пробует откашляться, делая вид, что першит в горле. Однако Новожилова не проведешь, и не даст он спуска тем, кто плохо думает о животных.

— Такому вот красавцу давали склевать потухшую жемчужину, потому что человеческая алчность неистребима. На том мир стоял и стоит сейчас. В древности считалось: чем ярче оперение, тем радужнее будет оживленная жемчужина. И он склевывал, глупый… А через некоторое время птицу забивали и вынимали проклятую драгоценность. Но бывало, что петух оказывался расторопнее, вот и соображайте, кто копался в навозной куче!

— А огарь? — выпытывает Мореный, коль уж директор разговорился.

И про огаря Новожилову известны подлинные факты. Сам наблюдал. Их, может, какой заядлый специалист знает — больше никто. Директор оживляется. И говорит, что огарям все равно, кого воспитывать — собственных детей или чужих, лишь бы своего вида. Чем больше, тем лучше.

— Выплыла, например, одна семья на прогулку, а навстречу — другая. С недельными птенцами. Тихо-мирно они могут и не разойтись. Каждая мать норовит захватить чужих огарят и присоединить к своему семейству. И часто такие прогулочки заканчиваются потасовками.

Что-то виноватое появляется в лице Мореного. Как бы оправдываясь, он говорит:

— Небось про кукушку не рассказываете…

Новожилов сам обрадовался бы, если бы кто-то открыл ему тайну кукушки. Записался бы в почитатели того человека, кто объяснит, как молодые кукушки, вскормленные приемными родителями, перелетают в тропические страны и находят там своих настоящих родителей, которых никогда не видели.

Однако пора и честь знать. Дружок подает сигнал из машины. Мореный лениво идет к воротам. Секунда-другая, спрашивает:

— Может, подвезти куда?

Нет, к Хаустину, главному агроному, Новожилов поедет на полевой машине «Охрана природы». И не один. Спасибо Карпо, навела на дельную мысль. Новожилов прихватит надежного помощника — Филимона.

Горячая пыль поднималась над белой, как мел, дорогой. Начала выгорать и степь. Но еще нетронуто-голубой сиял цикорий. В полдень и он поблекнет, готовя себя к утру, к новому чистому цветению. Заслоняя листву, уже дымом стоял в лесополосах серовато-розовый пух скумпий. И поспевающие хлеба дышали солнцем, самим цветом напоминая испеченный каравай. Жарко-рыжим казался воздух над ними.

Время от времени директор посматривал на верного помощника, который тихо сидел в затемнении. Это был Филимон — ручной филин-пугач, приспособленный для необычной охоты — на ворон.

Неподвижный пристальный взгляд Филимона уже сейчас сверкал лютой ненавистью к серым вертихвосткам: «Чтобы филин позволил себе такой подлый образ жизни, какой ведет ворона?! Вечная разорительница чужих гнезд, хитрая воровка, тянущая без разбора все, завсегдатайка свалок! Чтобы филин был так вероломен при добывании еды, хватая беззащитных птенцов и детенышей! Да он даже вооруженному ежу дает возможность защититься. Правильно делает Новожилов, уничтожая это отродье. Дай волю, и оно пожрет все живое.

Или дичь в хозяйстве, или ее истребители. И вообще, раз сообщество зверей и птиц управляется человеком, человек и решает, сколько должно быть хищников. Он и разберется, кто участвует в естественном отборе, как филин, а кто дерет глотку гнусным карканьем, постоянно скандалит и носится как оглашенный. На что филин — мощная птица, не зря же называется королем ночи, — а летает бесшумно, шороха не услышишь. Хотя тетеревятник ему не пара по орлиной силе, но Филимон готов пожать честную лапу ястреба и почтить всяческим уважением как своего единомышленника — вороньего истребителя.

Нынешней весной деревенская ласточка, пролетавшая над Малайзией, поведала Филимону о последней нахальной выходке ворон. Их гостеприимно пригласили в страну как крылатых санитаров, а они расплодились так, что стали выхватывать еду у людей изо рта. Ну, не живучая ли тварь? Конечно, хулиганкам объявили войну. Не то что редкому филину. Эх, Филимона бы в Малайзию! Вот где насладился бы зрелищем уничтоженных врагов. Нахохотался бы вдоволь».