Валерия Шубина - Мода на короля Умберто

— Все-таки трудно тебе, Васечка, живется, — говорит она, выходя с гостем на крыльцо и отыскивая лучом фонарика дорожку между высокими кустами жимолости.

Легкий запах ночной фиалки, трубные крики лягушек-жерлянок из дальнего тростника бодрят Новожилова. Он чувствует себя молодым, полным жизни.

— Трудно? — переспрашивает он. — Наверно… А без борьбы природу не сохранишь. Есть же люди — как слепни: дорвутся до крови и так сосут, что слепнут. — Уходящий было гость задерживается возле кадки с водой. — Тут после нервотрепки схватил приступ. Думал, конец. Укатали сивку крутые горки. Пот пошел холодный, как дождь. Вызвали «скорую»… А сегодня был в поликлинике. Сняли… Забыл, как называется… А… кардиограмму. И оказывается, месяца три назад перенес этот самый…

— Инфаркт? — ужасается Александра Михайловна.

— Весной газик сел в грязи, я выталкивал изо всех сил, и вдруг сердце кольнуло, и стало немного плохо. Это и был инфаркт. Но воевать буду до гроба. Иначе нельзя.

— А Наташа не сердится?

— Хочешь быть женой Новожилова — терпи!

— В город не уговаривает перебраться?

— Кое-кому я уже сказал: женщин много, а работа одна.

Не стал огорчать старушку, скрыл — и Наташа подалась к матери в город. Нашел после ее отъезда письмо, залитое слезами.

Непробиваемость Бердюгина сначала удивляла, потом Новожилов понял: вызвана она одним — желанием не доставлять себе лишних хлопот. Судите сами: по заведенному порядку Бердюгин получал саженцы сосны, акации, абрикосов, яблонь. Всю жизнь его склоняли за посадку лесозащитных полос и шелководческих плантаций, определяя деятельность лесничества как «неудовлетворительное проведение работ по облесению песчаных массивов и овраго-балочных земель». И вдруг какие-то фазаны… Директор попробовал взглянуть на себя со стороны.

Ведь каждому балбесу известно: на фазанах и зайчиках новожиловцы наживаются. Сначала отлавливают, а потом расселяют по другим хозяйствам. И гребут денежки. Потому и берегут как зеницу ока. А душещипательные разговоры о будущих поколениях, все эти «хочу, чтобы звери и птицы были на земле» — для красного словца. Народ ушлый, прикидывается болеющим за дело. Правда, Новожилов однажды заявил: если ему перестанут платить, все равно будет работать по-прежнему. Но со злости чего не скажешь?! Лесной человек, дичь.

К тому же и до пенсии Бердюгину рукой подать. А тут сгорело четыреста гектаров сосновых посадок. По неосторожности туристов. Вспыхнули, как свечка, а теперь торчат на виду огромными головешками. Да и без пожара полно неприятностей. Несколько сот кубов леса: бревно на бревне, черт ногу сломит — лежат брошенные, огромная вырубка заросла камышом, уже сгнила почти, только глаза ею колют. Он же — Новожилов. Обвиняет в бесхозяйственности, разгильдяйстве. Мало того. Постоянно ловит лесников. Составляет протокол за протоколом. И шельмует, как первых браконьеров района. В отместку бердюгинцы взяли да и спилили сторожевые вышки егерей: нечего превращать зеленую зону в караулку: земля-то лесхозная.

Конечно, Бердюгину вынесли порицание. От имени райисполкома вменили: не нарушать, не пилить, не браконьерничать…

Нахлобучка не прибавила любви к охотничьему хозяйству. Тем более что лоси давно вредили сосне. Они обкусывали ее, и дерево засыхало. Не одну стопку бумаги извел Бердюгин, жалуясь на вопиющее нарушение природного равновесия со стороны лосей. А Новожилов вместо того, чтобы признать вину, взялся нападать, утверждая: сосну заел вредитель — жук-пилильщик, потому она и сухая, лесина в лесину.

Незабываемое давнее воспоминание оживало в директоре, едва заходила речь о мертвом лесе. Есть ли картина призрачнее?

Безжизненный цвет пепла — им, казалось, проникнут воздух. С верха до низа деревья сплошь покрыты серебристо-серым лишайником. Ни зеленой травинки, ни живого звука. Под ногами ничто не хрустит. Слышен лишь шорох отживших веток. Полые внутри, они рассыпаются от прикосновения, превращаются даже не в прах, не в труху — в тонкую пыль. Кроны, когда-то полные жизни, словно окутаны паутиной, и серые лохмотья свисают вместо зелени. На фоне ясного неба они выглядят еще мертвее. Если бы не лес рядом — звонкий, зеленый, — стало бы жутко.

Новожилов хорошо запомнил: ведьмин участок состоял из однопородных деревьев. И, давая отпор Бердюгину, говорил об упрощенных биоценозах, о примитивных биологических системах — неустойчивых и подверженных болезням, о том, что искусственный лес — скудная простота по сравнению с естественными богатыми древостоями: ни смешения пород, ни подлеска, хорошо, если трава кое-где, грибы растут.

Не место было спорить, но возводить напраслину, притом в райисполкоме! В присутствии почтенных заседателей! Бердюгин живо возразил:

— Положил бы руку на сердце, Василий Прохорович! «Кое-где»! Поворачивается же язык. В молодых сосенках прорва маслят! — Вид у Бердюгина такой, что хоть сейчас под присягу.

И ретивые заседатели, а среди них заядлые грибники, дружно отозвались: «Маслят хоть косой коси!» — и легонько зачмокали, потянули носами, распаляя в себе гастрономические видения, мягко-скользкие, пахнущие гвоздикой и перчиком. Кое-кто вообразил и подсолнечные круги постного масла, оправленные кольцами лука.

Немалого труда стоило успокоить заседателей, требуя взглянуть на проблему шире, задаться вопросом: почему искусственный лес выгорает и страдает от вредителей в первую очередь?

Почему? Бердюгин ответит скорее, чем несведущие заседатели. Разве он не знает, что желательно восстанавливать многовидовое сообщество! Не мальчик, чтобы слушать поучения. Худо-бедно окончил инженерно-мелиоративный институт, видал лекторов почище Новожилова. Учился не у кого-нибудь, у профессора Спасского — биолог известный, специалист по паукам. Спасскому и сдавал экзамены по биогеоценозу. Но ведь желательное — еще не действительное. Какие саженцы дают, те и сажают. Монокультура не так уж и плоха! Тоже, между прочим, лес.

— Лес!.. — поднимал его на смех Новожилов. — Унылые ряды одинаковых деревьев… Как по линейке выстроены, глядеть тошно!

А что лоси едят сосну — с этим Новожилов не спорил. Но в Сухом Ерике их недостаточно для того, чтобы они уничтожили обширный массив. И приводил в пример другие хозяйства, где лосей не счесть, но лесники не жалуются, а сажают для них отвлекающие лиственные породы. Пусть кормятся без вреда для сосны.

— Какие еще лиственные? — пугался Бердюгин.

— Из-за чего сыр-бор?! — стыдил Новожилов. — Кому скажи, не поверят. Большое лесничество не в состоянии прокормить двенадцать лосей.

— Кто их считал? — изумленно вопрошал Бердюгин, ожидая, что у Новожилова появится совесть и он перестанет защищать ораву сохатых дармоедов.