Валерия Шубина - Мода на короля Умберто

— Извините! — отрезал директор. — На каждом участке егерь, он свою землю знает, исходил вдоль и поперек, изучил все тропки, следы, лежки. Перепись животного населения — его обязанность.

Не принесли успеха и последние переговоры.

Обычно меднолицый, с густыми темными бровями, под которыми сквозили блестящие темные глазки, Бердюгин был неузнаваем. Не казак, а опухший кривой доходяга сидел напротив Новожилова. На рабочем столе Бердюгина стояла тарелка с чаем, в ней мокла вата. Рядом, на бумажке, лежало скрюченное тельце виновника происшествия — шмеля. По черно-оранжевой шубке Новожилов определил — «шмель изменчивый», редкий вид, занесен в Красную книгу. Но заикаться о благородном происхождении насекомого — значило обострить разговор с первой же минуты.

Какая нелегкая понесла беднягу навстречу Бердюгину? Наверно, сбил с толку запах перегара.

Каждые пятнадцать минут Бердюгин смотрел на часы, после чего прикладывал вату к затекшему глазу. Время от времени он методически совершал акт мести, тормоша тельце обидчика острием карандаша. Но делал это осторожно: а вдруг оживет да вонзится с удвоенной яростью. Тогда уж не миновать переливания крови.

— Ну что, Василий Прохорович, опять с жалобой на сосну?.. А вот старые-то ученые… Не дураки ведь были… Они бы вас осудили.

— Это почему же?

— А потому… Сосну тут триста лет сажают.

— Да хоть тысячу! Будь самим господом богом, а без ягодных кустарников фазана не разведешь. Этой птице нужны непродуваемые посадки. На далекие расстояния она не летает. Ей корм, вода и галька на месте нужны, потому что нет надежды на крылья. Ей нужно, чтобы она всех видела, а ее никто.

— Жили и без фазанов… Можно подумать, до вас тут и заповедников не было.

— При чем тут я?! Первый, кто вообще завел речь о заповедниках, был профессор Кожевников.

— Кожевников, говорите? — И Бердюгин поднял изумленный черный глаз, загоревшийся вдруг интересом: — Не родственник ли тому Кожевникову, что работает у нас, в лесхозе?

— В 1907 году, — сквозь зубы продолжил Новожилов, — он поднял шум насчет памятников природы… Тогда же и комитет учредили по акклиматизации животных и растений.

— Комитет — дело хорошее… — Бердюгин отнял примочку, выпрямился и спросил: — Ну а повесточку-то получили?..

— А как же! Сам расписался.

— Вот и славно… А то что же — мы сажаем, а они едят. Морковки им мало.

— Вы про пилильщика?

— Да нет, про ваших косых.

«Нарочно валяет дурака, — подумал Новожилов. — Или он действительно непробиваемый?» И спросил без затей:

— Собираетесь выполнять постановление министра лесного хозяйства?

Как будто оставленное шмелем жало пустило корни по всему бердюгинскому существу. Он полюбопытствовал язвительно и вкрадчиво:

— Какое распоряжение?

— Которое обязывает сажать для дичи терн, шелковицу, лох!

Единственным глазом Бердюгин уставился в стену и ласково проворковал:

— Самое нужное дерево — это сосна… Хоть с промышленной точки зрения, хоть с декоративной… С медицинской в том числе. С тибетской в частности. Светлолюбивое. Ее древесина используется для изготовления оконных рам, дверей, шпал, столбов.

— Вот именно, что столбов! — В эту минуту Новожилову показалось, что даже шмель задергал сведенными ножками.

А Бердюгин как ни в чем не бывало добавил:

— Шелковицу-то, между прочим, мы посадили.

— Да, посадили! Посреди станицы, где фазанов и духа нет. На пир воронью.

И вышел из кабинета, пустив дверь так, что шмель слетел на пол, а Бердюгин, передернувшись, покачал головой. Затем потянулся к тарелке:

— Народные средства вернее, чем вливания-переливания из пустого в порожнее.

Вид птиц, летящих над степью, всегда приводит директора в отличное настроение. И когда они с Петрухиным проезжают мимо озера, Новожилов не может отказать себе в удовольствии остановиться на берегу. Хоть несколько минут, но должен полюбоваться на лебедей.

Снежно-белые, с красным клювом, они виднеются между узкими листьями рогоза. Поросли так редки, что птицам негде спрятаться. И огромное гнездо-плот они устроили недалеко от берега. Если лебедей не тревожить, они гнездятся на одном месте много лет. И егеря сделали все, чтобы птицы задержались, вывели потомство. Тогда озеро — так от душевной широты называли большую лужу, разлившуюся под кручей, — станет их родным домом.

Ближайшей весной лебеди действительно вернулись. Но чего стоило их возвращение?!

Неприятности начались с установления предупредительного щита: «Воспроизводственный участок! Запрещается охота, ловля рыбы, нахождение туристов». Кто бы мог представить, что именно здесь надпись вызовет бешеную ярость? В первую же ночь щит расстреляли, а опору, держащую его, выворотили. Для погрома не поленились пригнать и трактор. Его следы отпечатались на песке, и, ступая по ним утром, Новожилов клял врагов природы, подбадривая лебедей: «Ничего, ребята, не унывайте, в обиду не дам». То, что подобное устраивали в других зонах хозяйства, не удивляло. Там хоть знаки стояли в глуши, а не в соседстве с колхозным током.

Егеря поставили новый столб. Врыли — глубже нельзя. На краю обрыва. Если кто-то попытается снести трактором или грузовиком, то не удержится и ухнет вниз. Круча, правда, не слишком высокая, но кому интересно зарыться носом даже с низкой или застрять под откосом?!

Долгое время щит не трогали. И вот недавно опять изрешетили.

Надежный страж бахчей Мореный сообщил приметы возмутителя спокойствия.

Летун! Новый работник тока. Как Новожилов сам не догадался?! Ну, этот долго будет отыгрываться. Хотя мог бы и поблагодарить за чудесное спасение. А дело было так.

Пошла одна развеселая компания на лося, но вместо одного убила двух. И скорей сдирать с незаконного зверя шкуру, прятать в кузове грузовика. Разделавшись, приятели и сами забрались наверх, расположились за бутылкой «Столичной». Осоловев на холодном ветру, самый хилый из них незаметно отполз, натянул на себя лосиную шкуру и будто провалился — заснул в тепле. Но приятели не забыли про улику. И когда машина проезжала мимо реки, хвать шкуру и на полном ходу долой. Так спешили, что она даже тяжелой не показалась. Ближе к дому хватились: батюшки! Нет человека… От ужаса протрезвели.

А летун угодил в стог, занесенный снегом. Здесь его и обнаружил егерь. Тот самый, хмурый, которому в свое время советовали креститься, когда мерещится. Он обнаружил при свидетелях, так что не отопрешься, не свалишь с больной головы на здоровую.

Дальше — своим чередом: лосиные погубители предстали перед Новожиловым. И хмурый егерь доложил:

— Раньше, Василий Прохорович, детей находили под кочаном капусты, а теперь — бери крупнее… Готовый браконьер! Шкура задубела, а он ничего… теплый.