Александр Кулешов - Белый ветер

После совещания члены штаба отправились в свои подразделения. Ушел и капитан Кузнецов. Левашов задержался. Ему нужно было еще выяснить кое-какие вопросы: часы и места проведения политинформаций, сроки доставки газет, «добить» вопрос о киноустановке для своих ребят.

Когда они закончили дела, Дедок закурил, задумчиво глядя в сторону зеленой лесной стены.

Левашов проследил за его взглядом.

— Скажите, товарищ майор, — спросил он, — этот лес не загорится? А то мы тут расположились, как на курорте…

— Этот лес безопасен, — усмехнулся майор. — Мы потому тут и расположились. Во-первых, сами видите, до него километр открытого пространства, опять же речка под боком — можно всегда отступить и, как говорится, сжечь мосты. Выражение в данном случае подходящее. Да и нечему гореть в этом лесу. — Он помолчал. — Его же нет фактически, одна оболочка осталась.

— Как так нет? — удивился Левашов. — Вот же он! Или я ослеп?

— Ослеп не ослеп, — опять усмехнулся майор, — но проникнуть, так сказать, в лесную гущу даже самому острому взгляду не под силу. Знаете что, — предложил он неожиданно, — не пожалейте полчаса, поедем со мной. Увидите кое-что, потом своим бойцам расскажете, просветите их. Идемте в мою машину.

Они въехали в лес и несколько минут двигались молча, любуясь его зрелой красотой. К лесной дороге сбегались березы. Темные у основания, они возносились к своим зеленым кронам беломраморной колоннадой. Зеленые сережки-колбаски кое-где уже подсохли и разлетелись во все края, намереваясь дать жизнь новым красавицам. Листья мягко колыхались. Стволы особенно ярко белели на фоне густеющего леса — всей этой черно-зеленой рати.

Потом на смену березам у дороги возникли осины. Их листья беспрестанно дрожали мелкой, пугливой дрожью. Они попеременно оборачивались то рыбьей серовато-серебристой чешуей, то жабьей зеленоватобурой кожей.

И вдруг что-то изменилось в лесу. Сквозь стволы деревьев проглянулся бело-желтый фон, и сами стволы вроде бы стали тоньше, длиннее, исчезли листья, потемнели сучья…

Машина уперлась передними колесами в канаву. Широкая и глубокая, с кипевшей на дне водой, пролегла та в обе стороны, ограждая лес.

А впереди открылся трагический пейзаж. К самому горизонту уходила почерневшая пустошь, обгорелые, беловатые от золы пни, сгоревшие завалы. И испепеленная, обуглившаяся земля…

Левашов вылез из машины, долго стоял потрясенный. Это было так страшно, так неожиданно после зеленого, густого, живого леса — эта пустынная, убитая огнем мертвая природа. Ни листика, ни травинки, ни жучка. Пепелище, пепелище, куда ни глянь…

— Вот так, — негромко заговорил Дедок за его спиной. — Все спалил, проклятый! Только здесь сумели остановить. Я уж третий раз сюда приезжаю. С кем ни поедешь, все одно твердят: лес, лес, где же пожар? А лесу-то осталось с гулькин нос. Ну сколько мы проехали? Километров четыре-пять. А раньше он на все тридцать тянулся. — И, помолчав, добавил: — Вот для того нас и поставили, чтобы огонь дальше не допустить, чтобы закрыть ему дорогу…

Они поехали обратно. Левашов уже новыми глазами смотрел на окружавший его, полный жизни, густой, сочный лес с его бесчисленными растениями, насекомыми, птицами, наполненный щебетаньем, стрекотом, шелестом. Лес! Едва ли есть что-либо красивее на земле! И горы, и степи, и море, и луга, и реки, и поля — все гармонично в природе. Но с лесом, с его бесконечным разнообразием, с богатством его звуков и красок, с великой жизнью в нем тысяч живых существ, не может сравниться ничто! А уничтожить лес куда легче, чем горы и моря. Вот прошелся по нему огненный смерч — и самое прекрасное в природе превратилось в страшное, безжизненное пепелище.

Они вернулись в лагерь.

Левашов вызвал комсгрупорга Букреева.

— Букреев, — сказал он взволнованно, — у вас фотоаппарат, который я вам выдал, с собой?

— Конечно, товарищ гвардии лейтенант!

— Зарядить на цветную пленку можете?

— Заряжен.

— Тогда так, возьмите с собой одного-двух человек из актива, редакторов боевых листков и отправляйтесь по дороге, йот по этой, видите?

— Так точно, товарищ гвардии лейтенант, вижу.

— Войдете в лес, березняк поснимайте на цвет, цветочные поляны, словом, найдете, что покрасивее, а потом идите дальше. Километра четыре пройдете, увидите…

Он замолчал.

Букреев внимательно смотрел на заместителя командира роты, ожидая продолжения.

— Вот то, что там увидите, тоже поснимайте. Сами поймете, что к чему. И сразу обратно, не задерживайтесь. К обеду фотографии должны висеть на стенде. Давайте, Букреев. Гвардейцы должны увидеть, что защищать приехали.

Букреев бегом направился к палаткам, а Левашов пошел к командиру роты. Он рассказал капитану Кузнецову о том, что видел. Но Кузнецов не отличался сентиментальностью. Внимательно выслушав своего заместителя и что-то проворчав, он тут же перешел к обсуждению практических дел:

— Наша основная задача как раз в том и заключается, чтобы взрывным методом создавать рвы, преграждающие путь огню. Причем на самых ответственных направлениях. Не исключено, что кое-где придется десантироваться с вертолетов. Взрывные работы надлежит проводить точно и в кратчайшие сроки. Люди должны быть сориентированы на очень серьезное отношение к делу. Огонь шуток не любит. А от горящего торфа можно ожидать любых сюрпризов. Населенным пунктам опасность не угрожает — там всюду соответствующие работы проведены, зато леса, линии высоковольтных передач, еще некоторые объекты надо надежно оградить…

Капитан Кузнецов говорил так, словно обращался не к одному Левашову, а произносил речь перед строем. Затем на карте он показал участки, на которых предстояло действовать роте.

Левашов с удовлетворением отметил, что фотографии, снятые Букреевым и его помощниками и вывешенные на стенде, произвели на солдат гораздо большее впечатление, чем любая самая горячая речь. Чудесные цветные снимки леса, перемежающиеся с изображениями черной, обгоревшей земли, никого не могли оставить равнодушным. Цуриков был уличен в попытке стащить со стенда фото. Когда он узнал, кто их делал, то донял Букреева бесчисленными предложениями, которые то и дело отменял, задумывая новые сюжеты.

На фотографии приходили взглянуть и из других отрядов. Капитан Кузнецов рассматривал их, как всегда, обстоятельно и долго, потом покачал головой и сказал: «Молодец!» К кому относилась похвала, осталось неясным.

До позднего вечера шла подготовка к работам, а в шесть утра штаб собрался на очередное совещание. Дедок сообщил данные разведки. Эти данные собирались различными путями — объездом на земле, облетом с воздуха. Сведения стекались со всех сторон по радио. Была выяснена активность очагов пожара, засечены новые возгорания, распределялись средства и люди, составлялись планы наступления, окружения, маневра… Велась подлинная война с грозным и хитрым противником, который тоже не дремал: устраивал внезапные засады в лесах, перекрывал дороги, бросался в стремительные наступления, хитро отходил, завлекая в ловушки, неожиданно возникал из-под земли в тылу. То был грозный, беспощадный враг, не признававший перемирия, неустанный, коварный и жестокий.