Александр Кулешов - Белый ветер

— Дело идет, и потрудитесь их не отвлекать! — сказал он Кузнецову, когда тот попытался было настаивать.

О чем думал в тот момент генерал? Да просто доверял саперам.

Они же, закончив работу, не спешили выходить. На них навалилась такая безмерная усталость, что они еле застегнули трясущимися пальцами кителя, натыкаясь на стены, вылезли через узкий проход в машинный зал и еще долго сидели там на стульях, не в силах двинуться дальше. Потом все же поднялись, отряхнули друг с друга пыль, известь и вышли на улицу.

Там их первым встретил капитан Кузнецов.

Гоцелидзе по-уставному сделал шаг вперед и, приложив руку к козырьку, четко доложил:

— Товарищ гвардии капитан, задание по извлечению взрывоопасных предметов на электростанции выполнено. Всего извлечено: снарядов артиллерийских…

— Ладно, хватит, — перебил Кузнецов, — знаю, сам считал. В общем, поработали хорошо. Благодарю. Думаю, объявят благодарность. Сложно было?

Но тут подошли гражданские. Саперам жали руки, хлопали по плечам. Никто не замечал ни дождя, ни холодного ветра. Слышался смех, чьи-то громкие восклицания, взревели моторы машин, раздалась громкая команда снять оцепление.

Потом они ехали в роту и вели профессиональный разговор о том, как проводилось разминирование, разбирали всякие варианты подобных работ.

В казарме долго плескались, раздевшись по пояс, причесались, почистились, выпили по два стакана горячего, крепкого чая, приготовленного старшиной, и отправились домой на дежурной машине. Она мчалась пустынными под дождем улицами города, разбрызгивая лужи. Левашов рассеянно смотрел в окно кабины.

Уже подъезжали к его дому; вот сейчас машина завернет за угол и через сотню метров остановится у подъезда.

Внезапно в неверном свете уличного фонаря его острый взгляд различил знакомый силуэт. Уж не Наташа ли? Машина промчалась мимо, завернула за угол и остановилась. Левашов продолжал сидеть. Водитель удивленно посмотрел на него. Левашов оглянулся, медленно открыл дверцу, медленно вылез и вдруг торопливо, почти бегом бросился обратно к углу, путаясь в плащ-палатке, шлепая по лужам. Водитель пожал плечами и включил мотор.

А Левашов шел, все ускоряя шаг. Ему казалось, будто он во сне только что увидел Наташу, стоявшую без зонта под дождем, и человека, склонившегося в поцелуе над ее рукой. Человека, которого он сразу узнал, несмотря на сумерки, на быстрое движение машины, несмотря на склоненное лицо. Это был тот самый мужчина в очках, Наташин начальник из Москвы, который приезжал, по ее словам, для проверки и с которым он застал ее тогда в холле гостиницы.

«Застал»! Почему «застал», а не «увидел»? — обожгла мысль. Что ж, тогда, может быть, и увидел, но теперь-то действительно застал!

Голове было жарко, словно ее охватили горячим обручем, громко и часто стучало сердце. Левашов почти добежал до угла, когда появилась Наташа. Они едва не столкнулись. Наташа шла одна.

Минуту они стояли неподвижно, молча глядя друг на друга. Потом она спросила:

— Ты видел?

Он кивнул головой.

Тогда Наташа глубоко вздохнула, зажмурилась на мгновение, словно от яркого света, и, взяв его под руку, решительно зашагала к дому. Молча вошли они в подъезд, поднялись по лестнице, зашли в квартиру…

Левашов пустым взглядом смотрел в окно. Дождь усилился, и стекло казалось живым — оно набухало, дрожало, смещалось. За прозрачно трепещущей поверхностью качались в сумерках голые деревья, уходило в бесконечность черно-серое клочкастое небо. Барабанная дробь дождя по стеклу и подоконнику стучала порывами, не соблюдая ритма.

Возле облепленных землей сапог Левашова образовались маленькие лужицы. Тяжелую, пропитавшуюся влагой плащ-палатку он сбросил на пол, и она съежилась, приняв нелепую форму.

Наташа сидела на диване, опустив руки между коленей. Длинные русые волосы потемнели, их мокрые пряди свисали по плечам. Лицо осунулось. Неподвижный взгляд был устремлен в одну точку.

— Вот и пришло время. — Она говорила совсем тихо, но каждое слово хорошо слышалось в этой комнате, где была гнетущая тишина. — Думала, так проживу, не получилось. Невелика тайна, но я должна тебе ее рассказать.

Левашов продолжал смотреть в окно.

— Ты меня слушаешь? — Наташа подняла глаза.

Он молча покивал головой.

— Я виновата перед тобой за свое молчание. Но перед ним гораздо больше…

Он резко обернулся:

— Почему?

— То той же причине — потому что молчала.

— Перестань говорить загадками, Наташа. — Он сел на стул и посмотрел ей в глаза, плохо видные в полутьме. — По-моему, все и без того ясно. Я второй раз, и, заметь, опять случайно, вижу непонятную сцену между моей женой… и… каким-то типом. Я имею право узнать, что за отношения между вами?

— Для тебя все ясно, — по-прежнему тихо сказала Наташа, — а для меня нет…

— Так говори. Только не обманывай…

— Я никогда не обманывала. Во всяком случае тебя…

— А того? — вскричал он. — Того тоже не обманывала?

— Того обманула…

— Ну вот что, — Левашов с трудом сдерживал себя, — это не разговор, это какой-то бред. Вот я сажусь и больше не произнесу ни слова. Ясно? Пока ты сама все не скажешь.

Он приподнялся над стулом, на котором сидел, и снова опустился на него, скрестил руки, упрямо сжал губы.

Наташа тяжело вздохнула и заговорила ровным, тихим голосом.

— Все это не так просто, Юра, — сказала она. — Мне самой трудно объяснить. Ведь ты знаешь, в институте я даже не участвовала в самодеятельности. Пела еще в школе, пела, когда собирались… и вдруг сразу нашло. Поверишь, я в жизни такого не испытывала, как тогда, на прощальном вечере. Наверное, это плохо, но ничего не поделаешь, просто дремало где-то мое честолюбие. Когда я увидела, в каком они все восторге, как аплодируют, у меня словно крылья выросли. Бог знает что о себе вообразила… Да тут еще… этот человек…

— Какой человек? — не выдержал Левашов.

— Ну этот, которого ты сегодня видел…

— Как его зовут, кто он, какое имеет к тебе отношение?

— Неважно, как его зовут, — Наташа пожала плечами. — Он преподаватель музыкального училища, и, между прочим, замечательный педагог. Да! Да! Нечего усмехаться. Он часто ездит по командировкам, прослушивает ансамбли, выискивает таланты…

— И тебя, конечно, нашел?

— И меня, представь себе!

— Представляю. Видно, твои таланты он разглядел, еще и голоса твоего не услышав…

— Еще одна такая фраза, Юра, — Наташа встала, — я уйду, и ты больше меня не увидишь! Я говорю серьезно. Ты будешь слушать?

— Ладно. Молчу.

— Мне и так мало радости говорить обо всем этом. Так вот, этот человек был на нашем вечере, а потом пришел ко мне за кулисы и сказал, что если я не буду петь, то совершу преступление, что знающих иностранный язык много и, в конце концов, его может выучить каждый, а такой голос, как у меня, — это дар божий… Словом, наговорил мне миллион комплиментов. А я и без того витала в облаках…