Иван Сабило - Последние каникулы

Толик медленно повернул голову. Но увидел снег, деревья, косые тени и темную полоску кустарника.

«Почудилось… Хорошо, если бы где-нибудь поблизости были люди…»

«Во-уу», — громче, протяжнее прогудело по лесу, И мальчику показалось, будто эхо повторило звук.

«Кто здесь воет?.. Волки?.. Окружают меня? Куда же я денусь? На дерево? Но как залезешь в тяжелом пальто и сапогах?.. Неужели конец?.. Скорей от этого места, скорей. Не может быть, чтобы на станцию шел я один. Я иду медленно, а надо быстрей, быстрей. Может, смогу догнать тех, кто впереди. Или кто-то выйдет мне навстречу. Вон уже кто-то идет, кто-то приближается, высокий, большой… Он меня спасет… Нет, ошибся, это сломанное дерево…»

Толик брел не различая дороги, проваливался в глубокий снег, падал, вскакивал и снова устремлялся вперед. А деревья все не кончались, и воющие звуки неслись к нему со всех сторон.

Наконец лес поредел и вскоре остался позади, темный и грозный. Дорога поползла на невысокую крутую горку. С нее Толик увидел огни, золотистой цепочкой бежавшие от станции. И тут сзади, от леса он услыхал:

— То-олик! Подожди меня-а…

Обернулся: по дороге от леса кто-то бежал, кто-то маленький, торопливый. Толик догадался — Маринка, сестра. Но зачем она его догоняет, что случилось?

Толик бросился к ней. Хотелось обнять ее и сказать что-то важное. Или даже ничего не сказать, а просто взять и поцеловать ее.

— Ты чего? — спросил он, когда они встретились. — Зачем прибежала? Зачем догоняла меня?

— Чего-чего, ключи забыл, вот чего, — вздохнула запыхавшаяся, разгоряченная Маринка.

— Ох ты, стоило из-за этого, — сказал он ласково, забирая три ключа на колечке — два от двери, третий — от почтового ящика. — У меня дома запасные есть.

— А если б не было, что тогда? — не могла отдышаться Маринка. Ей хотелось, чтобы Толик похвалил ее за прыткость: удалось-таки догнать его на дороге. — Я вон сколько бежала, из сил выбилась.

— Ладно, за ключи спасибо. Но как же ты… одна через такой лес? Разве не страшно?

— Вот сказал! Наш лес не страшный, его никто не боится.

— Никто, говоришь?.. Ладно, спасибо за ключи… Я где-то читал: если встретишь волка, остановись и пристально посмотри ему в глаза. И он не выдержит — отступит. Только не беги…

— Ты что, боишься?

— Нет, с чего ты взяла? Но… кто-то воет. Неприятно, понимаешь, мороз по коже…

— Не выдумывай. Кто воет? Почему я не слышала?

— Волки, наверно. Протяжный вой, нехороший. Они что, специально для меня выли?.. Я думал, может, на дерево забраться, или что, — стараясь улыбнуться, говорил он и смотрел на сестру.

У Маринки задрожали покрытые пушистым инеем ресницы — она рассмеялась.

— Чудак ты. У нас на сто верст кругом никто волков не слыхал и не видал, а ты «воют». Дай-ка я лучше тебе шапку поправлю да верхнюю пуговицу на пальто застегну. Вот, теперь не замерзнешь.

Толик хотя и пробурчал «спасибо», но тут же расстегнул верхнюю пуговицу.

— Славика разве не ты вчера победил?

— Я… Только…

— Ну и помни об этом. Ступай на станцию, а то опоздаешь. Может, проводить?

Толику очень хотелось, чтобы эта маленькая, на целую голову ниже его сестра пошла с ним, довела до самой станции, но он пересилил себя. Он сказал:

— Зачем, не надо. Здесь же нет леса.

И, понимая, что говорит не те слова, что выдает себя, свой страх, торопливо добавил:

— Это мне, наверное, показалось, что волки. Откуда они здесь? Их даже в больших лесах почти не осталось… Ну, иди, малышка, спасибо за ключи. Приезжай летом к нам. В цирк сходим, в планетарий!

— Ага, может, приеду. Я давно в цирке не была, аж со второго класса. И в планетарий хочется, я там вообще ни одного разу не была.

Толик смотрел, как она уходила обратно, и вдруг закричал:

— Привет передавай!

— Кому, волкам? — рассмеялась она.

— Нет, вашим… Ребятам!..

…Потом он сидел в вагоне и под стук колес вспоминал страшный лес, длинную дорогу на станцию и свою сестру Маринку, что не поленилась догнать его и отдать ключи…

Сергей Ланцов по дороге из школы часто сворачивал в переулок, проходил под аркой, потом шел через деревянную проходную, в которой никого никогда не было, и попадал на стадион.

Сам он спортом не занимался, у него было врожденное искривление позвоночника. Врачи прописали ему ходить в группу лечебной гимнастики при детской поликлинике, но Ланцов не захотел. Появившись там лишь однажды, он все занятие просидел на скамейке, а вечером сказал матери: «Нужны мне эти «два притопа — три прихлопа», я на стадион ходить буду, там футболисты играют…»

В разное время года стадион жил по-разному. Зимой тут катались по кругу на лыжах; если делалась хоккейная коробка, играли в хоккей. За льдом в коробке не следили, он был весь в выбоинах, изрезан коньками. Зато на поле, на снегу играли в футбол.

Весной стадион закрывали на долгую просушку, выравнивали поле, сеяли траву, чтобы футболисты могли падать без ушибов.

Летом здесь с утра до вечера играли в футбол, так что зеленые места сохранялись только на углах поля, но футболистов это мало беспокоило.

Осенью, почти до самых морозов, тут бегали, прыгали, метали диски, толкали ядра и, конечно, играли в футбол.

Из-за футбола Сергей и приходил. Играли заводские команды. Конечно, не так технично, как настоящие мастера, но играли в полную силу и на совесть, так что было тут на что посмотреть. Всегда начиналось так: с большими спортивными сумками ребята приходили на стадион, здоровались, менялись бутсами и футболками, бегали звонить по телефону тому, кто еще не приехал. Кричали в трубку: «Вася, будь человеком, приезжай, слышь? Противник серьезный, одолеет нас без тебя!..» И так долго, пока Вася не соглашался приехать. «Такси возьми, времени в обрез. Я рассчитаюсь — я сегодня получку получил!» — кричал в трубку капитан команды. И Вася брал такси и через несколько минут появлялся на стадионе. Быстро переодевался и бежал на поле, где его товарищи уже отбивали атаки наседавшего противника.

Если перед началом игры обе команды были в полном составе, они собирались на гаревой дорожке у середины поля. Судья призывно свистел, и футболисты выбегали в центральный круг. Традиционное приветствие: «Команде карбюраторного завода — физкульт-привет!» — «Команде кондитерской фабрики — физкульт-привет!» Капитаны, как положено, пожимали сначала руку судье, потом друг другу, бросали жребий, кому где играть, и начиналось…