Пьер Гамарра - Капитан Весна

— Да вы с ума сошли, папаша Фога! — продолжал Бертран, стараясь говорить спокойно. — Как вы можете запретить нам проходить через ельник? Вы-то ведь ходите через наш!

Старик в ярости топнул ногой.

— Как я сказал, так и будет! Вам незачем ходить через мой участок. Здесь я у себя и не позволю шляться тут всяким мошенникам. Если я вас еще раз поймаю, угощу зарядом дроби. Почему вы за мной шпионите? Я знаю, что вы долго шли за мной. Зачем вы бродите возле моего дома?

— Это наше дело, — повторил я.

Мой голос и тон, как видно, вывели его из себя. Фога шагнул ко мне с поднятым кулаком, а я и впрямь подумал, что он сейчас набросится на меня.

— Чертов бездельник! Не смей здесь показываться, а не то я тебя проучу!..

Вдруг старик остановился. Внезапно его лицо выступило из мрака. Блеснул луч другого фонаря. Губы Фога под густыми седыми усами злобно искривились. Глаза сузились. Я заметил его упрямый лоб под грязным беретом, дряблые, давно не бритые щеки. Он попятился.

За нашей спиной раздался спокойный голос:

— Не говорите глупостей, Фога!

Это был учитель, господин Дорен. Он неожиданно появился за нами вместе с дядей Сиприеном.

— Вы узнали меня, Фога? Я учитель Дорен из Кастера.

Старик стиснул зубы.

— Что вам от меня надо? — тяжело дыша, прошипел он.

— Ничего мне от вас не надо, Фога, — мягко ответил господин Дорен. — Ровно ничего! Я прошу только оставить мальчиков в покое.

— Я здесь у себя.

— Смею вас заверить, Фога, что вашего имущества никто не тронет.

— Ах, полно врать! Тут срубили деревья, мои деревья. Кто-то даже забирался ко мне в дом.

Дядя Сиприен выступил вперед. Я видел, как у него напряглись мускулы. Он был вне себя от гнева.

— Что ты болтаешь! Никто ничего не трогал на твоем участке. Тебе известно, что я знаю этот лес как свои пять пальцев.

— Я видел срубленные деревья.

— Не твои!

— Я тоже знаю этот лес и эти горы не хуже, чем ты.

Мне показалось, что в словах этого человека я уловил угрозу. Может быть, Фога хотел дать понять, что его долго не удастся обманывать и что ему хорошо известно о партизанском лагере.

Господин Дорен схватил дядю Сиприена за руку и оттянул его назад.

— Минутку, Сиприен! Успокойтесь. Предоставьте говорить мне. Фога, о том, что вы хорошо знаете горы, мне известно. Известно, что вы знаете их очень хорошо.

Старик нахмурился.

— Ну и что же?

— Нам многое известно, Фога. Мы знаем, что горы иногда очень доходны.

— А дальше что?

Вдруг старик потушил свой фонарь, отпрянул и исчез в темноте. Дядя Сиприен хотел броситься за ним, но господин Дорен снова удержал его.

— Оставьте, Сиприен! Вернемся домой. Этой встрече, пожалуй, не стоит придавать большого значения.

Сиприен помрачнел.

— Этот хапуга мне не по душе, я давно присматриваюсь к нему. Фога сколотил состояние на несчастьях беженцев. Зачем же он вернулся сюда? Что ему от нас понадобилось?

— Не знаю, — ответил господин Дорен. — Кто разберет, какие мысли шевелятся в голове старого скряги. Ну, а теперь в путь!

— Мы не могли понять, что с вами случилось, — сказал мне учитель, — и решили пойти посмотреть.

— Опасности не было, — ответил за нас обоих Бертран. — Вдвоем мы бы справились с ним. Ведь он безоружен.

— Откуда ты знаешь? — возразил Сиприен.

Я рассказал им о нашем подъеме на гору и о всех предосторожностях, принятых папашей Фога, когда он приближался к лагерю партизан.

— Да, — задумчиво произнес господин Дорен, — все ясно. Он ходил на разведку. Теперь Фога знает, что наверху находятся люди. Старик, конечно, подозревал это и раньше, но все же хотел убедиться.

— А для чего? — спросил Бертран. — Чтобы выдать нас?

— Не знаю.

— Немецкая полиция дорого заплатит ему за сведения. Возможно, он уже связался с ней.

Каменистая тропа выходила на шоссе в том месте, где оно делало крутой поворот и спускалось к Люшону. Луна освещала тропу и значительный отрезок дороги.

Предо мной струился светлый поток серебра, на котором темным узором выделялись неровности почвы и морщины гудрона. Я понимал, что, выйдя из моего тайника под густыми зарослями орешника и самшита, окажусь на ярком свету. Я был на развилке один и наблюдал за обеими дорогами.

В воздухе чувствовалась предрассветная прохлада. Было около трех часов ночи. Горы дремали под привычный мирный стрекот насекомых, журчание воды и шелест листвы.

«Не зевать и ничем не отвлекаться! — говорил я себе. — Нужно зорко смотреть и внимательно слушать».

Отдаленный собачий лай, крик потревоженной ночной птицы могут означать приближение опасности.

От тонувшего во тьме поворота донесся слабый скрип гравия. Я посмотрел туда. Звук не встревожил меня: чья-то эспадрилья немного сильнее ступила на обочину. Вот и все. Вскоре передо мной возник неясный силуэт. Эстебан.

Он взмахнул рукой, и этот взмах, словно обведенный тушью, мелькнул на фоне серебристого тумана, Испанец дал знак, что все в порядке. Я ответил коротким свистом, подтверждая, что увидел его.

Фигура Эстебана растаяла в черноте придорожного рва. Следовало быть начеку. В этом месте дорога была оголена, ее не защищали с обеих сторон высокие тополя.

Мне показалось, что я услышал в зарослях стук скатывающегося по тропе камушка.

«Если это наши, — подумал я, — все в порядке. Быстро они добрались до места!» Я знал, что мулы, ловко управляемые Фредо, передвигались почти без шума. Я знал также, что Фредо иногда их останавливал, чтобы прислушаться и осмотреться по сторонам. Он скользил от одного мула к другому, поглаживал их по шее, нашептывал в уши ласковые слова, и животные не шевелились, послушные погонщику. Шкура мулов вздрагивала под его прикосновением. Прищелкнув языком, он давал команду продолжать путь, и обоз вновь приходил в движение.

Все было спокойно. Я снова повернулся к дороге. Эстебан пришел не один. Паскаль, молодой виноградарь из Эро, нес караул вместе с испанцем. Если все спокойно, они подадут мне знак и я сообщу Фредо, что проход свободен. Но обоз был еще далеко. В любом случае я знал, что до появления мулов увижу Бертрана. Он сопровождал Фредо в отдаленное селение, чтобы помочь ему грузить мешки с мукой.

От поворота нам предстоял еще довольно трудный переход. Мы пройдем по проселочной дороге несколько километров, потом свернем на узкую тропу вдоль горного склона, покрытого скалистыми обломками.

Кругом ни звука. Кому взбредет в голову в такую глухую ночь тащиться по этой дороге? Что касается немцев, то они, по-видимому, пока ни в чем нас не подозревали.