Шервуд Андерсон - Кони и люди [сборник litres]

«Своим уменьем безмолвно постигать вещи он перечувствовал больше, он проник в тайники человеческой жизни глубже, чем кто-либо из моих современников», – думал я, глубоко растроганный.

Итак, он находился по дороге в свет и медленно продвигался вперед через южную часть Огайо. Он решил обосноваться в каком-нибудь большом городе и начать учиться.

В детстве он зимою ходил в школу, но оставалось еще много, чего нельзя было найти в скромной библиотеке деревенской школы.

Уже тогда, как и сейчас, он сознавал великое значение книг. Но таких «настоящих» книг всего только несколько и есть во всем мире, и нужно потратить много времени на поиски.

– Никто не может сказать, что это за книги, и вот главной причиной, почему я остался холостяком, была боязнь, что какая-нибудь женщина может стать между мною и теми книгами, которые открыли бы мне глаза на все вещи.

Том всегда прерывал нить рассказа подобными мелкими комментариями.

В течение всего лета он работал на фермах, оставаясь на каждой не больше двух-трех недель, и приблизительно в июне он добрался до фермы одного немца, милях в двадцати от Цинциннати; вот здесь случилось то, о чем он рассказал мне в эту ночь на скамье в парке.

Ферма, где он нашел работу, принадлежала одному немцу, человеку лет пятидесяти; он прибыл в Америку двадцать лет тому назад и путем тяжелого труда довел ферму до процветания и приобрел много земли.

За три года до появления Тома он решил, что не мешало бы жениться, и написал письмо другу в Германию, прося найти ему невесту.

«Я не могу жениться на одной из этих американок, – писал он, – я хочу иметь молодую жену, а не старую».

Он следующим образом объяснил свои слова:

«У всех американок такое понятие, что из мужей можно веревки вить, и большинству из них это удается.

Все, что им нужно – это кататься на автомобилях или, расфуфырившись, ездить в город».

Даже пожилые женщины, писал он, которых он нанимал, чтобы вести хозяйство, нисколько не отличались от молодых. Ни одна из них не хотела обосноваться на месте. Они не желали помогать в работе, кормить скот и делать все то, что делает европейская крестьянка. Когда он нанимал женщину для ведения хозяйства, она вела хозяйство и больше ничего.

Покончив с работой за день, она уходила на веранду и садилась читать книгу.

«Какая ересь! Ты найди мне добрую немецкую девушку, сильную и красивую. Я вышлю ей денег, и она может сейчас же выехать и стать моей женой», – значилось в письме.

Письмо было адресовано другу молодости, который теперь был мелким торговцем в небольшом городке.

Переговорив с женою, торговец решил послать в Америку свою дочь, девушку двадцати четырех лет.

Она была невестой, но жених ее во время отбывания воинской повинности заболел и умер. Отец решил, что она достаточно потосковала.

Торговец позвал ее и в присутствии жены сказал о своем намерении отправить ее в Америку.

Она долго сидела, молча глядела в потолок и теребила от поры до времени огромную копну черных волос.

Это была крупная, сильная девушка, и ее американский супруг не будет обманут в своих ожиданиях.

– Да, я поеду, – спокойно сказала она и наконец вышла из комнаты.

В Америке она вполне оправдала свое назначение, хотя ее муж, фермер, подумывал, что уж больно она молчалива. Конечно, главной целью в жизни женщины является работа по дому и на ферме: кормить скот, смотреть за вещами мужа, чтобы ему не приходилось постоянно покупать новые, и т. п. Но бывают минуты, когда от жены фермера требуется и кое-что иное.

Работая на поле, фермер бормотал под нос: «Всему свое место. Всему свое место и время».

Человек должен работать, но бывают часы, когда он должен играть.

От поры до времени хорошо пригласить нескольких друзей, пить пиво, как следует поесть, а потом повеселиться в некотором роде.

Конечно, нельзя далеко заходить, но если тут присутствуют женщины, можно их пощекотать, чтобы они хихикали.

Можно сказать что-нибудь пикантное о ножках – конечно, в известных рамках, например:

«Ноги много значат в женщинах и в лошадях».

И все смеются, всем весело, все забавляются.

После приезда жены из Германии фермер часто во время работы в поле задумывался, что такое делается с ней. Она много работала, и дом был в идеальном порядке. Она так хорошо кормила скот, что фермеру совершенно не приходилось вмешиваться в это дело. И она превосходно стряпала. Она даже варила пиво, в старом немецком вкусе, – великолепное пиво.

Одно только горе – она была молчалива, слишком молчалива. Когда с ней говорили, она вежливо отвечала, но сама никогда не заводила разговора, а ночью в постели лежала, не произнося ни слова.

Фермер-немец дивился, скоро ли скажутся признаки материнства.

«О, тогда будет совсем иначе!» – думал он. Приостановив свою работу, он посмотрел через поле на луг, где спокойно пасся скот.

Даже корова, особенно корова, существо очень спокойное и молчаливое, но и та иногда разойдется. Иногда словно бес войдет в нее. Ведешь ее по дороге или по меже, и вдруг она ни с того ни с сего взбесится. Если вовремя не принять мер, так она головой сквозь забор прорвется, собьет тебя с ног и чего только не понаделает. Ей чего-то хочется, она словно бешено изголодалось по чему-то. Да, даже корова и та не всегда спокойна и покорна.

Немец считал, что его надули. Он подумал о друге, который послал ему свою дочь.

– Уф, черт возьми, – вырвалось у него. – Не мог он, что ли, послать девушку, в которой есть хоть капля жизни.

В июне месяце, когда началась жатва, явился Том. Немец засеял пшеницей несколько больших полей, и урожай был богатый. Одни батрак был уже нанят на все лето, но Том тоже мог пригодиться. Однако фермер объявил ему, что другого ночлега, кроме сеновала, у него не имеется. Том не возражал и сразу приступил к работе.

Каждому, кто знает Тома, достаточно посмотреть на его огромное неуклюжее тело, дабы понять, что в юности он был необычайно силен. Тем более что в то время он не думал так много, как впоследствии, и время свое он проводил не за письменным столом в конторе, а за тяжелой работой батрака. Он работал в поле вместе с двумя другими мужчинами и во время перерывов ел вместе с ними.

У него было много общего в характере с женой немца-фермера. У Тома в мозгу роились мысли о его детстве и о будущем. Он продолжал работать, продвигаясь на Запад, и хранил каждый заработанный цент. Он никогда еще не был в большом городе, но тем не менее избегал таких мест, как Спрингфилд, Дейтон и Цинциннати, держась все время маленьких городков и ферм.

Он решил, что, собрав немного денег, остановится в большом городе и будет там жить, учиться и читать.

У Тома была своеобразная иллюзия относительно жизни в большом городе.