Шервуд Андерсон - Кони и люди [сборник litres]

Клейка обоев в мартовские и апрельские дни была приятным занятием. Хорошо, право, – тепло и уютно. Когда на улице было холодно или шел дождь, они топили печи.

Когда работа происходила в квартирах, уже обитаемых, жильцы очищали комнаты, где шла работа; на полу расстилались газеты, а мебель покрывалась простынями.

На улице шел снег или дождь, а в доме тепло и уютно.

Детям казалось, что смерть матери теснее сплотила их. И Фред и Уилл это чувствовали, особенно последний.

Финансы их были совсем из рук вон плохи – похороны матери съели все сбережения. Вот почему Фреду разрешено было не ходить в школу. Ему это было вполне по душе. Когда работа происходила в доме, где имелись дети, они, возвратившись домой из школы, заглядывали через дверь в комнату, где Фред мазал обои клейстером. Он небрежно шлепал кистью, делая вид, что не замечает мальчиков.

«Пошли, пошли, ребятишки!» – думал он про себя. Он исполнял работу взрослого мужчины.

Уилл с отцом работали на лестнице, тщательно прилаживая полосу к полосе.

– Правильно здесь сидит? – спрашивает отец.

– Правильно, продолжай! – отвечает Уилл. А когда полоса обоев была наклеена, Фред деревянным роликом приглаживал ее.

Как завидовали другие мальчики, глядя на него. Пройдет немало времени, прежде чем они будут иметь возможность не ходить в школу и исполнять работу взрослого мужчины.

А потом, вечером, приятно было возвращаться домой. И Уилл, и Фред носили белые нанковые брюки и куртки, на которых запеклись краска и клейстер, что придавало мальчикам вид заправских мастеровых. Они их не снимали по окончании работы и лишь надевали пальто поверх. На руках у мальчиков тоже застыл клейстер.

На главной улице уже зажигались огни. Прохожие окликали Тома. Его все звали Тони.

– Привет, Тони! – кричит какой отбудь лавочник.

Это никуда не годилось, по мнению Уилла. Он полагал, что отцу следовало бы держать себя с большим достоинством. В нем было слишком много мальчишеского.

Молодые люди, которые не сегодня завтра тоже будут мужчинами, не особенно любят отцов с мальчишескими повадками.

Том Эпплтон играл на корнет-а-пистоне в местном оркестре, и, надо сказать, он играл весьма неважно – особенно путал он, когда ему приходилось играть соло, – но его так любили, что никто не заикался о его музыкальных недочетах.

К тому же он умел с ученым видом рассуждать о музыке и о губах, какие необходимо иметь корнетисту, – поневоле каждому казалось, что Том знает, о чем говорит.

– Том не получил никакого образования. Но знаете ли, что я вам скажу, – Том многое знает. Он умница!

Вот как отзывались о Томе его сограждане.

А сын его, в свою очередь, думал:

«А, черт! Должен ведь мужчина когда-нибудь стать взрослым. Когда человек только что потерял жену, то следовало бы хотя временно держать себя с достоинством!»

У Тома Эпплтона была своеобразная манера подмигивать встречным, точно он хотел сказать:

«Сейчас со мной мои ребятишки, так мы, конечно, не станем об этом говорить, – но, черт возьми, недурно мы провели время в прошлую среду, а? Ни слова, дружище! Пусть все остается между нами. Наше время еще впереди. Мы распустим вожжи потом, когда будем одни».

Уилл чувствовал, что его разбирает злоба, хотя и не знал почему.

Вот отец остановился перед мясной Джейка Манна.

– Вы, ребятишки, валяйте домой. Скажите Кейт, что я принесу жаркое. Я иду следом за вами, – говорил он.

Жаркое он действительно покупал, но потом заходил в салон Альфа Гайгера и выпивал хороший стаканчик виски. Теперь не придется беспокоиться от того, что дыхание будет отдавать водкой.

Из этого не надо будет выводить заключения, будто жена его хоть раз словом обмолвилась, когда Том выпивал рюмочку. Но вы ведь знаете психологию женатого мужчины.

– О, привет, Смит! Как поживает ваш старый ревматизм? Вас не было на последнем концерте нашего оркестра? Жаль, – надо бы вам послушать этот новый галоп. Чудо, я вам говорю! Уайт исполняет свое соло на тромбоне прямо-таки артистически.

Уилл и Фред в это время прошли Главную улицу. Тогда Уилл вынимает маленькую трубочку с изогнутым мундштуком и закуривает.

– Бьюсь об заклад, – говорит он брату, – что я мог бы сам, без чьей-либо помощи, оклеить квартиру, если бы мне представился случай.

Теперь, когда возле него нет отца, который злит его отсутствием достоинства, Уилл чувствует себя счастливым. Опять-таки иметь возможность курить, не опасаясь чьего либо вмешательства, тоже кой-чего стоит. Раньше, когда мать была жива, она имела обыкновение его целовать, и потому, когда работники возвращались домой, приходилось быть осторожным с курением.

Теперь другое дело. Он стал мужчиной, и на нем уже покоилась ответственность мужчины.

– Неужели тебя нисколько не тошнит? – с уважением в голосе спрашивает Фред.

– О, нет! – презрительно отвечает Фреду Уилл.

Новая катастрофа в семье Уилла произошла в последних числах августа, как раз в то время, когда предстоял осенний сезон и перспективы были самые благоприятные.

Мистер А. П. Ригли, ювелир, только что построил новый дом и овин на ферме, которую он приобрел за год до этого.

Ферма находилась в одной миле от города.

Здесь предстояла работа, которая обеспечила бы семью Эпплтонов. Том получил такие инструкции: три слоя краски на стены дома и два слоя – на овин; мальчики будут работать с ним в качестве помощников и получают определенное жалованье.

А при мысли о том, сколько работы предстояло еще внутри дома, у Тома слюнки текли. Он не переставал говорить об этом. Вечером он усаживался на стуле впереди дома и, заполучив кого-нибудь из соседей, начинал говорить все о том же.

Терминология малярного искусства так и лилась из его уст.

Двери и полки будут выкрашены под дуб, главный вход – под липу, а другие места – под орех.

Во всем городе не было маляра, который умел бы так искусно воспроизводить узоры дерева, как он, Том Эпплтон. Только покажите ему образец или объясните ему, даже показывать не надо. Скажите, что вы хотите, и этого достаточно.

Конечно, мастеру нужны инструменты. Но дайте ему все, что требуется для работы, а потом уже можете оставить все на его ответственность.

Еще бы, черт возьми!

Избрав Тома для этой работы, мистер А. П. Ригли, ювелир, показал себя человеком, который знает, что делает.

Что касается материальной стороны вопроса, то каждый член семьи понимал, что работа у Ригли означала обеспеченную зиму. Тут не приходилось ломать голову, как над контрактовой работой. Ригли платил за всю работу поденно, и мальчики тоже получали определенную плату.

Можно было рассчитывать на новые костюмы для мальчиков, на новое платье и, возможно, на новую шляпу для Кейт. Хватит на ренту за квартиру за всю зиму и на запас картошки в погребе. Воистину, в этой работе заключалось спокойствие за завтрашний день.