Григорий Луч - И мы солдаты...

Но вот однажды — было это шестьдесят лет тому назад — у Киреметя запела пила и застучали топоры. Сбежался весь народ к оврагу. Зашептались люди, закрестились от увиденного. Сам Ехрем-Улып с женой пилил бревна, Егор-Буян обтесывал их. Виданое ли это дело — ставить у оврага дом! Люди боялись даже близко подойти к Ехрему. Целых полдня стояли поодаль и смотрели, как работают их бесстрашные односельчане. Когда же показался отец Ехрема, Иван-Мироед, отошли еще подальше. Знали: сейчас начнется ругань, а то и крепкая потасовка.

— Копайся, работай! Никогда не вылезай из Киреметя!.. Сам превращайся в Киреметя! — стуча палкой об землю, кричал Иван-Мироед.

Услышав проклятие отца, Ехрем-Улып поднял голову и громко засмеялся, но смех получился невеселый. Потом он крикнул, размахивая топором:

— Если хочешь жить — убирайся!

В деревне Ехрем-Улып считался самым рослым и самым сильным из всех мужиков, запросто мог зубами поднять шестипудовый мешок зерна. И характер у него был крутой, вспыльчивый. Поэтому его все боялись.

— Отца грабишь! Где же совесть твоя?! — кричал Иван-Мироед.

Ехрем прицелился, прищурившись, и бросил топор в сторону толпы. Совсем недалеко от людей упал топор. А Ехрем лишь захохотал во все горло. Гулким эхом прокатился его смех по оврагу.

Такой уж он был человек. Злой, решительный, как и отец. Полдеревни батрачило у Ивана-Мироеда, а Ехрем ездил по разным базарам, занимался темными делами, говорят, даже грабил соседние деревни. И без конца пьянствовал. Не выдержал Иван-Мироед — выгнал сына из дома. Егор-Буян, деревенский вор и пьяница, приютил Ехрема, а потом Ехрем-Улып женился на дочери попа из соседней деревни.

Так и свил себе гнездо Ехрем-Улып в овраге Киреметь. Дом поставил, забором отгородил. Берег засадил деревьями.

С тех пор прошло много лет. В деревне рассказывают, что во время войны Ехрем-Улып за что-то попал в тюрьму. Теперь он очень старый, горбатый. В свое время обучался грамоте, умел читать и ставить подписи. Но от этого, как говорится, ума у него не прибавилось.

Два года тому назад дед Ехрем похоронил жену и теперь живет совсем один. Среди людей бывает редко. А к нему ходят, и не только из своей деревни… Особенно часто навещают его два старика и три старухи.

Лаврентий задумался, облокотившись на железные перила моста. Он-то хорошо знает Ехрема-Улыпа.

Лаврентий улыбнулся своим мыслям, зорко осмотрел окрестности. Где же был старый мост? И следа не осталось. Колхозники построили новый, с железными узорными перилами. Внизу серебрится пруд. Если он вдруг переполнится, то воду можно спустить в бетонный вешник. По берегам оврага растут ивы, тянутся ветвями к воде. Птицы облюбовали это место: перелетают с ветки на ветку, весело распевают свои песни. В самом илистом месте, там, где огород Ехрема, квакают лягушки.

Лаврентий внимательно всматривался в темные окна дома. Среди раскидистых яблонь мелькнула фигура человека.

«Дома. Один. Надо зайти», — решил он.

Лаврентий отошел от моста, зорко огляделся: никого, и решительно зашагал к огороду.

— Здравствуйте, дед Ехрем, — сказал он приветливо, отворяя калитку.

— Здоровы пока. Не сдаемся, — ответил старик.

— Сегодня я не работаю. Отдыхаю. Решил заглянуть, — улыбнулся Лаврентий.

— Я и сам хотел зайти к тебе по тому делу. Но, знаешь, Марфа Игнатьевна…

— Слышал, слышал… Что поделаешь, так выходит… — пробормотал Лаврентий.

— Здесь… неудобно. Пойдем в избу.

Лаврентий будто только и ждал этого: молча кивнул головой и торопливо пошел за Ехремом. Видно, было о чем говорить и гостю и хозяину…

…— Мне пора, — сказал Лаврентий, поднимаясь наконец с места. Положил на стол объемистую пачку. — Хватит пока?

— Ой! Не много ли будет! — воскликнул старик, увидев столько денег, а сам торопливо схватил пачку.

— Нужно, нужно… — похлопал старика по спине Лаврентий.

— Ребята, айда к деду Ехрему? — крикнул Петрусь.

Ребята удивились.

— Зачем? — спросил Палля.

— Ты разве не знаешь? Дед Ехрем купил телевизор. Из райцентра на машине привезли. Вот такой большой! — широко разведя руками, возбужденно проговорил Петрусь.

— Врешь! — не поверил Палля. Есть у него такая привычка: никогда никому не поверит сразу.

— Я вру? Давай поспорим!

— На что?

— На щелчки. Если я вру, то ты мне дашь пять щелчков, а если нет — я тебе.

— Давай! — согласился сгоряча Палля.

— Вот не верит, — обиделся Петрусь. — Может, человек на старости лет ума набрался…

Все засмеялись. Но все-таки новость, принесенная Петрусем, была такой удивительной, что мальчики не выдержали — побежали к дому деда Ехрема.

Дед Ехрем с дядей Трахвином обтесывали во дворе жердь. Ребята сразу поняли: для антенны.

— Давай, Палля, подставляй лоб! — крикнул Петрусь. Но Палля все еще не сдавался.

— Из-за жерди, что ли, лоб подставлять? Может, это под хмель? — буркнул в ответ, а сам на всякий случай отошел от Петруся подальше.

— Дед Ехрем, ведь правда, что вы купили телевизор, а он не верит.

— Купил. Не видите — антенну ставим, — буркнул дед, внимательно посмотрел на мальчишек из-под колючих бровей.

— Давай, Палля, получай щелчки! Получай! — загалдели ребята.

Палля расставил ноги пошире и снял с головы кепку. Часто моргая, уставился на Петруся. Петрусь прицелился и щелкнул изо всех сил. После пяти щелчков лоб Палли заметно покраснел. Но он нисколько не обиделся — только мотнул головой и засмеялся.

— Кто залезет на сарай? — спросил дед Ехрем.

— Я!

— Я!!

— Кончай спор, — закричал кто-то. — Давайте померимся на палке! Кому выйдет, тот и залезет.

Ребята взяли палку и начали перебирать руками. Вот и конец близок, сердца мальчишек тревожно забились.

— Ура! — закричал Палля. — Мне вышло! — И полез на сарай, даже позабыв бросить палку.

Антенну подняли, закрепили. Просверлили в стене дыру для кабеля и протянули его в избу.

И вот телевизор заработал. Ребята затаили дыхание.

Дед Ехрем в сторонке довольно поглаживал бороду.

— Дорого, поди, стоит, дедушка? — спросил Палля.

— Больше двухсот рублей.

— Столько денег!.. — ахнули ребята.

— Долго копил, — хитро подмигнул дед. — Трахвин помог. Взаймы дал.

Дядя Трахвин старательно закивал головой.

В дверь постучали.

— Заходите, заходите, — сказал дед, не двигаясь с места.

На пороге появилась тетя Праски. Не раздеваясь, прошла вперед и уселась перед самым телевизором.

— Может, кашу сварить? — спросила она, посидев с минуту молча.

— Можно, — согласился дед.

Тетя Праски прошла к печке, налила в котел воды и разожгла огонь.

Когда совсем стемнело, пришли еще двое мужчин и молодая женщина в завязанном по самый нос платке и тихо зашептались с дедом.