Григорий Луч - И мы солдаты...

— Давай! — обрадовался Палля.

— А мне!

— И мне!

— Мне тоже!

Ребята бросили мяч и окружили Петруся. Делать нечего — пришлось всех угостить семечками.

— Ну, как, пойдешь? — не отставал он от Палли.

— Я же сказал — мать не пускает.

— Скажи ей, что поедем на мои деньги.

— Все равно не пустит. Говорит: «Во время каникул гусей паси. Хоть какая от тебя польза будет…»

— Значит, не поедешь? Не хочешь в город? Мы там в цирк пойдем! Понимаешь?!

— Мать же не пускает! Вот тоже — прилип! Мы вечером с ребятами пойдем к деду Ехрему. Он вчера нас конфетами угостил. Вот ты перестал к нему ходить — ничего и не знаешь!

— Значит, не поедешь? — в голосе Петруся послышалась угроза. — Тогда верни ту вещь!

— Но…

— А кто нашел в яме, забыл?

— Нет…

— Вот и отдай тогда. Кто нашел — тот и берет.

Палля, чуть не плача, стал объяснять:

— Мать отняла. Сказала, что это не игрушка. Говорит, когда вырастешь — верну, счастье принесет.

— Врешь ты все! — крикнул Петрусь, он уже был готов подраться, но тут послышался знакомый голос:

— Пошли, Петрусь! Машина ждет.

Петрусь с бабушкой и Лаврентий Васильевич уселись в «газик» и поехали в город.

…У вокзала остановились. Лаврентий Васильевич сказал шоферу:

— Вечером в семь часов встретимся здесь. До этого погуляйте, где вам захочется.

— Где гулять-то? Я могу быть все время с вами, — возразил шофер.

— Не надо. Пешком интереснее. Так ведь, Петрусь? Ну, конечно же! Разве Петрусь не понимает, что ходить по городу пешком куда интереснее, чем ездить на машине?

Счастливый и благодарный, он вцепился в руку дяди Лаврентия и весело зашагал рядом, навстречу пестрой шумной толпе.

Лаврентий Васильевич, Марфа Игнатьевна и Петрусь не спеша двинулись в общем потоке.

— Цирк хочешь посмотреть? Пойдем, билет купим, — сказал Лаврентий Васильевич.

— Мне бы до церкви добраться, — разохалась Марфа Игнатьевна, явно оробевшая при виде такой шумной и многолюдной улицы.

— Нет, сперва цирк! — испугался Петрусь.

— Спорить не будем. Успеем и туда, и сюда, — успокоил Лаврентий Васильевич. — Старикам уважение и почет, поэтому сначала пойдем, куда бабушка хочет.

Вскоре показалась церковь с двумя высоченными башнями. На самой острой башне — блестящий крест.

— Петрусь, на вот тебе мелочь. В церкви пригодится, — сказал Лаврентий, шаря рукой в кармане.

— У меня бумажные есть. Бабушка дала, — возразил Петрусь.

— Там мелочь нужна будет. — Лаврентий Васильевич положил в карман Петруся деньги, оглянулся по сторонам и потянул его за руку: — Ну, пошли…

Как только вошли в церковь, Лаврентий остановился около человека, который торговал свечками, и что-то тихо сказал ему. Петрусь расслышал последние слова: «Я сейчас подойду».

«Откуда же они знают друг друга?» — удивился мальчик. Он огляделся по сторонам. Кругом старики и старухи. Смотрят на иконы и крестятся. Петрусь заметил двух мальчишек и девочку. Они тоже, как и взрослые, шевелили губами и часто крестились. В церкви холодно. Пахло растопленным воском. Петрусю почему-то стало жутко. Да так, что по спине побежали мурашки.

Бабушка подошла к маленькому ящику и бросила мелкие деньги.

— И ты брось! — приказала она ему. — Мелочь…

Петрусь вытащил пять копеек и тоже опустил в щель. Потом они прошли вперед. Старухи подходили к большой иконе и по очереди целовали ее. Марфа Игнатьевна тоже притронулась губами к иконе и дернула Петруся за руку:

— Святой бог это. Поцелуй, грехи отпустит.

Петрусь было уперся, но бабушка пригнула его голову, и он больно ткнулся губами в икону. Мальчик вытер губы рукавом и отступил. Он поискал глазами Лаврентия Васильевича, хотел пожаловаться на бабушку, но тот словно сквозь землю провалился. Потом мальчик вспомнил, как странно вел себя Лаврентий тот раз, в избе. Подумал: «Дома не заступился, а уж здесь и подавно!» Ему очень захотелось убежать к вокзалу, и он уже было направился к выходу, как вдруг услышал знакомый голос.

Лаврентий Васильевич стоял совсем рядом, за колонной. Рядом с ним — чернобородый человек. Петрусь хотел окликнуть дядю Лаврентия, но, услышав разговор, испуганно замер.

— Надо привлекать детей всеми силами. Сейчас летние каникулы. Шатаются без дела, — говорил человек с черной бородой.

«Это он у входа торговал свечами», — вспомнил Петрусь.

— Сегодня привел одного. А через него привлечем еще, — вполголоса ответил Лаврентий Васильевич. — Но деньги все вышли. Пришлось раскошелиться. Рублей триста бы еще.

— Двести пятьдесят рублей, — отрезал бородатый. — Остальные от продажи икон.

— Сразу нельзя. Колхозники могут заподозрить. Через детей будем иконы распространять, — угодливо говорил Лаврентий Васильевич. — Доход поровну.

Бородатый промолчал, только губами причмокнул и неожиданно обернулся. Петрусь попятился. Сердце застучало так, что показалось — вся церковь услышит.

Он подбежал к бабушке, вцепился в ее рукав, зашептал:

— Лаврентий Васильевич обманщик. Айда отсюда быстрей! Уедем.

Бабушка строго глянула на внука и продолжала креститься.

Петрусь потихоньку выскользнул из церкви и затоптался на месте, не зная, куда идти и что делать.

— Что, не понравилось? — спросил Лаврентий, неожиданно оказавшись рядом.

Мальчик готов был броситься на него с кулаками, но тут же опомнился и прикусил губы — в дверях показалась бабушка.

— Ты что из церкви, как вор, убежал, тишком? Так ведь и заблудиться недолго. Озорник, озорник и есть, — ворчала бабушка.

Лаврентий Васильевич ласково погладил съежившегося мальчика по голове.

— Ну, дай руку, будь взрослым. Хочешь, куплю тебе транзисторный приемник? Хочешь?

Петрусь молчал, а у самого в ушах уже звучала музыка. Из настоящего маленького радиоприемника, какого сроду не было ни у кого из деревенских мальчишек!

Всю неделю Петрусь не ходил к бабушке. Не хотелось встречаться с Лаврентием Васильевичем. Начнет говорить про одно, а понимать, выходит, надо по-другому. Какой-то он оказался не такой, как все. Хитрый, неискренний и разговор вел в церкви непонятный. Доходы какие-то хочет делить поровну!

Но однажды вечером Лаврентий Васильевич заявился сам, спросил с порога:

— Куда ты пропал, Петрусь? Уж не захворал ли?

Голос его звучал, как всегда, спокойно, доброжелательно, но Петрусь уже не верил ему.

Поглядывая на мальчика, Лаврентий Васильевич прошел вперед, сел на лавку.

— Думаю, чего это Петрусь не идет, дай-ка наведаю.

— Дядя Лаврентий… — начал было Петрусь, но замолчал, покраснел, застеснялся.

— Ну, ну, спрашивай, — подбодрил его Лаврентий Васильевич. — О чем хотел узнать?

— С тем дядькой, который свечи продавал, о чем вы говорили? Иконами торговать собирались?