Дмитрий Вишневский - Рассказы о большом мире

Снова раздался грохот. Я посмотрел в сторону тамбура с тварью. Внешняя дверь в проход между вагонами была оцарапана с внутренней стороны и раскрыта нараспашку. Тварь колотила огромной лапой по стене, пытаясь пролезть в дыру в проёме. Когти чудовища напоминали огромные кривые ножи.

Тварь пролезть не могла, но из дыры, которую она проделала, выскочило несколько, похожих на кошек, существ. Отличие было в том, что кроме оскаленных пастей, на их мордах не было больше ничего. Кошки с пастями вместо голов. Они с хохотом пронеслись по вагону, не заметив меня, и немного задержавшись около Павла, а после исчезли в тамбуре, в котором находился Денис.

Пару десятков секунда я лежал не шевелясь. Если не считать скрежет когтей по двери – чудовище не оставляло попыток пробраться к нам – в вагоне воцарилась тишина.

Я осторожно поднялся и, время от времени посматривая в сторону беснующейся твари, подошел к Павлу.

– Ты в порядке? – спросил я, переворачивая его на спину.

И тут же отпрянул назад.

Синегубый рот на его раздутом, багровом лице скривился в подобие улыбки, обнажив острые треугольные зубы голубого цвета. То, что было Павлом, вскочило на ноги. Словно богомол, прижало оно согнутые в локтях руки к груди, и повертело головой в разные стороны, судя по всему, определяя моё местонахождение. Затем посмотрело на меня и, пуская слюни, процедило:

– Да. Но очень. Очень. Хочу. Жрать.

Я попятился и упёрся спиной в стену, рядом с почерневшим окном. Краем уха услышал странный шум, слева от себя. Взглянув туда, увидел Дениса, выходящего из тамбура.

То, что это Денис я понял только по одежде. В остальном он был точной копией Павла. Себя прежнего он напоминал весьма слабо. Осклабившись, прижав локти к животу и мелко тряся багровой головой, словно страдал болезнью Паркинсона, он шёл ко мне, переваливаясь из стороны в сторону.

Я отчаянно соображал, как поступить. Справа в проход между вагонами лезла тварь, которая не могла этого сделать лишь потому, что была слишком большой. Слева, из тамбура, на меня шло нечто, бывшее когда-то Денисом. Прямо напротив меня, пуская синие слюни и слегка перебирая собранными в щепотки пальцами, покачивался бывший Павел.

Рванувшись с места, я перепрыгнул через скамейку, выбежал в проход и понёсся к тамбуру, в который пыталась пролезть фиолетовая тварь. Подбежав к дверям, принялся раздвигать их. Удалось. Я торопливо пролез в проём и спрыгнул на снег.

Электричка чёрной полосой тянулась вдаль. Вокруг не было ни единого фонаря, ни единого дома, лишь луна освещала равнину, на которой мы остановились.

Утопая в снегу, я побежал в сторону леса, тёмной кромкой видневшегося вдали.

Исступлённо молился, чтобы мне хватило сил это сделать. «Главное добраться до леса, – думал я, – там спрячусь».

Позади меня послышались писклявые крики и хохот. Не останавливаясь, обернулся, и увидел погоню.

Десятки маленьких, напоминающих кошек, тварей, попискивая и похахатывая, бежали за мной, то и дело проваливаясь в снег. Несколько похожих на Павла и Дениса уродов, выпрыгнули из электрички и переваливаясь, двинулись в мою сторону.

Сердце колотилось в груди, дыхания не хватало, заболело в правом боку, и я замедлил темп.

Твари нагоняли меня.

Силы заканчивались, резь в боку стала невыносимой.

Я остановился, не в силах двигаться дальше и тут же, почти одновременно, ощутил удар в спину и укус в шею. Перед глазами всё закружилось, и я рухнул на снег.

Странно, но когда пришёл в себя, ни нога, ни шея не болели. Мне даже не было холодно.

Каким-то чутьём я правильно выбрал дорогу до ближайшего населённого пункта. Как добрался домой – не помню.

Открывая входную дверь, почувствовал жуткий, нестерпимый голод, который просто необходимо было срочно утолить. Мало того, голова в момент потяжелела, и мне стоило невероятных усилий удержать её прямо и сфокусироваться.

– Милый, – донёсся из ванной голос Юлии, когда я хлопнул дверью, – это ты? Ещё пять минуточек и я вылезу. Ты голодный?

– Да, – прохрипел я. – Я очень. Очень. Хочу. Жрать.

Три её возраста

Как нащупать ту тонкую грань между нежной неразделённой любовью и мазохизмом, и вовремя остановиться?

Неоднократно я давал себе зарок – не привязываться к людям вообще, к женщинам в частности.

Но это было до неё.

Я ласкал губы шёпотом, когда произносил её имя. Купался в сладостных снах – в них она была другой. Не той холодной грациозной самкой леопарда, что отвергала теплоту и нежность, нет, другой – отзывчивой и милой.

Ох. Разве любовь не дорога к счастью?

Такой цинизм… Я стал с ней тем, кому нельзя отказать – галантным ухажёром, заинтересованным слушателем, интересным собеседником. Меценатом чувств.

Искренне полагал, что моей любви хватит на двоих.

Верил, что терпением и ненавязчивостью разбужу ответную теплоту.

Появлялся, когда был нужен. Потому что впустил расчётливость в любовь.

Спонсировал под видом подарков. Не я дарил – она дарила мне принятие.

Защищал, незримо присутствовал рядом. Был аккуратен в высказываниях, контролировал свои эмоции.

Медленно, но верно постигал и достигал её.

В какой-то момент почувствовал – я ей нужен.

Да что там. Необходим.

Чего мне это всё стоило – не знает никто, ибо никому не говорил об этом. И сейчас не стану. Ни к чему.

Да, я стал необходим. Но она не любила меня.

Так и говорила, привыкшая к заботе и вниманию, нимало не задумываясь о том, каково мне это слышать.

Ну и пусть, думал я, пусть она пользуется мной, ведь я могу и хочу быть нужным.

Когда понял, что она зависит от меня – решился.

Не спал всю ночь. Пил кофе, размышлял, рассчитывал и планировал.

Утром подъехал к главному зданию её университета, вышел из «BMW», закурил. На заднем сиденье лежал букет из шестидесяти девяти роз – три её возраста. Тёмно-бордовые, словно моя кипящая от волнения кровь.

Подруги. Каменная лестница.

Навстречу. На колено.

Цветы, кольцо. Зависть в глазах подруг, которую она пила, как я редкие её поцелуи.

Да.

Кортежи, банкеты, пляжи, коктейли.

Крабы, песок, цветы, бессонные ночи.

Секс.

Секс.

Секс.

Я любил, она трахалась.

Я целовал, она позволяла.

А потом…

Сначала я слышал разговоры с подругами по телефону.

Украдкой, сквозь закрытую дверь.

Чуть позже, она уже откровенно, не стесняясь, начала унижать меня перед друзьями.

Сначала тоном, потом прямым текстом.

Я терпел, она наглела.

Да, разговоры были на эту тему. Удерживался от претензий, взывал к пониманию. Всё, чего я добивался – её, звенящий сталью, смех и шантаж.

Любишь – терпи, принимай такой, какая есть, говорила она.

Наглость, если её не тормозить, набирает ход, подобно паровозу.