Валентин Крючков - На крутом переломе

«Солнечный привет из заснеженного Афганистана. Служим во имя революции. Но она что-то медленно движется вперед. У меня такое чувство, что революция больше нужна нам, чем им. Кругом темнота и невежество. В стране девяносто процентов неграмотных. Бедность — ужасная. Женщины ходят в парандже. Мятежники держат в страхе все население. Жуткие обычаи: шестидесятилетние старикашки берут в жены пятнадцатилетних. Первого февраля 198… года, запомните эту дату, я впервые пролил кровь врагов. Теперь я знаю, что я не хуже тех, кто в 1941—45 годах завоевал нам счастье. Пока я только что рассчитался за ранение. Мы сфотографировались на перевале, на фоне гор, где совсем недавно было очень жарко. Памятное место. И фото об этом будет хорошей памятью. Ваш Борис».

«Дорогие мои, здравствуйте! Извините, что долгое время не писал. Были на операции. Теперь нам дали передышку. Передайте мои самые теплые поздравления дедушке и бабушке. Как хорошо, что они у нас есть! Два разных по характеру человека. Он — до всего дотошный, много переживший и знающий. Настоящий русский мужик. Крестьянин до мозга костей. Сильный, хваткий, деловитый. Недаром про таких говорят: сам себе на уме. И в самом деле, нашего деда за так не проведешь. А бабушка не такая. Бабушка тихая, приветливая. Вечная труженица никаноровского дома. Как пчелка: снует туда-сюда. То в дом, то во двор. То в огород, то в погреб. То поить скотину, то корову доить. И в этом вся ее жизнь. Она в городе ни разу не побывала: все некогда, не на кого дом, хозяйство оставить. Я очень рад, что они у нас есть. И пусть остаются, как можно дольше. Пусть дед передаст привет той, что ходит к нему в гости. Она мне нравится, и я думаю о ней часто. Целую. Ваш солдат Борис Никаноров».

«Здравствуйте, мама, папа, Вадик, бабушка и дедушка! Извините, мои дорогие, что долго не писал. Были на операции. На меня, сказал мне командир роты Курчанов, написали наградной лист. На орден Красного Знамени. Интересно, пройдет или нет? Командир роты его уже заслужил. За голову Курчанова душманы объявили немалые деньги. Может, скоро и за мою цену назначат? Недавно нам пришлось схлестнуться врукопашную. Стрелять было нельзя ни им, ни нам. Вот тут-то я и показал себя. Видел бы Ильич, как я укладывал их! После этого прошло немного времени, и мы снова вступили в поединок на перевале. Я был в засаде. Мы с земляком двое суток не подавали никаких признаков жизни, чтоб нас не засекли. И в разгар боя мы ударили. Накосил я их! Стал, как и командир, жестким. Себя не узнаю, в людей стреляю, как в мишени. Ибо знаю, если не я их — то они меня. Ну, да простит мне история — ведь это моя работа. Я загорел еще крепче. Словно всю жизнь провел под жарким афганским солнцем. Днем здесь очень жарко, писал уже про это, но зато ночью — собачий холод. Условия жизни, конечно, не стандартные, не ординарные. Но „солдат, говорил Суворов, шилом бреется, дымом греется“. Обстановка здесь очень напряженная. Все время как на вулкане, который то и дело взрывается. Идут „ребята“ из Пакистана обученные, вымуштрованные американцами, китайцами и всякой другой сволочью. Однако наши солдаты молодцы! Офицеры тоже. На днях замполит спас мне жизнь. Если бы не он, лететь бы мне домой в железном ящике. Но я верю в свою счастливую звезду. Я от вас ничего не скрываю. Крепко целую и обнимаю, Борис.

Р. Ѕ. За бой на перевале мне вручили орден Боевого Красного Знамени. Теперь у меня два ордена. Уходим на операцию. Когда вернемся, напишу».

«Здравствуйте, мои дорогие мама, папа, Вадик, дедушка и бабушка! Извините, что долго не писал. Мы только вернулись с задания. Было очень трудно. Мы потеряли нашего любимого человека — Курчанова, командира роты. Какой был человек! Он был для меня не только старший командир, но также старший друг, товарищ, одним словом, человек, на которого можно было положиться, которому можно было довериться. Он был ненамного старше нас, но за глаза мы звали его „батей“. Какое, оказывается, это душевное, емкое слово: батя! Он ел, пил и спал всегда с нами. Последние минуты жизни был рядом со мной. Это произошло за кишлаком, в провинции Кабул. Он шел со взводом впереди. Я — следом за ним. Надо было перехватить душманов с оружием. Курчанов почти бежал и все торопил: „Быстрей! Быстрей!“ Как-то в погоне и не заметили, что уже вступили в горы. Вот тут-то и началось. Они с двух сторон открыли по нам огонь. Он не растерялся и первым начал стрелять из автомата. И мы последовали его примеру. Но за ним, видимо, уже охотились их снайперы. Неожиданно он упал на бок, отполз к арыку. Мы бросились к нему. Оттащили в безопасное место, если его можно было назвать таким. Через несколько минут командир скончался. Мы взяли этот проклятый кишлак. Почти всю банду уничтожили. Это был ураган. Мы отомстили за командира. Мы любили его, ели с ним из одного котелка. За полтора месяца мы сделали столько, что даже трудно поверить в это! Рота полностью награждена орденами и медалями. Но все равно — не верится, что с нами больше нет Курчанова. Все было бы хорошо, если бы не эта группа. Она оседлала гору. А наши — засады не заметили. Да и чересчур трудно заметить горстку людей в горах. Война есть война. Будь она справедливая или несправедливая — война уносит тысячи, сотни тысяч человеческих жизней. При вскрытии тела, выяснилось, что командиру пуля со смещенным центром попала в печень. Сделала из нее месиво. Эта пуля оборвала его жизнь. Какое нехорошее слово: пуля. Война и пуля. Два нехороших слова. Две самых страшных сестры в нашей жизни на земле. Зачем они нам, такие сестры! Третья их сестра — смерть. У человечества не должно быть места для них. Если бы это было возможно! Извините за откровенность, но иногда так хочется излить душу. А теперь о главном. Поздравляю тебя, мой дорогой дедушка, с большим праздником — с Днем Победы. Ты и твои боевые друзья завоевали эту победу, которую мы зовем теперь Великой. Герои Отечественной! Очень жаль, что все меньше и меньше остается этих героев. Надо беречь их. Мы лишь в последние годы стали это делать. Будь здоров, дорогой мой дедушка! Береги себя и знай: мы равняемся на таких, как ты. И если потребуется, продолжим ваше великое дело. Целую и обнимаю вас всех! Борис Никаноров».

Это было последнее письмо Бориса. А через некоторое время семья Никаноровых получила извещение: «Уважаемые Марина Федоровна и Тимофей Александрович! С глубоким прискорбием извещаю вас о том, что ваш сын, гвардии сержант Никаноров Борис Тимофеевич, выполняя боевое задание, верный воинской присяге, проявив стойкость и мужество, погиб…»

Вместе с небольшим листком извещения Никаноровы получили и письмо из части, в которой служил Борис. Никаноров снял с него копию и положил на стол, под стекло, в комнате Бориса, где все оставалось, как и было при нем. Это сопроводительное письмо. Если и не дословно, то близко к этому, запомнил Никаноров. «Уважаемые Марина Федоровна и Тимофей Александрович! Партийный комитет, комсомольская организация, весь личный состав воинской части выражают глубокую скорбь и соболезнование по поводу постигшей вас утраты — гибели вашего сына и нашего однополчанина гвардии сержанта Никанорова Б. Т.