Валентин Крючков - На крутом переломе

— Двадцать квартир на десятипроцентное отчисление. Инвалидам, семьям погибших. Да еще на очереди своих льготников. На общую совсем ничего не остается.

— Но ведь есть же закон о предприятии! — поднялся один из старейших на заводе фрезеровщик Лукашин.

— Закон есть. Но, — пояснил Никаноров, — райисполком требует отдать проценты. Как и раньше. Наверно, правильно.

— Выходит, — возмущался Лукашин, — проблему с жильем мы не решим и за десять лет? А зачем же поставили задачу: обеспечить каждую семью отдельной квартирой? Нашему поколению уже обещали жизнь при коммунизме. Не хватит ли обещаний? Предлагаю: десять процентов не отдавать. Наше жилье — нашим рабочим. И никаких отчислений.

— Но Кленов шум поднимет, — возразил Осипов.

— Нам Кленов не указ. — Лукашин потряс рукой. — Есть закон о предприятии. Все решает сам коллектив. Нам виднее, кому выделять заводские квартиры.

— Считаю, этого делать не следует! — попытался возразить Никаноров. — Закон законом, а на самом деле, мы, одни, самостоятельно прожить не сможем. Возьмем то же строительство. Для него материалы нужны. Для комплектации дома потребуются ванны, бачки, унитазы, многое другое. — Где все брать будем?

— По кооперации. У других предприятий. У нас вон сколько потребителей, — подал мысль Осипов.

— Правильно! — поддержал его Бухтаров. — Мы им болты, гайки, вообще всякий крепеж. Они нам — ванны, унитазы и все другое.

— Надо по-новому строить отношения. Это верно, — Осипов не хотел, чтоб все оставалось по-прежнему.

— Но ведь есть еще план? — пытался вразумить членов СТК Никаноров.

— Вот с планом и дошли до ручки. Людям жить негде. Мыло и сахар по талонам получаем. Есть нечего. Скоро голыми ходить будем. А семьдесят лет Советской власти. Кто нас привел к тому, с чего начинали? — Лукашин махнул рукой и сел.

— Смотрите, товарищи, — пытался сдержать распалившихся Никаноров, — принять решение не трудно. А вот как мы сможем прожить в изоляции? Это, представляю, посложнее задача. И не только для нас.

— Директор тоже по-старому мыслит. Давайте голосовать. Нечего нам бояться.

С перевесом в два голоса было принято предложение Лукашина: не делать десятипроцентных отчислений. Потом началось.

Первым позвонил Кленов. За ним председатель горисполкома, потом из облисполкома. И все в одном тоне: «Товарищ Никаноров, что же вы делаете? Вы же не в лесу живете? Кругом люди. И не надо забывать о них. К хорошему такой коллективный эгоизм не приведет».

На совещании в облисполкоме, обсуждая этот не единичный факт, председатель Птицын сказал: «Мне непонятна позиция СТК ряда коллективов. В том числе и такого крупного, как „Красный вулкан“. Мы предлагали им пересмотреть свои решения. Однако до сих пор этого не сделано. Не понимаю и не разделяю необоснованного упорства СТК?! Оно вынуждает нас применить к таким коллективам определенные санкции. Для начала урежем им фонды на кирпич, потом на щебень и комплектующие. Второе. Всех инвалидов войны, семьи погибших снимем с очередей в райгорисполкомах и отправим их на предприятия, где они когда-то работали. Есть у нас и другие меры. Через УКС горисполкома уменьшим сумму их долевого участия. Мы вернем десять процентов. Кстати, письмо в правительство о непродуманности закона о предприятии мы направили. Я лично сам говорил об этом на съезде народных депутатов.

А вскоре в завком пришли тридцать шесть инвалидов войны. С орденами, с клюшками. Они взяли в работу председателя завкома Полянина. Но он стеной встал, чтоб их на очередь в заводском коллективе не ставить.

— Вы в райисполкоме стояли? Там и стойте.

— Но вот же решение райсовета о нашем снятии с очереди! Ставьте! Иначе мы устроим здесь сидячую забастовку.

— Не пугайте меня забастовкой! — горячился Полянин. — Лучше возвращайтесь туда, откуда пришли.

— Значит, мы никому не нужны?!

Кто-то из инвалидов, лично знавший корреспондента центральной газеты Пальцева, тут же, в завкоме позвонил ему, потом на телевидение и радио, в местные газеты.

Когда представители прессы прибыли на место, их взору предстала необычная картина: у входа в завком, на лестничных маршах и площадках, в приемной, вплоть до самого кабинета председателя сидели старые, изможденные люди…

«Да, — с горечью подумал Никаноров. — Все именно так и было. Стало уже историей. Прогремели на всю страну. Газеты, радио, телевидение постарались. И больше всех места отвела газета Пальцева. А он даже позвонить не соизволил. Да его, собственно, и винить не в чем. Работа такая. Теперь все это в прошлом. Но от этого никуда не уйдешь. И сегодня у Каранатова, без сомнения, разговор о забастовке возникнет. И не просто так, а с оценками. Ведь не для дружеской, задушевной беседы приглашает первый секретарь райкома директора? А потом эта драка в подъезде. Ольга. Хотя с Ольгой как будто пронесло».

С момента встречи с шофером Каранатова, на площадке, когда выходил от Ольги, — времени прошло немало. Однако на протяжении всего этого периода Никаноров не был спокоен, что все для него закончилось благополучно. И всякий раз, если звонил Каранатов, который обычно делал это по вертушке, Никаноров вздрагивал, и пока продолжался их разговор — в любую минуту ожидал неприятного для себя вопроса об отношениях с Ольгой. Но проходили дни, состоялось немало разговоров с Каранатовым, а вопроса об Ольге он не задавал. Может, он ничего не знает о нашей связи? Как бы там ни было, а переживания оставались. В последние дни к ним прибавились еще: о последствиях драки, происшедшей перед самыми выборами. Каранатову, и сомневаться нечего, о ней уже доложили, пусть не во всех подробностях. И он, наверное, обдумал, как вести себя по отношению к директору. Из листовки он знал теперь и про Ольгу.

Весь день Никаноров работал без подъема, по долгу, по обязанности. Из головы не выходила предстоящая встреча с Каранатовым.

Обычно проходивший ко второму секретарю без ожиданий, в приемной первого директор был остановлен секретаршей:

— Вам придется подождать: у Михаила Михайловича инструктор горкома партии.

Никаноров уселся на диван, напрягая мысли о предстоящем разговоре, решил, если вопрос коснется драки и Ольги, скажет, что отказывается от участия в выборной кампании — уже отдал заявление в окружную избирательную комиссию. Каранатов ухмыльнется: «Струсил. Не ожидал. Зачем коллектив подводишь?» — «Дело не в коллективе. Не хочу, чтобы постельные тайны являлись мерилом достоинств и недостатков кандидата в депутаты». И тогда Каранатов закурит и скажет: «Не надо было давать повода для этого». И будет прав.