Валентин Крючков - На крутом переломе

Ольга открыла дверь и, выпроводив Никанорова, села на кухне за стол и тихо заплакала.

Новость поразила Никанорова. И когда он вышел на улицу, то не знал, что ему делать: то ли радоваться, то ли сожалеть. С законной женой не разведен. А тут еще ребенок. Может, и не от меня? Вот если узнает Каранатов? Он, наверное, срок знает, шофер давно сказал, ведь у Ольги живот заметно прибавился. Это только я не замечал. Считал, поправилась. А тут вон что. К чему мне? Но куда денешься. Ребенок-то твой. Пусть растет. Воспитаем. Даже если и не поженимся. Может, зря я быстро ушел от нее? Скажет, после сообщения о беременности — как ветром сдуло. Ничего себе, отец! Нет, возвращаться не следует. Да и Вадиму не стоит давать повод для ненужных размышлений, хотя он после драки с Широкиным, из листовки, а потом из публикаций в газетах все про меня узнал. Однако молодец: ни разу ни о чем не спросил. Может, Ольга права: надо уехать не в отпуск, а совсем из города. Куда? Кем? Директором не уедешь. Надо поговорить с министром. Может, поддержит как. Обязательно переговорю с ним при первой же возможности. Но как воспримет женитьбу Вадим? Ведь то, что у меня есть неофициальная жена, — факт. И этот факт уже ни от кого не скроешь. Особенно теперь. И на бюро Каранатов спросит, чей ребенок? Как быть с ним? Как вы воспитываете своего сына? Не поэтому ли он у вас растет таким. Активно, чересчур активно во всех противообщественных акциях участвует? Самый настоящий неформал. Откуда у нас появилось это слово? ДОСААФ, партия — формальные организации. Лукашин, Вадим и десятки, тысячи им подобных, которые входят в организацию противников строительства атомной станции, — неформалы. Наверное, еще наступят времена, когда всех этих неформалов будут почитать как самых уважаемых граждан города, не побоявшихся в условиях командно-административной системы поднять голос в защиту прав своего народа. Его будущего. Поднявших голос против строительства атомной станции теплоснабжения. Против затопления Чебоксарской ГЭС. Против строительства станции метро на центральной площади города. Благодаря усилиям этих неформалов городу вернули его прежнее, историческое название, сделали открытым. И сразу в него устремился поток иностранцев. С цветами, они в первую очередь едут на окраину города, к дому, в котором находился в ссылке Андрей Сахаров  — известный неформал высшего ранга. Как и Александр Солженицын, ставший им в числе самых первых, а теперь, опять в числе самых первых, получивших приглашение премьера России посетить с семьей свою родину в любое, удобное для него время. Список неформалов, которым вернули гражданство, опубликован. Все становится на круги своя.

Одним из неформалов является и Вадим. В этом Никаноров признавался себе с гордостью. Сын совсем стал неузнаваем. Вечно чем-то озабоченный, он даже внешне изменился. Осунулся, отрастил себе бороду, серьезен более, чем положено быть в его возрасте. В последнее время Вадим что-то часто стал встречаться с Олегом Фанфароновым. Оба интересуются химией и народниками. В комнате у Вадима появились какие-то банки, пробирки. А в прихожей — два огромных рюкзака. Чтобы это значило? Все пожалуй, неспроста. Надо пригласить к себе одного неформала — Лукашина. Оформлю его, пусть не в инструментальный. А может, и в инструментальный.

Никаноров готовил свое выступление на митинге, посвященном пуску АПР — агрегата продольной резки. Начало митинга в одиннадцать тридцать.

Сегодня исполняется его мечта, его стремление дать заводу большую самостоятельность и независимость от поставщиков — уральских металлургических заводов. Он бегло посмотрел выступление, сделал поправки, прочитал его несколько раз и понял, что самое основное сможет сказать и без бумажки. Однако выбрасывать листок с текстом не стал: сунул в карман, на всякий случай, вдруг где-то заест? Может и заесть: ведь в среду бюро райкома.

К одиннадцати часам, в пристрое цеха холодной прокатки ленты, равному по площади почти основному помещению, весь пролет, где планировалось складывать готовые рулоны ленты, был забит людьми. Представители цехов, корреспонденты центральных, областной, городской и заводской газет, радио и телевидения. Больше всех старался для истории завода фотограф бюро технической информации Николай Крылышкин, взмокший и возбужденный: еще бы, такое нечасто бывает.

Двадцать минут двенадцатого. Никаноров, секретарь парткома Бухтаров, начальник цеха Брыкин, бригадир монтажников Мирушкин поднялись на площадку, сколоченную из досок, к столу, рядом с которым, обитая по традиции красным материалом, высилась трибуна.

Волнуясь, к ней направился Никаноров. Он посмотрел влево, вправо, в глубину пролета — всюду виднелись радостные лица рабочих. Они сделали такое, чего не было на заводе с момента его существования, и поэтому имели право и улыбаться, и гордиться.

— Дорогие товарищи! — начал Никаноров. — Сегодня у коллектива вашего цеха, а вернее, у всего завода — два больших события: пуск агрегата продольной резки и сдача цеха подсобного хозяйства. Что нам даст пуск АПР? Он даст многое. Мы получаем возможность маневрировать технологией изготовления холоднокатаной ленты, исходя из имеющихся ресурсов. Теперь большие и малые «блисы» всегда будут загружены. План в наших руках. Зависимость завода от поставщиков уменьшится во много раз. АПР — это больше, чем цех. Здесь смонтировано различного оборудования на два миллиона рублей. И сегодня эти люди, что своим самоотверженным трудом создали заводу такую крупнейшую производственную мощность, заслуживают самых теплых благодарственных слов. Я вижу их — вот они стоят рядом. — Никаноров называл по имени отчеству и показывал рукой на этих людей. А фотокорреспонденты щелкали затворами, снимали их, самого директора, почетный президиум. — Честь и слава им! — заканчивая свое выступление, сказал Никаноров. — Наш глубокий поклон.

…Через несколько минут тишина, царившая в пролете, когда выступали участники митинга, была нарушена: Никаноров и бригадир монтажников Мирушкин разрезали розовую ленточку — агрегат включили. Теперь, уже металлическая лента, матово поблескивая, медленно, но неудержимо поплыла и, встретив ножи на своем пути, разделилась на четыре части, превратилась в нужную цеху заготовку. Загудело, зашумело в пролете, а люди упорно стояли и смотрели за действиями механизмов до тех пор, пока они не закончили смотку полос в рулоны.

Проводив гостей, Никаноров вернулся в свой кабинет, рассмотрел почту, отдал ее секретарше, посидел немного в глубокой задумчивости, потом справился о работе АПР, записал выход готовой продукции и стал готовиться к разговору с министром. «Доложу обстановку, — думал директор. — Заверю, что завод будет и дальше работать стабильно. Это, последнее — самое главное. И оно — производное, и не только от АПР. Как люди воспрянули! Они поверили в себя, в своих руководителей. А Мирушкин как сказал: „Мы зажглись верой, энтузиазмом нашего директора. Он у нас, на АПР, был главным строителем. И мы дарим ему за это нашу каску. Хотя понимаем, что с пуском АПР его голове особые опасности не угрожают“. Про это министру не скажешь. А вот про то, что задание его по ЗИЛу выполнено, — надо доложить. Можно, пожалуй, напомнить, что в отпуск ухожу. Наверно, отпустит. Ведь была договоренность. Отпуск — после пуска АПР. Сегодняшний день мог бы стать лучшим, памятным днем в моей жизни, если бы Борис был жив. И Марина дома хозяйничала, а не скрывалась где-то».