Валентин Крючков - На крутом переломе

Реактор везли ночью. Везли тихо. Со всеми мерами предосторожности, чтобы не вызвать ненужного любопытства и подозрений. Вот как народа боялись слуги его! Народа всегда бояться надо. Он все сметет, если поднимется.

Когда я узнал, что реактор на месте, то сразу решился. Иного выхода не вижу. Я еще до этого несколько раз съездил на экскурсию. Взорвать ее без гибели самого себя вряд ли удастся. Но будем надеяться. Ты заметил мою подготовку. Я читал про народников. Бороду отрастил. Бросил бокс. Дело теперь не в этом. Я ушел из дома, чтобы выполнить то, что кто-то должен выполнить. Я взорву ее, пока можно будет взорвать. Иначе будет поздно. Если не удастся выполнить намеченное, меня ждет тюрьма. Все может быть. Но ни то, ни другое тебе хорошего не сулит. А что поделаешь? Ты самый близкий мне человек на свете. Поймешь и простишь. Пусть простит меня и мама, если она вдруг объявится. Очень жаль, что не пришлось ее увидеть. Жива ли она? Ты ее береги, когда встретишь. Крепко тебя целую и обнимаю. Вадим, сын Никаноров.

Р. Ѕ. Не забывай дедушку и бабушку. Ведь они у нас такие замечательные! Если бы не АСТ, я, безусловно, подался бы в село, к дедушке, и в школе стал преподавать физику и математику. Там эти предметы без преподавателей. Уроки, по совместительству, по-прежнему ведет бригадир механизированного звена… В прихожей, на тумбочке, завернуты в пакет пленки. Отдай их Любе Кудриной. Она придет за ними. Вроде все. Прошу тебя, папа, не вздумай звонить в милицию. Только дело испортишь, навредишь больше. Ты одно пойми: ведь за нами миллионы. Одна, две жизни, на худой конец, стоят этого. Вот почему я просил тебя вскрыть конверт утром, чтоб не было времени на размышление, что делать. И учти: не надо думать, что все плохо окончится. Мы тоже не лыком шиты. Неужели, думаешь, умирать охота? Фигушки. Но если выхода не будет — одна—две жизни, повторяю, стоят спокойствия, нескольких миллионов?! К тому же мы с Олегом не одиночки: у нас есть дублеры. Ну вот я и сказал тебе все, что хотел. Прощай, папа, 1990 год. „Н. Н.“».

Никаноров сидел потрясенный. Вот не ожидал. Эх Вадим, Вадим. Решиться на такое. А все же было заметно: парни затевали что-то. Еще обратил внимание на рюкзаки. В прихожей лежали. Большие. Где они теперь? Он обошел все комнаты, проверил кладовки — два громадных рюкзака исчезли. Наверно, один — Вадима, другой — Олега Фанфаронова. Может, позвонить в милицию? А вдруг после звонка их схватят? Да с этими рюкзаками. Тогда жизнь более трех миллионов человек — только в области, потом эта цифра увеличится, — жизнь всего населения по акватории Волги до Каспия окажется в опасности. До чего же коварна эта опасность! Когда была авария в Чернобыле? Давно, несколько лет назад. А на днях опять видел ее последствия — кошка с крыльями. Что может вырасти у человека в третьем, пятом, седьмом поколении? Позвонить Фанфаронову? Что это даст? Ничего. Пока иду дорогой до райкома подумаю. А там видно будет. Теперь, это уж точно, с отпуском придется задержаться. Ольга, конечно, обидится. Хотя должна понять. Надо отправить ее. Только на чем? На самолете. Билет достану. Попрошу у командира авиаотряда. Войдет в положение и выручит. А самому придется задержаться.

Раздался телефонный звонок. Никаноров вздрогнул и снял трубку. Может, Вадим? Звонил Фанфаронов. Оказывается, он тоже получил письмо от Олега.

— Что будем делать?

— Мне сейчас на бюро. Ваш друг дожать хочет. А вот, после бюро, буду благодарен, если подъедете к райкому. Вместе что-то придумаем.

— Я подъеду, Тимофей Александрович. На своей машине. Кстати, Осипов сказал, что рабочие завода собрались у проходной. Не одна тысяча. Сейчас пойдут к райкому. С плакатами. Вас защищать. План их таков: если вас того — они сразу перекроют движение по проспекту, как в Нагорной части курильщики делали. А назавтра стачком объявит забастовку.

— Наверное, не дойдет до этого. Посмотрим. До встречи.

Никаноров вышел из дома. Он шагал быстро и уже без боязни предстоящего разговора.

Вот и знакомое здание. Белое, с красным флагом. Невысокое. Всего три этажа. Почему только три? Можно больше. Совсем не бережем землю. Город вообще растет вширь. На третий этаж поднялся легко, как в молодые годы. Зашел в приемную. Поздоровался с Бухтаровым, Поляниным. Едва успели перекинуться парой фраз, их пригласили.

Каранатов, загорелый, и посвежевший, недавно вернулся из отпуска, уверенно правил районом. Из его кабинета люди выходили потные, красные. Первый чувствовал себя еще надежно. И ему казалось, что вопрос о директоре «Красного вулкана» предрешен. Ведь до этого дня он провел такую большую работу, что не сомневался — сбоя не должно быть: Никаноров на директорском кресле восседает последние дни. С каждым членом бюро Каранатов беседовал отдельно, рассказывал историю отношений Никанорова с инженерно-техническими работниками. В том числе, конечно, и со своими приятелями: Кудриным, Северковым и Фанфароновым, которых, если бы не он, Каранатов, то, без преувеличения, Никаноров давно бы выгнал с завода. Для него и первый секретарь райкома уже не авторитет. Попросил его восстановить справедливость с одним из бывших начальников цехов, которого за небольшую промашку разжаловал до мастера, так Никаноров полгода думал, как ему среагировать на это. И только когда я сказал, что все жалобы на вас мы рассмотрим на бюро, директор нашел решение. Или другой пример. Предложил Никанорову на должность энергетика завода нашего заведующего промышленно-транспортным отделом. Так что вы думаете, — отказал. Дескать, человек от практики отошел. Не сможет. Спрашивается: как с Никаноровым вести себя? Может ли такой человек быть директором? Мое мнение: он занимает чужое место. Большинство из членов бюро соглашались с первым, обещая в случае чего необходимую поддержку и внести предложение о несоответствии. Каранатов не стал говорить лишь с Кленовым, зная их отношения. Обойдемся и без него, с удовлетворением подумал он. Но начинать с того, что говорил каждому в отдельности не буду. Начнем все по-новому. Благо за Никаноровым много такого, о чем еще никто не знает.

Осмотрев присутствующих и подождав, пока пройдут и займут свободные места руководители завода, Каранатов, по привычке стукнув линейкой по телефонному аппарату, продолжил работу бюро.

— Следующий вопрос: персональное дело коммуниста Никанорова. У нас была создана комиссия. Справка ее есть. Проверяющие готовы выступить. Но дело это большое, запутанное. Поэтому разрешите мне кратко ввести вас в курс его. — Получив согласие членов бюро, Каранатов продолжил: — В последнее время на директора завода «Красный вулкан» товарища Никанорова поступило много жалоб. Устных и письменных. Некоторые из них, написанные раньше, были рассмотрены на бюро горкома. В них разговор шел о грубых нарушениях, совершенных директором завода в организации производства, в работе с кадрами, в использовании служебного положения в личных целях. На заводской машине отвозил отца в деревню. Без согласования с советом трудового коллектива уволил немало хороших производственников. Многое другое. Бюро горкома, — Каранатов повысил голос, — объявило ему строгий выговор с занесением в учетную карточку. Думалось, что из всего этого Никаноров извлечет хороший урок. Видимо, не получилось. В райком партии на Никанорова поступило опять несколько жалоб.