Андрей Яхонтов - Ловцы Троллейбусов

А вот мой будильник остановился. Порвалась его связь с неведомым механизмом времени. Или же он почувствовал ненужность своей работы? Для кого тянуть бесконечную нить, укладывать ее ровными петлями вокруг циферблата, обматываться ею, словно конон, если в комнате нет хозяина?

Я тряс его, уговаривал, грозил отнести в мастерскую – все напрасно: он хранил неподвижность и безмолвие. Все же я писал: «В доме я обнаружил картину нашего учителя, старичка, по чьим следам ты сейчас идешь, и она объяснила мне очень многое и даже заставила разочароваться в этом моем послании к тебе. Оказывается, для того, чтобы картина получилась полной и объемной, даже несмотря на сковывающие с четырех сторон рамки, вовсе нет нужды скрупулезно переносить на холст или бумагу огромную массу подробностей бытия. Достаточно прибегнуть к языку символа, который вбирает в себя все множество частностей и высвечивает общую мысль. Главной мыслью нашего учителя всегда была тревога за будущее. Удалось ли тебе напасть на его след? Удалось ли поймать говорящую щуку?».

Я писал, а передо мной лежала стопка чистой бумаги, приготовленная для заметок, о Васе. С этими листками я подсаживался к Василию каждый вечер. Он отвечал на мои вопросы обстоятельно и с достоинством. Рассказывал о себе. Рассказывал, как выяснилось, не только мне.

Однажды под утро в дверь позвонили. В коридоре меня нагнал Директор.

– Если это за мной, меня здесь нет. – И он юркнул в стенной шкаф для одежды.

Я отомкнул запор. Передо мной стоял работник жэка Луйкин в заиндевелом кожаном пальто. На его пухлых щеках играл яблочный румянец – так и хотелось откусить чуть-чуть.

Он кашлянул в кулачок и уверенным баском поинтересовался:

– Почему у вас беспорядки? – Выдержал паузу и продолжал, с каждым словом возвышая голос: – Жалобы поступили. Шум, говорят. Оргии. Вы, к примеру, почему в ночное время в галстуке?

Я не успел ответить: двери стенного шкафа распахнулись, на коврик с грохотом вывалился парализованный страхом Директор.

– Стой! – крикнул Луйкин. Директор застыл на четвереньках.

– Конвойный, – прошептал он.

– А ваше лицо мне знакомо, – хмыкнул Луйкин. Я опустил голову.

– Знакомо, – повторил он.

Но когда я поднял глаза, то увидел, что смотрит он на Директора.

– Мало ли похожих лиц, – сказал тот.

– Напра-во, шагом марш! – скомандовал Луйкин. Я шел перед Луйкиным, а передо мной семенил на четвереньках забывший встать на ноги Директор.

Увидев нашу живописную группу, все в комнате замерли. Качавшиеся от движения воздуха язычки свечей выпрямились.

– Ага, – сказал Луйкин, шумно втягивая носом воздух. – Ага... – Губы его шевелились, как у кассирши, которая подсчитывает выручку. – Вино, закуска, галстук, – разделяя слова на слоги, произнес он. – Гусь жареный... Холодец. – Приблизился к столу, рукавом брезгливо отодвинул грязную посуду и на освободившееся место положил знакомый мне блокнот. – Буду составлять акт, – объяснил он и подозвал Васю. – А вам хочу выразить благодарность за своевременный сигнал.

Глаза Васи бегали. Торжествующая улыбка сменилась гримасой испуга. Директор метнул в его сторону быстрый жалящий взгляд.

– Ух! – прошипел он. Но тут же налил штоф водки и шагнул к Луйкину, который резко поднялся, с шумом отставив стул.

– Да вы что? Я при исполнении.

– У нас сегодня торжество, – с улыбкой подошла к нему Вероника. – Очень вас просим...

– Ну, пить я не буду... – смягчился Луйкин. – А вот от гуся, пожалуй, не откажусь.

Вася схватился за вилку и нож.

– Не надо резать, – смущаясь, сказал Луйкин. Он снял скрипучее пальто, бросил его на диван и, разминаясь, повел плечами.

Редактор произнес тост в честь дорогого гостя. Все его поддержали. Затем Калисфения Викторовна сплясала перед домоуправом. Завершил торжественную часть Директор.

– Все в нашем ведомстве изумительно, – говорил он. – На лестницах – чистота. Топят исправно. Всегда есть горячая вода. Если бы весь жилищный фонд содержался в таком порядке...

– Ладно, – благосклонно кивнул Луйкин, вытерев губы салфеткой. – Мне пора. Больше не нарушайте.

Вася хотел выскользнуть вместе с Луйкиным, ему не дали. Директор припер его к стене, Редактор ударил кулаком в бок.

– Да ты что? – в один голос мелодично пропели они.

Вася вывернулся и бросился наутек. Влетев в кабинет, он успел припереть дверь письменным столом.

– Вылезай! – требовал Директор.

– Рыбок не тронь! – предупреждал я.

С шампурами и бокалами, мы табором расположились у дверей кабинета. Слышно было, как Вася мерит комнату шагами.

– Эй, Редактор! – остановившись, крикнул он. – Скажи, чтоб они меня отпустили, я тебе за это невесту найду.

Редактор хотел ответить, но потерял дар речи.

– Где это? – поинтересовался Директор.

– По городу езжу, сколько народу вожу. .Такие симпатичные иногда попадаются...

Редактор страдальчески морщился и прятал глаза.

– Вот позавчера, – продолжал Вася. – Такая... Ух... И тоже жаловалась на одиночество.

Редактор еще больше сник.

– Одета... Не то, что твоя, Директор.

– Ты откуда знаешь, как моя одета? Признавайся, – рассвирепел Директор.

– Был у нее на приеме. Как же, весь город говорит. Я палец иголкой проколол, а она вылечила.

– Ну погоди, я до тебя доберусь...

Васю это мало испугало. Вскоре из-за двери послышался храп.

Как выяснилось позже, храп был имитирован. Когда все разбрелись по комнатам, Вася прокрался к выходу и улизнул.

Следующей ночью в дверь позвонили. Директор спрятался в шкаф, я пошел открывать. На пороге стоял Луйкин.

– Ну что, оргия? – опасливо осведомился он. Достал блокнот.

В этот момент выглянул, услышав знакомый голос, Директор.

– О, дорогой...

Из комнаты выпорхнула Вероника.

– Мы вас заждались. Что ж это вы? – Она погрозила Луйкину пальчиком. – Испытываете наше терпение?

Луйкин сконфуженно крякнул.

– Пойдемте скорей, – позвала она. – У нас сегодня утка.

– Вы меня балуете, – зарделся домоуправ.

Он стал появляться каждую ночь. Приветствовал всех общим деловым кивком, бочком подсаживался к столу и открывал блокнот.

– Налицо оргия, – констатировал он, мусоля карандаш.

Женщины начинали водить вокруг него хоровод.

– Пункт первый, – не замечая этого, говорил Луйкин. – Обнаружено: мужчин в галстуках – три единицы... Стол обеденный, покрытый скатертью. На нем: а) сельдь обычная, б) сельдь с луком...

В конце концов удавалось уговорить его закрыть блокнот и отведать чего-нибудь. Редактор произносил тост. Луйкин отмякал. Глаза его теплели. Мне почему-то казалось, перед мысленным его взором расстилается поле ромашек.

Как-то Директор отозвал меня в сторонку.