Агния Кузнецова - Много на земле дорог

Вира вначале с интересом присматривалась к дирижеру, слушала музыку. Потом ей это надоело, она украдкой стала поглядывать на красивый профиль сидящего рядом с ней композитора, потом ее заинтересовало платье соседки, и она решила сшить себе такое же, изменив только рукав и отделку.

Она оживилась, когда дирижер стал приветливо раскланиваться. Зал аплодировал, и девушки побежали к сцене с букетами цветов.

Молодой композитор проводил Виру до дому, в подъезде целовал ее руки, но права зайти в дом не получил…

Как-то в ненастный день, возвращаясь из комиссионного магазина, Вира увидела Надю Молчанову. Надя шла торопливо, энергично помахивая сумочкой. Она не заметила бы элегантно одетую женщину, приоткрывшую дверку автомобиля, если бы та не окликнула ее сама.

— Ты настоящая актриса! Ну что, поступила? Трудные были экзамены? — Надя нетерпеливо расспрашивала Виру.

Вира пригласила подругу сесть в машину. Здесь они могли разговаривать сколько угодно, благо шофер Дима где-то ходил по магазинам.

Вира, как обычно, говорила только о себе, и получалось так, что в вуз она не поступила из-за внезапной болезни мужа.

Надя искренне ей посочувствовала.

— Твой муж много старше тебя? — спросила Надя.

— Ему за шестьдесят…

— За шестьдесят?! — изумилась Надя. — Значит, он совсем-совсем старый… И ты его любишь?

Вире вдруг захотелось открыть душу перед школьной подругой. Ведь она никому еще не рассказывала, как тяжко изображать привязанность и нежность к немощному чужому и старому человеку. Ни перед кем не каялась в том, что обеспеченная жизнь, наряды и вещи для нее дороже всего в жизни. Впервые у нее возникло желание поговорить о себе со всей жестокой правдой, но пришел Дима, уселся на свое место и помешал. Вира предложила Наде погулять по улице. Они шли рядом.

— Ну, ты счастлива или… — спросила Надя и не досказала фразы.

— Счастлива ли? — подхватила Вира. — Ах, Надюша, никогда не думала, что старость может быть такой ужасной!.. Он мне казался таким крепким, сильным, внушительным. И вот…

— Но что все-таки привлекло тебя в нем? Дача, машина, квартира? Ответь мне, как самой себе.

— Нет, Наденька, не только дача и машина. Но и он сам. Он как человек, профессор…

— Ты неисправима, Вира! «Профессор»… А был бы он обыкновенным, рядовым человеком, ты пошла бы за него? Скажи, пошла бы?

Вира в ответ только вздохнула. Ей очень хотелось быть с Надей откровенной, но сознаться в том, на что она уже решилась, у нее не хватило смелости. Жить с этим старым человеком она, конечно, не могла и втайне думала о новом муже.

Вирин протяжный вздох сказал Наде многое.

— Знаешь, Вирка, что я тебе хочу сказать… Хоть обижайся на меня, сердись, — Надя говорила каким-то сдавленным голосом, — но мне тошно с тобой. Вот ты и красивая и нарядная, а у меня такое ощущение, будто я прикоснулась к чему-то скользкому, противному.

— Я ведь считала тебя подругой! — растерянно кинула Вира.

Надя, не оглядываясь, резко махнула рукой, и этот жест был сильнее слов.

Вира постояла, посмотрела вслед подруге и, чувствуя неясную боль, быстро подавила ее в себе и подумала: «Завидует мне, завидует моей красоте и моему положению».

— Поедем в комиссионный на Арбате. Ну их всех к черту! — садясь в автомобиль, с нотками раздражения и отчаяния в голосе сказала Вира шоферу.

— Вероника Ивановна, а в больницу разве мы сегодня не поедем? — спросил шофер.

— В больницу? Ах, верно. Давай заедем в комиссионный, а потом в больницу.

— Старайтесь думать только о приятном, — то и дело твердил Федору Павловичу ординатор его палаты, пожилой опытный врач.

Но больного не покидали невеселые думы.

Тяжкая болезнь, казалось, вытравила в нем все чувства, кроме страха за жизнь. Он совсем не стремился сейчас к молодой жене. Напротив, она была для него обузой. Ему хотелось покоя, тишины, внимания. Но он знал, что ничего этого Вира ему не даст. В первые месяцы болезни он ощущал свою вину перед Вирой. Он понимал тогда, что она молода, ей хочется жить полнокровной жизнью. Теперь он ничего понимать не хотел. Он сердито брюзжал, когда она отчитывалась в истраченных деньгах, рассказывала о своих приобретениях.

Однажды Вира приехала в больницу к исходу приемного времени. Сестра с неудовольствием сказала ей:

— Скоро обед, гражданочка. Больше десяти минут я не разрешу вам пробыть у больного. В следующий раз приезжайте раньше.

Вира села у постели Федора Павловича. Больные с соседних коек глядели на нее пристально, недоброжелательно.

— Ну, что нового? — спросил Федор Павлович, отводя глаза в сторону.

— Звонили какие-то товарищи из Министерства высшего образования, справлялись о твоем здоровье.

— Хорошо. Помнят, значит, — удовлетворенно сказал Берегов и стал рассказывать Вире, как с детства мечтал стать археологом, бегал по музеям, увлекался книгами о древности.

Федор Павлович вдруг скосил глаза на Виру и заметил ее скучающий взгляд. Он осекся, замолчал. Но отделаться от нахлынувших воспоминаний не мог. Он закрыл глаза, и прошлое опять захлестнуло его. Жена, сын, личная жизнь… Личная жизнь оставалась всегда на втором плане, но никогда не была второстепенной… Потом жена умерла. Сын женился и, хотя жил с ним под одной крышей, стал от него отдаляться. А потом… Потом стала приближаться старость… И вдруг появилась Вира, принесшая столько искреннего волнения и радости. Можно было подумать, что происходит чудо: невозвратная молодость приходит к нему снова…

— Была Варенька… — тихо сказала Вира, прерывая мысли Федора Павловича, — и, представь себе, она по-прежнему не хочет жить с нами вместе.

«Варенька! — подумал Берегов. — Только ее заботу я и чувствую в эти жуткие дни своей болезни». Ему захотелось впервые ущемить самолюбие Виры своим добрым отношением к снохе.

— Варенька должна возвратиться к нам. И не в проходную комнату, нет! Отдай ей свою, а всякое барахло перетащи в кабинет.

Вира собралась было возразить, но, вспомнив строгий наказ врача, молча опустила голову.

— А насчет денег у меня такие распоряжения, — начал Федор Павлович, но не договорил, сказал о другом: — Слишком ты много тратишь, Вира…

— Но у меня были такие расходы. Мебель пришлось менять, — попыталась оправдаться Вира.

— Половину оставшихся денег положи на сберегательную книжку. Книжка у меня в письменном столе, под серой папкой, — сказал Федор Павлович.

«Ну-ну, посмотрю твою сберкнижку! И как это я не догадалась поднять серую папку?» — подумала Вира и заспешила домой.

Сбережения Берегова интересовали ее сейчас больше всего на свете.