Язмурад Мамедиев - Родная земля

— Так, значит… Каракоча? — удивился Эмиров.

— Ну да. Ведь Карабай его брат.

Эмиров шумно, заскрипев ремнями, поднялся, сказал с досадой:

— Ерунда какая-то. Не будет же Карабай ни с того, ни с сего убивать родного племянника. Путает что-то парень, темнит.

— Я не вру! — огрызнулся Керим.

— Видите? — возмущенно крикнул Эмиров. — Как волк…

Юрин молчал, насупив брови.

— Разберемся, — вместо него ответил Утамышев со странным спокойствием.

— Далеко это? — спросил Юрин, кинув на Керима быстрый взгляд. — Ну, где стоянка баев?

— Нет, — буркнул Керим.

— Тогда покажешь.

И уже когда отряд выстроился, он подъехал к верблюду, на котором сидел Керим, и сказал, глядя снизу вверх:

— И нечего дуться. Никто тебе не виноват, что так вышло. Не связался бы с баями… — Но, увидев, как потемнело, набрякло лицо парня, махнул рукой, закончил по-русски, непонятно: — Ладно, держись, казак, атаманом будешь.

И отъехал, не оглядываясь.

Неосознанная душевная тревога подняла Атанияза с постели до рассвета. Он вскочил, озираясь и протирая заспанные глаза, пошел к кошарам. Загоны были уже пусты, и только в одном спокойно лежали овцы. Задохнувшись от злости, кинулся бай к отаре, стал исступленно раскидывать животных ногами, — овцы вскакивали, жалобно блеяли, жались одна к другой на дрожащих спросонья ногах. Атанияз увидел чолука, недавно нанятого паренька, спящего сейчас в стороне на соломенном матраце, подбежал к нему, схватил за грудки, приподнял.

— Спишь, сын собаки? Где Керим? Почему отару не угнали?

Чолук таращил на него непонимающие глаза, бормотал что-то бестолковое.

Атанияз оттолкнул его, чолук упал, но тут же вскочил и отбежал на всякий случай, оправдываясь:

— Я прилег… Керим сказал — разбудит, когда нужно… Я спал…

— Где Керим? — еще не веря в самое худшее, крикнул бай, оглядываясь. — Керим! Эй, Керим!

И только увидев, что белого верблюда нет на месте, понял, что чабан, на которого возлагал он столько надежд, сбежал. Тогда Атанияз кинулся к юртам, стал будить своих. Люди, провозившиеся со сборами почти всю ночь, просыпались с трудом, испуганно переглядывались.

— Кто видел Керима? — спросил Атанияз, собрав сыновей и близких родичей.

Оказалось, что с вечера никто не видел его.

— Ищите, — приказал Атанияз. — Идите все. Людей спросите.

Тут вывернулась Халтач, вскинула руки.

— Ой, люди! Не иначе сбежал поганец! Смотрите, не украл ли чего! А Зиба где? В последние дни он все на нее поглядывал, сама видела. Вах, увел он нашу красавицу, сманил несчастную глупышку! Не послушали меня, вот и дошло до беды!

Атанияз метнул на старшего сына гневный взгляд, и Ниязкули грубо схватил жену за руку, уволок от греха.

Атанияз выбрал трех парней покрепче, ткнул в них пальцем:

— Ты, ты, ты, мигом на коней. Догоните его! Чтобы живым или мертвым…

Отдохнувшие за ночь кони легко вынесли преследователей из лощины.

— Человека с белым верблюдом не видели? — спросили часовых.

— Да будто был ночью.

— Куда поехал?

— Куда все — на юг.

Всадники стегнули коней.

Степь розовела в лучах восходящего солнца. Крупные верблюжьи следы ясно впечатались во взрытую копытами овец землю.

Но только началась погоня, пришлось спешно остановиться, повернуть коней обратно. С вершины холма открылась картина, от которой мурашки пошли по спинам: в версте от Пулхатына стоял лагерем большой отряд вооруженных людей, среди которых большинство были в красноармейской форме.

Эта новость всколыхнула всех. Поднялся невообразимый шум. Люди засуетились, стали метаться от юрты к юрте, что-то хватали, тащили, вязали, крича друг на друга. Потом пополз слух: впадина окружена, выхода нет.

Атанияз угрюмо оглядел обступивших его людей, тяжело вздохнул. Снова они пришли к нему за советом, в глазах их светилась надежда. А что он мог им посоветовать?..

— Не надо было ждать до утра, — сказал он как бы сам себе. — Отары прошли, а мы… Видно, прогневили всевышнего.

Еллы-бай, тяжело дыша, вытирая платком красную взмокшую шею, брюзжал:

— Я знал, что этим кончится… Куда теперь с женщинами, с детьми? Болтать легко, а на деле все иначе выходит…

На этот раз никто не одернул его, не упрекнул в лености. Гнетущее состояние овладело каждым. Надо было взбодрить людей, вселить в них хоть крупицу уверенности. Но сил для этого у Атанияза не было. И он повернулся к Бахраму.

— Аллах не отвернется от слуг своих, — сказал он. — Святой Хидыр благословил тебя, сын мой, мысли твои праведны. Говори, что делать будем.

Бахрам понял: хитрый Атанияз переложил ответственность со своих плеч на его. И люди, чьи нервы взвинчены до предела, теперь на него изольют свой гнев, если что случится. Но отступать было поздно, да и не имел он на это права.

— Не падайте духом, люди, — сказал он, собрав всю свою волю, чтобы быть спокойным и уверенным хотя бы внешне. — Ничего неожиданного не случилось. Неужели кто-нибудь думал, что большевики спокойно проводят нас до границы да еще платочком помашут?.. Нет! Капыры всегда были и будут злейшими врагами правоверных. — Он повысил голос, вкладывая в слова вымученную веру: — Мусульмане! Наш час пробил. Возьмем же в руки оружие и силой проложим себе путь! С нами аллах!

Ладони столпившихся вокруг людей молитвенно скользнули по лицам.

— Когда выступаем, хан? — спросил кто-то.

— Надо подождать до ночи. Под покровом темноты прорвемся и выйдем к границе.

— А как быть с детьми?

Атанияз опередил Бахрама:

— Семьи должны быть с нами. Погибнем — так вместе, прорвемся — все свои будут рядом.

Кривой Нукер уставился на Атанияза налитым кровью глазом, сказал со злобой:

— В одной руке не удержишь два арбуза, Атанияз-бай. Семьи будут только мешать нам.

— Что ж по-твоему, надо оставить здесь детей, семью, а самим бежать? — ехидно спросил Атанияз, оглядываясь так, словно призывал в свидетели всех собравшихся: вот, мол, полюбуйтесь, люди добрые, до чего договорился этот безумец!

Нукер стоял на своем.

— Если потащим за собой такой хвост — наверняка все погубим, — возразил он. Мы часто слушались тебя, а что из этого вышло?..

У Атанияза побелели губы.

— Не тебе учить меня, Нукер-бай! — выкрикнул он, брызжа слюной.

Нукер повернулся к нему спиной и не спеша пошел прочь, всем своим видом демонстрируя презрение к трясущемуся от злости Атаниязу. Гул прошел по рядам собравшихся.

Бахрам поднял руку, сказал громко:

— Люди, сейчас не время препираться. Нукер-бай погорячился, сказав, что семьи явятся обузой нам в час прорыва. С точки зрения военной, это, конечно, так. Но если учесть обстановку, надо признать, что мирный вид нашего каравана только поможет нам, собьет пограничников с толку. Разве откроют они огонь по беззащитным? Дети, как молитва, будут защищать нас на праведном пути.