Регина Эзера - Их было три

— Это ещё только цветочки, сестрёнка! — пессимистично заметил Арчибалд, когда соседка ушла.

— Ну и пусть! — упрямо заявила Жанна. — А знаешь, мне он всё-таки нравится!

Арчибалд оказался прав — это были только цветочки. На следующее утро петуха посадили "на хлеб и воду" в сарайчик, но вечером, не успела Матисоне приоткрыть дверь, он бросился ей под ноги и — поминай как звали! Напрасно кричали и искали петуха. Обидевшись до глубины души, он не показывался.

Только спустя два дня Виктор привёз его. Да, привёз на своём грузовике. Оказалось, что Жаннин рыжий красавец затеял прямо на шоссе такой захватывающий бой с каким-то белым петухом, что Виктор чуть не задавил обоих. Потом он долго гонялся за Жанниным петухом, пока не изловил его в канаве. Виктор, вероятно, думал сделать Жанне приятное, но она взглянула на него без улыбки.

— Лучше бы не привозил.

— Ну-у! — разочарованно протянул Виктор, стараясь скрыть огорчение.

— Я устала от него, — сказала Жанна. — Действительно, надо было его сразу зарезать. А теперь уже нельзя. Он такой беспокойный, так много в нём жизни, что рука не поднимается, — и спросила с надеждой: — Виктор, может быть, вам нужен петух?

Уже по выражению его лица она увидела, что Ганчарикам петух не нужен. Но, рассудив, что прямой отказ может огорчить Жанну, Виктор сказал:

— Не знаю. У нас этими делами ведает мать. Если показать ей, может, и приглянется.

Вечером, поймав петуха, они посадили его в корзинку и понесли к Ганчарикихе. Но и та не выразила особой радости. У них уже есть петух, он и моложе и породистее.

Виктору и Жанне пришлось нести золотисто-рыжего драчуна обратно в Межроты. Они несли корзинку вдвоём, она всё время кренилась, как Виктор ни старался выровнять её, — слишком разного роста они были.

Виктор искоса поглядывал на Жанну, будто только теперь заметив, какая она маленькая и хрупкая по сравнению с ним, неуклюжим, большим медведем. Он бы мог шутя поднять её. Да что поднять! Подкинуть до потолка, если не в клубе, то в Межротах определённо. От избытка сил он едва не предложил ей притащить и положить поперёк дороги вон ту большую сломанную осину. В последнюю минуту опомнился, устыдясь мальчишеского желания порисоваться.

Действительно, не хватало только начать хвастать своими бицепсами. На военной службе он немного занимался поднятием тяжестей, получил даже разряд. Но вот как-то однажды Жанна в разговоре случайно упомянула какую-то Эмму Бовари, и он, глупец, спросил, не соседка ли по квартире эта Бовари. Какой позор, он тогда был готов сквозь землю провалиться! На следующий день он взял в библиотеке роман Флобера и залпом прочитал его. А когда в другой раз Жанна, заметив гусеницу на кусте, сказала: "Смотри, какая мимикрия!" — он ответил: "Да, да!" — в душе стыдясь своего невежества и боясь сказать что-нибудь невпопад. "Какой толк, что я шутя поднимаю мешок в три пуры, если не знаю, что за червь эта мимикрия!" — с досадой думал Виктор. Жанна смотрела на всё другими глазами, видела всё глубже, красочнее. "Почему я не вижу?"

— Другие в мои годы закончили вузы, — сказал раздражённо Виктор. — Мне уже двадцать пять. Ужасно много, не правда ли?

— И чего ты злишься? — удивилась Жанна. — Знаешь, когда мне было пятнадцать лет, я думала, что в двадцать лет буду старухой. А теперь — сколько осталось? Несколько месяцев. И старостью кажутся уже тридцать. И так, наверно, всю жизнь…

Она серьёзно и открыто взглянула на Виктора.

— Но у тебя не так. Ты молод и, наверно, очень силён. Мне никогда не приходилось ехать с тобой, когда ты за рулём. Я почему-то даже не могу себе этого представить.

— Это так просто, Жанна. Поэтому ты не можешь себе представить. За спиной грохочет кузов, и всегда пахнет бензином. А дорога — она разная бывает.

— Когда у меня будет выходной, отвези меня куда-нибудь. Всё равно куда.

— Я не могу тебе обещать даже этого. Езжу только по нарядам, и обычно в непримечательные места: посылают на станцию, в Дерумы, в Сельхозснаб, в Заготскот, на базар.

— Всё равно, — сказала Жанна. — Я поеду с тобой хоть в Заготскот или в Саую. А назад приду пешком…

— Лучше я свезу тебя на мотоцикле.

— У тебя есть? — живо спросила она.

Виктор засмеялся.

— Ещё нет, но будет. Коплю деньги. Думаю к осени купить. В школу каждый вечер не находишься пешком.

— Ты собираешься учиться? — удивлённо воскликнула Жанна.

— Вот видишь, ты удивляешься. Я говорю, что слишком стар, и боюсь, что ты станешь смеяться…

— Ой! Почему же я должна смеяться? Гундега тоже собирается учиться. Значит, зимой у меня будут две Мирги — Гундега и ты!

— А как ты сама?

— Что — сама?

— Ты собиралась изучать геологию.

— Да… Наверно, всё-таки не буду. Знаешь, я почему-то не совсем уверена, что мне надо изучать геологию. А учиться вообще, без твёрдой уверенности… не знаю…

— Раньше ты рассуждала иначе.

— Да, да, Виктор, — поспешно ответила она, — ты прав. Видишь ли, я пошла на ферму просто так, временно. Сначала помогала Олге, потом втянулась, кое-чему научилась. Без увлечения, без особого восторга. Работала — и всё. А совсем недавно я увидела, как мёртвый поросёнок задышал в руках Олги.

— Как это — мёртвый?

— Задохнулся. А она его оживила. И ещё двоих. Ты понимаешь, Виктор? Взяла мёртвого и оживила. И как будто это самое обычное дело… Только мы с Гундегой и Арчибалд видели это…

— Ты не представляешь, как ты прекрасна, Жанна! — тихо сказал Виктор.

Она с изумлением взглянула на него.

— Вот ещё! Почему?

— Я люблю слушать, когда ты рассказываешь, о чём ты думаешь.

В этот самый, казалось бы, неподходящий момент проклятый петух, всё время сидевший тихо и спокойно, вдруг забился с такой силой, что закачалась корзинка.

— Цып, цып, цып, петенька, — пыталась утихомирить его Жанна. — Цып, цып, цып!

Петух с минуту прислушивался, но, убедившись, что за ласковыми словами не последовало ни горстки зерна, ни хлебных крошек, обиженно забормотал своё ко-ко-ко, царапая когтями дно корзинки и стараясь столкнуть тряпку, покрывавшую корзину сверху.

Виктор в душе проклинал его.

Дома рыжего опять заперли в сарайчик. Но утром Жанна, открыв дверь, увидела, что петуха и след простыл. Куда мог исчезнуть петух из запертого на засов сарая? Хорьков в Межротах не было. Олга только пожимала плечами, Арчибалд подозрительно хмыкал.

— Куда ты его девал, Арчибалд? — настаивала Жанна. — Признайся!

— Я и пальцем его не тронул.

— Клянись!

— Клянусь. Хоть я его терпеть не мог, этого твоего крылатого драчуна, но, во всяком случае, не настолько, чтобы в четыре часа утра, затемно, ходить по посёлку с петухом под мышкой. Кто-то, по-видимому, ненавидел его сильнее, чем я.