Борис Зубавин - От рассвета до полудня [повести и рассказы]

А деду опять захотелось работать, как вчера, всласть, чтобы позабыть обо всем на свете, чтобы хвост трубой!

Ах, как славно ему теперь вновь работалось! Вот, оказывается, почему его весь день тоска съедала: не было рядом лучшего друга, нарушителя тишины и покоя. И дед работал засучив рукава, дым коромыслом валил от его сигарет, а под распахнутым окном, возле летнего тесового столика, совершенно не мешая ему, переговаривались Мишка с бабушкой:

— Ты, что ль, селедку делаешь?

— Селедку, Мишенька.

— А это что ты вытащила из нее?

— Это икра.

— Она ее с чем ела, с белым хлебом или с черным?

А дед слышал и не слышал эту их обстоятельную беседу и работал с восторгом, с упоением. Потом, может, час, а может, всего пять минут спустя, он словно сквозь сон услышал бабушкин гневный возглас:

— Миша!

Дед глянул в окошко. Бабушка, подбоченясь, с печалью и огорчением взирала на Мишку. Тот стоял чуть в сторонке, под грибом, возле песочницы и с готовностью, примерным послушанием, очень внимательно ждал, что она еще скажет ему.

И руки, и коленки, и живот, даже новые башмаки — все сплошь у него было вымазано мокрым песком.

— Когда же ты успел? — вопрошала бабушка.

— Только сейчас, — охотно и невозмутимо отвечал Мишка.

— Бог мой! На кого же ты похож! — всплеснула руками бабушка.

Мишка с любопытством и неослабевающим вниманием таращил на нее темные, беспредельно честные глаза. Возле Мишки сидел Джим и, склонив голову набок, вывалив изо рта длинный розовый язык, смеялся что было сил.

— Я спрашиваю, на кого ты похож? Отвечай же мне!

— На папу, — кротко сказал Мишка. — А глаза мамины.

После этого диалога работа у деда пошла еще веселее. Все встало по местам. Жизнь текла своим прежним руслом, своими прежними перекатами, отмелями и плечами, в своих прежних уютных, цветущих берегах.

Но вот под окном, еще всего, быть может, минуты, а быть может, и целых полчаса спустя, что-то заскреблось, зашуршало, и за подоконник уцепились докрасна отмытые влажные Мишкины руки, а потом показалась его стриженная под машинку круглая голова.

— Дед, — таинственно прошептал Мишка и воровато оглянулся: — Можно я в окно к тебе перелезу?

— Лезь скорее, — радостно сказал дед. — Пока от бабы нам не лопало.

— Дед, — сказал Мишка, ввалившись в комнату, — ты, что ль, еще не закончил свою надомную работу?

— Да нет, не успел. Но я скоро закончу.

Мишка пытливо и обеспокоенно глядел на него. А дед был благодушен. Дед не знал, что Мишка целый день не переставая думал про деда, очень за него волновался и переживал. И когда примерял новые башмаки, и когда ехал задом наперед в электричке, все думал и думал: как-то там у деда с этой срочной работой, успеет ли он до Мишкиного возвращения закончить ее в тишине?

Теперь он печально спросил:

— Ты в какой же день уедешь от нас в Бармалеевку?

— Ни в какой.

— Не поедешь?

— Ни за что.

Мишка вздохнул с облегчением и признался:

— Мне бы очень скучно было без тебя.

Они давно собирались на озеро с ночевкой, да все никак не выходило: то Мишкин дед был занят, то дядя Леня уезжал в командировку, то Иванов начинал ремонтировать машину, то погода портилась.

Но вот Мишка всех перехитрил. Как-то вспомнилась ему сказка про Емелю, он забрался в малинник, чтобы таинственнее, зажмурился и прошептал:

— По щучьему веленью, по моему прошенью скоро поедем на озеро.

И не успел он произнести эти слова, как сейчас же вернулся из Москвы дед и сказал:

— В субботу едем на озеро.

Автомобиль они загрузили еще в пятницу вечером: палатку, удочки, банки с мотылем, червяками, корзину с провизией, канистры с запасным бензином, кастрюли, ведерки и бадейки — все это заняло не только багажник, но перебралось и в кузов, на заднее сиденье. Мишка даже забеспокоился, хватит ли им всем места. Однако устроились. Иванов — за рулем, сзади него, вместе с вещами, дядя Леня и сын его Андрей, который нынче перешел из пионеров в комсомольцы, а рядом с Ивановым — Мишка с дедом.

Сперва ехали по Ярославскому шоссе, полному автомобилей, словно городская улица, потом свернули на одичало пустынную, летящую среди лесов с холма на холм бетонку, выехали на Дмитровское шоссе, опять на бетонку, и тут Иванов сказал:

— Ну, Миньчик, теперь до нашего озера рукой подать.

И верно, после этих слов прошло не больше чем полчаса, а под колесами автомобиля уже не было не только асфальта или бетонных плит, но даже булыжника, по которому они проскакали несколько километров, свернув с Рогачевского шоссе. Теперь они ехали, переваливаясь с боку на бок, по мягкому проселку среди спеющей ржи, а сзади них все было окутано встревоженной автомобильными колесами теплой пылью.

— Гляди! — сказал дед, толкнув Мишку в бок.

Автомобиль в это время осторожно скатывался с пригорка к лесу, густо синевшему по ту сторону высохшей протоки, и Мишка, глянув правее, куда указывал дед, увидел что-то большое, спокойное и светлое, как небо, мелькнувшее меж деревьями.

Это было озеро.

Они благополучно миновали протоку, выкатились на другой ее берег, по чуть приметной среди некошеных трав тележной колее пробрались в лес и, лавируя меж деревьями, стали углубляться в него вдоль озера все дальше и дальше. И пока они ехали по берегу, Мишка все время чувствовал, что оно совсем рядом, стоит только раздвинуть кусты, осоку, и ты увидишь его, невольно зажмурясь от радости и открывшейся твоему взору неожиданной красоты лесного озера.

У большинства из них было по удочке: у Иванова, у Андрея и у Мишки. Дед вообще не знал, взяли для него удочку или нет. Он больше любил астраханских или клайпедских промысловиков, в крайнем случае подмосковных браконьеров, и в теперешнюю экскурсию ввязался лишь ради того, чтобы пожить с Мишкой в палатке, посидеть возле лесного костра, похлебать, если будет, ухи, а не будет — венгерского супа. Так же беспечно и безответственно относились к этой поездке и Андрей с Ивановым. Мишка, разумеется, не в счет.

Человек впервые отправлялся на такое серьезное и ответственное дело, каким для настоящего рыболова является ужение плотвичек и окуньков.

Настоящим рыболовом был дядя Леня. Он готовился к этой поездке даже с большим, чем Мишка, усердием, трепетом и священным энтузиазмом. Дядя Леня полета лет прожил человек человеком, да вдруг ему втемяшилось, что он превосходный рыболов, и с того момента в его жизни все пошло вверх ногами. Появились удочки, спиннинги, донки, блесны, крючки всех сортов и размеров, спутанные и еще не успевшие запутаться лески, поплавки круглые с перышком и продолговатые без перышка, круглые без перышка и продолговатые с перышком, мормышки и еще бог знает что. И конечно, одежда. Та самая специальная одежда, по которой враз можно отличить настоящего рыболова от нормального человека, ибо она подобрана по принципу — чем страшнее, тем лучше.