Борис Зубавин - От рассвета до полудня [повести и рассказы]

Все довольны его успехом. Даже Андрей, любящий покуражиться над ним, тоже чувствует важность и торжественность случившегося. Он не спеша, вразвалку, как равный к равному, подходит к Мишке, вытаскивает из банки окунька и, на сей раз уже без тени присущего ему дьявольского сарказма сказав: "Ого! Будь здоров!" — тактично снимает рыбешку с крючка.

А Мишка сияет вовсю. Теперь ловить рыбу ему невмоготу. После того, что случилось, ему не устоять на месте. Это же надо, как ловко все вышло у него! Он чувствует сейчас себя ладно подобранным, изворотливым, сильным, смелым. Ему хочется кричать благим матом, топотать ногами, ходить на руках, лезть на дерево. Великое чувство собственного достоинства, сознание, что и он может делать такое же, что делают дядя Леня, Андрей, Иванов, дед, хлещет сейчас из него через край.

— Я стоял, смотрел, я все стоял, смотрел, — жарко запевает он, пытаясь объяснить окружающим это свое новое, неведомое ему доселе чувство, — а вдруг как дернет, ка-ак клюнет…

— Ну ладно уж, — снисходительно охлаждает его Андрей, — видели, видели.

— Дед, — не может остановиться Мишка, — ты ведь не видел?

— Да нет, брат, не видел, — слукавил тот. — Как это у тебя получилось?

— Да так. Я стоял, смотрел, а он вдруг как дернет, даже удочку чуть-чуть у меня из рук не выдернул.

— Что ты говоришь! — патетически восклицает дед.

— Правда. А какой он здоровый, видел?

— Вот это видел. Здоровенный. Как только ты вытащил его?

— Жалко, Иванов не видел, — сокрушается Мишка.

— Увидит, — успокаивает дед.

— Интересно, чего он поймает.

— Поймает не поймает, — говорит дед, покосившись на дядю Леню, — а ухой вы с Андреем нас теперь обеспечили.

— Ага, — соглашается довольный Мишка.

А солнце тем временем почти совсем скатывается за лес, золотятся макушки деревьев, лесная тень уже плотно легла на прибрежную воду, и вокруг воцаряется такая тишина, что очень отчетливо слышно, как где-то мерно, будто совсем рядом, поскрипывают уключины и изредка всплескивает весло, хотя плывущая лодка чуть только отдалилась от противоположного берега.

И вдруг весь покой летит в тартарары. Невдалеке раздается душераздирающий победный рёв. Так ревут тигры в ночных джунглях, зубры в Беловежской душе, турбинные двигатели воздушных лайнеров перед взлетом на Внуковском аэродроме. Если не так, то, во всяком случае, очень похоже.

Вслед за этим ревом страшный грохот потрясает задремавший было лес. Все живое, конечно, должно спрятаться по норам и замереть. Рыболовы вздрагивают. Мишке становится страшно. Он уже приготовился зажмуриться и прошептать, чтобы всей этой кутерьмы по его прошенью не было, как слышит спокойный саркастический голос Андрея:

— Пионеры.

И в самом деле, вдоль да по бережку мужественно марширует отряд пионеров. На спинах сгорбившихся юных туристов обвисают мощные рюкзаки, руки усердно размахивают посохами пилигримов и герлыгами чабанов. Впереди отряда, тоже размахивая герлыгой, шагает самый главный вожатый. Ему в уши ревет-надрывается горнист, а рядом что есть мочи самозабвенно бьют палками по несчастным барабанам сразу два барабанщика.

— Это еще ничего. А вот если бы десять барабанщиков, тогда мы почесались бы. — задумчиво говорит Мишкин дед, глядя на марширующую колонну. Позади нее, как в настоящем армейском подразделении на марше, движутся тылы: два рослых малых с пионерскими галстуками на шеях, вероятно младшие вожатые, тащат большой цыганский котел.

— Теперь унывать не придется, — с огорчением продолжает Мишкин дед. — Всю ночь будут гореть костры и раздаваться дружные песни. — Потом он обращается к главкому рыболову: — Что же ты, брат, ничего не поймал? Из чего же мы будем варить уху?

— Так нет, — возражает дядя Леня. — Не то место. Я заметил: Андрюша и Миша попали на стаю, а у меня вся рыба куда-то ушла. — Он обладает особым даром никогда не унывать и мгновенно находить всему самые счастливые, решительно оправдывающие его объяснения.

Они идут по тропочке гуськом. Мишка не спешит. Он нарочно замедляет шаг, чтобы несколько поотстать от других, и проходит мимо горланящего пионерского табора, торжественно задрав нос. Ему кажется, что пионеры уже знают, какого окуня он сейчас поймал своими собственными руками, и все с завистью и восхищением смотрят на болтающуюся в его руке банку. Сладкая электрическая дрожь пробегает по всему его телу от макушки до пяток.

Приплывает Иванов. В его банке, как и у Андрея, полно рыбешок.

— А у меня-то! — радостно кричит навстречу ему Мишка. — Смотрите, какого я окуня поймал!

— Правда? — удивляется Иванов. — Сам?

— Сам! — ликует Мишка.

Уху они едят уже в потемках, при свете костра. За деревьями жарко трещит другой костер, пионерский, и оттуда, как и предсказывал Мишкин дед, одна задругой доносятся неугомонные пионерские песни.

После ухи пьют чай из самовара и рассказывают любопытные истории. Дядя Леня, например, поведал о том, как он на Тишковском водохранилище однажды поймал сразу сорок окуней, и каждый из них был в полтора раза крупнее ладони. Во время этого страстного, обстоятельного бахвальства ухмыляется не только Мишкин дед, но даже Андрей. Кому-кому, а ему-то хорошо было известно, каких окуньков и сколько принес тогда из Тишкова его папаша.

Мишке тоже хотелось рассказать что-нибудь очень удивительное, например, как лось взял да и подмигнул ему или как неожиданно и сильно дернул первый его окунь и чуть было не утащил Мишку за собой в озеро. Но сон начинает клонить его лобастую, переполненную невероятными, так и невысказанными впечатлениями голову. Он еще слышит, как Иванов и дядя Леня сговариваются чуть свет плыть на тот берег, как Иванов сетует, что у него плохой поплавок, и просит Мишку одолжить ему свой.

— Ты же все равно будешь спать, — слышит Мишка.

— Берите, — бормочет он, не в силах приподнять отяжелевшие веки.

— А я тебе свой привяжу на всякий случай, — обещает Иванов..

Мишка силится еще что-то вымолвить, но тут дед обнимает его за плечи и ведет, спотыкающегося, в палатку.

После этого Мишка ничего больше не помнит. Он спит долго и сладко, и когда утром просыпается, вся палатка золотится от солнечных лучей, насквозь просвечивающих ее. Рядом спят дед с Андреем. Мишка некоторое время лежит, уставясь глазами в потолок, и вспоминает, что с ним вчера было. Прошедший день кажется ему невероятно длинным и на ум ему приходит все: как они ехали по разным дорогам, пробираясь к озеру, как это озеро неожиданно глянуло на него сквозь заросли, как он встретился с лосем, поймал окунька, ел кондер, хлебал уху, слушал возле костра всякие небылицы.

Сон окончательно покидает Мишкину голову. Жажда подвига вновь охватывает мальчика. Он потихоньку выбирается из палатки, обувает сапоги, захватывает свою удочку, банку с мотылями, другую банку под рыбу и отправляется к озеру.