Ходжанепес Меляев - Беркуты Каракумов [романы, повести]

В этот момент раздался на улице страшный скрежет, грохот, звон бьющегося стекла. Сапалы опрометью бросился во двор и увидел, что машина лежит на боку, а верблюд трется о нее.

— Ах ты, скотина, чтоб ты сдох! Вот тебе, тварь!.. Вот тебе!.. — Сапалы схватил первую попавшуюся под руку палку и стал нещадно колотить верблюда. — У тебя шкура чешется? Вот я тебе почешу! На тебе, если чешется!.. Вот тебе!..

Прибежал Вепалы и обхватил брата сильными руками. Сапалы вырывался, кричал, его трясло как в лихорадке.

Из дома выскочила Гулькамар, Увидев окровавленного верблюда, вскрикнула, прикрывая ладонью рот. Верблюда пожалела! А опрокинутую машину и не заметила. Нашлись жалетели! Посмотрел бы на них Сапалы, если бы их собственную машину так покалечили!.. "Жигули" лежали на боку. Лобовое стекло было разбито, дверцы наверняка помяты. В стороне, поблескивая, валялось боковое зеркальце.

— Ну, давайте поднимем. — Вепалы стал ходить вокруг автомобиля, почесывая затылок и растерянно поглядывая на брата.

— Если бы ты продал эту тварь в прошлый базарный день, как я советовал, ничего бы не случилось, — со злостью процедил сквозь зубы Сапалы.

Прибежал в наспех накинутом на плечи чекмене сосед Селим. Вдвоем с Вепалы они успокоили Сапалы, который чуть не до смерти забил глупое животное.

Потом они втроем стали поднимать машину. Гулькамар тоже помогала как могла. Наконец с четвертой попытки машину поставили на колеса. Сапалы вновь начал ругаться — лицо его то становилось красным, как гребень готовящегося к драке петуха, то бледнело. А Вепалы и Селим только охали да ахали и сокрушенно качали головами.

Верблюд с окровавленной мордой стоял в сторонке и, подрагивая красивыми рыжими ресницами, недоуменно смотрел на людей, не понимая, за что его избили.

Сапалы каждую царапину на машине пощупал руками. Пальцы его дрожали. А Селим, заложив руки за спину под полы чекменя, стал неспешно обходить машину, осматривая ее со всех сторон и приговаривая:

— Ай, ничего страшного… Что делать, если так случилось. Вон мастерская, совсем недалеко. Поезжай туда, тебе там все выправят.

Сапалы сел в машину и включил зажигание. Поймав на себе насмешливый взгляд Гулькамар, высунулся из кабины:

— Поедешь или подождешь еще немного? Я долго не задержусь.

— Обо мне не беспокойтесь, сама доберусь, — резко ответила женщина.

И эту ее резкость сразу отметил Вепалы.

Машина фыркнула и помчалась, пыля, к автостанции.

Вепалы посмотрел на верблюда, вздохнул, покачал головой:

— В прошлый базар за него давали тысячу сто. Знал бы, что так получится… Эх-х!..

— Да, хорошую цену предлагали, зря упустили, — сказал Селим. Подойдя к верблюду, окинул его оценивающим взглядом.

— Чистейшая порода. Умный, как человек, — заметил Вепалы.

Селим сразу же, конечно, смекнул, что теперь можно заполучить этого верблюда подешевле. Равнодушным тоном и как бы между прочим произнес:

— Я тоже подумывал приобрести такого. А впрочем, зачем он, если живешь рядом с городом… Но, если договоримся о сходной цене, я бы взял. Может, сторгуемся?

— Может. — согласился Вепалы. — Пусть брат вернется, своему дому. Пожалуй, так даже лучше, Сапалы сейчас лишь бы поскорее избавиться от этого животного, дорого не запросит. А Селим скажет, что раздумал покупать, поломается, чтобы тот еще скинул цену. Не зря ведь его люди за глаза спекулянтом именуют. Да он не в обиде — всяк живет как умеет.

Вепалы подцепил вилами немного сена, бросил верблюду. Собрал разбросанные доски, сложил возле штабеля. И делал вид, что не замечает оставшуюся женщину. А она стояла у входа в дом, прислонясь плечом к косяку, и смотрела в его сторону. Чего, спрашивается, смотрит?

Вепалы ни разу не оставался наедине с посторонними женщинами. Не знал, о чем толковать с ними. Особенно с такой… культурненькой, как видимо, ученой. От одного ее присутствия он терялся и потому счел самым благоразумным взяться за прерванное дело: схватил лопату, принялся размешивать раствор. Ведь работая, можно не утруждать себя беседой. И в глаза ей, может, не бросится, что ты бестолков и не знаешь, о чем вести разговор. А все же интересно" кто она такая? Кажется, они кого-то ожидают. Сапалы спрашивал про какого-то Арслана… Агаевича… Что же это он, брат разлюбезный, оставил ее одну, а сам улепетнул?..

Гулькамар, со свойственной всем женщинам наблюдательностью, заметила, что этот сильный и мрачноватый с виду мужчина на самом деле очень стеснителен. Почувствовал ее взгляд — и движения его стали неловки, и работа не так спорится. Даже смешно. Гулькамар улыбнулась. Он, кажется, заметил. Отвернулся. Наверно, с самого утра без чая и еды трудится. Кто о нем тут позаботится? Сапалы и теперь не знает, сможет ли тот привыкнуть к городу. Он вдов. Поди, одичал в одиночестве и без женских ласк в своей пустыне.

Чудно как-то, но Гулькамар вдруг захотелось для этого молчуна сделать что-нибудь приятное. Ей пришло в голову вскипятить чай и угостить его мятными пряниками, которые оказались у нее в сумке по чистой случайности: шла утром мимо гастронома и купила. Она зашла в дом, поставила на печь чайник, развела огонь.

Не прошло и получаса, как Гулькамар и Вепалы сидели друг против дружки и, отхлебывая из пиалушек чай, разговаривали. Сначала Вепалы рассказал о своей жизни. О чем ему еще было говорить? Потом и Гулькамар, тронутая его откровенностью, поведала свою печальную историю. Самой непонятно, что это вдруг решила исповедаться? Устала, видать, носить в себе. Устала. Настала необходимость раскрыться перед кем-то. А в этом молчуне она чутьем угадывала что-то сродни себе. Нет, она не старалась разжалобить его, а держалась с достоинством и говорила даже в полушутливом тоне, с улыбкой. Она рассказывала о себе, ничего не тая. Рассказывала этому почти незнакомому человеку не для того, чтобы он ее пожалел. Просто рассказывала и все.

В сорок восьмом году Гулькамар лишилась родителей. Они погибли, когда произошло то страшное землетрясение, о котором и сейчас жутко вспоминать. Воспитывалась она у дядя. Когда ей исполнилось шестнадцать, дядя, позарившись на крупный куш, насильно выдал ее замуж за пожилого богатого человека и получил солидный калым. Кто-то сообщил об этом в сельсовет. Дядю и мужа осудили. Не минуло и полгода, она получила известие, что муж погиб: подрался с кем-то в колонии.

В то время Гулькамар жила в одном из пригородных аулов я заведовала библиотекой. В один прекрасный день из Ашхабада приехал именитый писатель. Он в то время работал над новой книгой и хотел поближе познакомиться с некоторыми колхозными делами. Встречался и с молодежью, и со старыми людьми, слушал их рассказы и сам поведал много интересного. О литературе говорил, о театре, приглашал по воскресеньям или субботам приезжать в город и обещал сводить всех на лучшие спектакли.