Ходжанепес Меляев - Беркуты Каракумов [романы, повести]

— Папа привез конфет, детка. Отдам тебе завтра, когда прибежишь ко мне. Хорошо, внучек?

— Хорошо, бабушка! — Помолчал и добавил: — Папа, лучше принеси их ко мне в садик. Я буду глядеть в окошко и сразу выбегу… Только приходи, когда Айна уйдет на работу.

— Ладно, Батырчик.

— А ты больше не уедешь учиться, папа?

— Нет, Батырчик, я уже выучился. Буду работать.

— А где? Айна сказала, что ты будешь рыться в грязном песке: искать газ.

— Да, Батырчик. Только с тела грязь смыть нетрудно…

Сказал и спохватился: зачем? Разве поймет ребенок?..

Мал еще!

— Папа Мерген, я тоже стану искать газ, когда вырасту. Ты видал дядю, что стоит всегда на вышке, во-он там?

— Да.

— Вот и я буду стоять высоко-высоко, прямо под облаком… Мы ездили на машине к вышкам…

— Расти быстрее, Батырчик! Будешь учиться там, где я учился!

— А не обманешь, папа?

— Разве я обманывал тебя, Батырчик?

— Обещал купить велосипед…

— Я бы купил, да все равно Айна выкинет.

— Ну да…

Ребенок тяжело вздохнул за дверью. И точно эхо вздохнул я, вздохнула мама.

— Айна сказала: "Не смей ничего брать у Мергена, а то голову оторву. Я сама куплю". И все обманывает, хоть в магазине, где работает, все-все продается… Себе покупает, а мне ничего…

— А куда ушла Айна? — спросила мама. — Вот только что была дома…

— Не знаю. Велела ложиться спать без нее.

Наутро я побывал в детском садике и долго гулял с Батыром. На сердце было тяжело… Айна старалась воздвигнуть крепостную стену между мной и сыном. Даже поговорить вволю невозможно. Она беспощадно мстила мне, и старенькой маме, и сыну. Знала, что причиняет боль.

Возвратясь с тайного свидания в детском саду, переоделся для работы: натянул брезентовые сапоги, нахлобучил соломенную шляпу, обнял маму и с чемоданчиком отправился на станцию Питнек, куда к приходу поезда Ташкент — Кунград, подают автобус на Ачак. Едва остановился поезд, как из вагонов хлынул людской поток, на платформе сделалось тесно и шумно: парни и девушки, одни с рюкзаками, другие с чемоданами, бледные, еще не тронутые солнцем юга, они спрашивали всех, кого считали здешними жителями:

— Где остановка автобуса на Гунешли?

Гунешли по-русски значит — Солнечный. Теперь многие стали так называть Ачак. Как говорится, слова из песни не выкинешь, придется и дальше называть эту местность то Ачак, то Гунешли. Что поделаешь!

Переполненный автобус двинулся, когда уже начало вечереть. К счастью, среди пассажиров нашелся весельчак и болтун: не умолкая рассказывал анекдоты, смешил, и люди от смеха добрели… Наконец автобус неторопливо взобрался на высокий бархан и притормозил, как бы предлагая полюбоваться Гунешли. Поднятое им облако пыли пролетело вперед. Нашим глазам предстала темная долина, охваченная грядой барханов, и в ней разрозненные огни.

— О-о! — сказал кто-то. — Темновато в Гунешли…

— Да и пыли, пожалуй, что-то чересчур в Ачаке, — отозвался другой голос.

И, словно хвастаясь, ответил бледнолицым горожанам дочерна загорелый парень:

— Еще увидите, какая будет пылища, если подымется ветер! А это что — курорт!

— Ох, куда нас занесло! — заговорили приезжие.

— Разве вас на аркан тащили? — рассердился местный парень. — Можете утром поворачивать восвояси…

В комнате общежития я оказался не один: прикрыв глаза полотенцем от резкого света лампочки, какой-то паре лежал на койке и вроде бы спал; двое за столом пили пиво прямо из бутылок. Едва поставил чемодан, они позвали меня к столу, я поблагодарил и отказался; тогда бронзовый богатырь в черных трусах подошел и за руку повел к столу.

— Не будь застенчивым, дорогой! Ты же не девица. Как говорится: близкий сосед лучше дальнего родственника. Мы здесь народ артельный: сообща едим, пьем, работаем. Не равняйся по этому, — он ткнул пальцем в сторону лежащего, — он не курит, не пьет и, если б не здешние девушки, давно стал бы светиться в темноте, как святой или светлячок. — Он взял две пивные бутылки и откупорил, зацепив одну о другую. Налил в стакан кипящее холодными брызгами пиво. — Пей, браток! Первый стакашек жажду тушит, второй, говорят, дух подымает, третий… — Тут он усмехнулся и замолчал, а после договорил: — Ты уж не обессудь, со знакомством надо бы водочки, да кончилась у нас водочка… Может, хочешь винца? А ты знаешь, кто бог вина? Ко всякому делу приставлен, говорят, свой бог… Бахусом зовут винного бога, вот как! Ну будь здоров, не чихай!

Когда парень поднял бутылку, на его мощной руке шевельнулась вытатуированная змея. Мне даже почудилось, что она зашипела, но, вероятно, шипела пивная пена в моем стакане.

— Послезавтра тоже выходим на работу. А пока у нас отдых, браток. Труд надо перемежать с отдыхом. Ведь что такое жизнь? Это тебе не буровая вышка, на которую то поднимаешься, то спускаешься. Не-ет! В жизнь приходишь один-единственный раз. Ну что такое, по-твоему, жизнь?

Я промолчал.

— Много ли годков уже прожил?

— Двадцать пять.

— Ну-у? Я постарше на десять лет. И за свои тридцать пять годиков немало земля измерял шагами. Каких только не попадалось дорог: и ровных, и в колдобинах, и в лучах. И с нуждой повидался, и даже с голодом… Тебе довелось прочесть Омара Хайяма?

— Года полтора назад, читал.

— Полтора года, говоришь? А помнишь, у Хайяма сказано: "Жизни вино вытекает по каплям…" Вот он ощущал вкус жизни.

Молчаливый парень, что сидел с нами за столом, прихлебывая пиво и затягиваясь сигаретой "Памир", неожиданно заерзал на табурете:

— Хватит, Колька, не разводи философию на песке, все равно вырастет саксаул.

Николай снова глотнул из бутылки и продолжал:

— Вон тот, что закрыл полотенцем свои ясные очи, донжуан Каракумов. Самый смазливый из газовщиков, самый стройный. Да к тому же не курит, не пьет. Девицы буквально глазам и ушам не верят: усатый ангел! Наверное, им матери в детстве объяснили, что некурящие мужчины умнее и постояннее… А у него, надо признать, мертвая хватка на девушек. Сколько их, особенно приезжих, уже на второй день знакомства возвращались с ним из-за барханов, еле волоча ноги, будто день-деньской разгружали вагон с углем.

Тут не выдержал лежащий на койке:

— Хватит сплетничать, Колька! Не отбивай хлеб у старух…

Охнула и заскрипела сетка на койке: донжуан отвернулся к стене.

— Ты разве не спишь? — удивился Николай. — Ошибаешься, дорогой: не сплетничаю, а пропагандирую твой опыт. Передовой опыт! — Он подмигнул и схватил новую бутылку. — В командировку приехал или работать? — спросил он, глядя на меня глазами, похожими на голубые бусинки в чистой ключевой воде. Странное дело: у других от пива и водки глаза выцветают, становятся мутными, а у него светились.