Ходжанепес Меляев - Беркуты Каракумов [романы, повести]

Мысли путались… Ну как, чем распутать проклятый тугой подземный узел?

Растерянному, подавленному, мне вдруг почудилось, будто захлестнула меня сердитая волна Каспия и я тону… Тону!

Заставил очпуться голос, что прорезался сквозь рев и шипение.

Оглянулся: рядом стоит Джуманняз.

— Ну что?

— Аллаяр Широв говорит, что сейчас приедет.

Молчу. Да и что могу ответить?.. Может, он привезет аварийную бригаду? Кажется, я совсем одурел! Ну конечно же привезет. Должно быть, уже поднял аварийщиков на ноги. Должно быть, позвонил и Кандымову… Как же: начальник обязан быть в курсе… Наверное, тот схватился за голову: "Как я мог доверить буровую желторотому юнцу?" Прав был начальник кадров Бегов, когда сказал: "Не надо спешить, Перман Назарович. Пусть поработает, отведает и горького, и сладкого". Тогда я обиделся…

Теперь казалось, будто и рев дизелей, и змеиное шипение насосов слышу не снаружи: это все у меня в голове. И не металлическое сверло, а несчастную мою голову сдавили земные пласты на глубине две тысячи двести двадцать один метр.

Больше нечего и мечтать, что выполним план по буровой проходке. Придется забыть о премиальных для газовиков, а люди трудятся в беспощадную жару, в адском пекле. И все порицания, осуждения, обсуждения посыплются на мою голову. На любом собрании станут напоминать: "А вот на тринадцатой буровой, где мастер Мергенов, был прихват". Словом, всегда, везде — и на техсовете, и на партсобрании — будут об меня ломать палки. И Кандымова не раз попрекнут, пока во гневе и обиде он не перебросит меня куда-нибудь подальше; словом, проглотит, как лягушку разозленная змея.

Тут заметил, что Анатолий Чернов и Будулай стоят рядом со мной.

Да, раствор для этого земного пласта не подходил: слишком легок и жидок. Смягчить пласт, освободить сверло могла только вязкая, жирная нефть. И аварийной бригаде придется пустить в трубы, наверное, семь-восемь тонн государственной нефти! Да еще время и труд, который надо затратить…

И все же затеплилась огоньком слабеньким надежда: а вдруг? Я приказал Чернову и Будулаю изменить состав реагента: добавить в раствор нефти.

— А ты, Джуманияз, ступай в вагончик! — Я махнул рукой: не был уверен, что расслышит и сразу поймет.

Но он понял и бросился со всех ног к вагончику: ведь в любую минуту нам могли передать радиограмму. Джуманияз быстро исчез в желтой песчаной завесе. Что ж, остается последнее. До приезда аварийщиков и Аллаяра, когда Анатолий Чернов и Будулай изменят раствор, надо попробовать повысить давление, показанное на картограмме.

Ну а если и тогда не получится?! Что ж, даже если сам аллах тогда встанет на мое место к пульту управления, и он ничего не сделает до появления спасателей.

Прибежали Будулай и Анатолий. Жестами, кивками объясняют, что приказ исполнен, нефть добавлена даже с избытком.

Оглядываюсь исподлобья: и дизелисты, и слесари, и окаменевший поодаль журналист смотрят на меня и ждут.

Все! Теперь гляжу только на картограмму. И постепенно начинаю работать руками и ногами.

Стальные колонны вышки, тело ротора затряслись как в лихорадочном ознобе. Грохот такой, будто прямо на тебя летит реактивный самолет.

Во мне тоже все тряслось и грохотало. Но сейчас я видел лишь показания картограммы.

А вдруг…

Первыми радость ощутили руки, вцепившиеся в рычаг: он вздрогнул! И радость проникла в сердце, разлилась по телу. В то же мгновение изменился шум, пропали в нем напряжение и ожесточенность. Оцепеневшие было люди задвигались, зашевелились, бросились к рабочим мостам; тут я ощутил прикосновение к щеке холодных и влажных губ: ото был Анатолий.

Я улыбнулся, передал ему рычаг и уже отошел было от вышки шагов на пятнадцать, когда осветилась вершина бархана. Остановился вытереть пот со лба, а рядом затормозил "КрАЗ". Аллаяр Широв, огромный грузный человек, выскочил из кабины на удивление легко. И сразу что-то понял, сложил рупором большие ладони и закричал:

— Одолели? Справились? — И даже хлопнул меня по плечу. — Воистину молодцы, ребята! Здорово!

Оглянулся на старика, что вышел из второй машины, и крикнул:

— Молодой мастер извиняется за беспокойство!

— Ну что ж, неплохо! — весело ответил тот. — Увезем назад масло, которое приволокли во спасение! Можно меня звать попросту дядей Мишей. А хотите понарядней, называйте майором, молодая гвардия! У меня такой же красивый сын, как ты. Только-только окончил десятилетку и не пожелал сидеть у материнской юбки. Пару дней назад приехал с Урала, заявил: буду с тобой работать! Что ж, пускай попотеет! Скоро Аллаяр пошлет его на какую-нибудь вышку!

— Хоть завтра! — воскликнул тот.

— Поспешность нужна при ловле блох, дай мальчишке отдохнуть с дороги! Аллаяр-то, оказывается, любит тебя: все масло забрал у нас подчистую! Сказал: "Обязан помочь молодой гвардии". Ну, молодая гвардия, хозяин дома, а стоишь будто каменный. Двадцать лет живу здесь, а еще не видел туркмена, который не приглашает гостя в дом!

— Прошу, — воскликнул я, — пойдемте в будку, сейчас приготовлю чай!

— А нет ли чая, который не кипятят, молодая гвардия? Это… ведь какая беда стряслась, вы сами устранили аварию, так неужели победу отметим водичкой?

Аллаяр Широв улыбнулся:

— Понял, Мергенов? Нет ли у тебя припрятанного про запас?

— Аллаяр-ага, здесь и сам не пью, и другим не разрешаю. Тут и запаха водки нет!

— Бай-бо! Тогда даже и не зайду в твою будку… Это худо, молодая гвардия. Для гостей надо бы кое-что припасти. Дядя Миша может еще понадобиться…

— Майор, не обижайся на молодого. Пойдем ко мне, угощу вместо Мергена.

— Если будет надобность, дайте знать. Дядя Миша всегда готов!

Он поднял руку и направился к своей машине.

Уф, так мало пробыл, а чуть не утопил в словах.

На прощание Аллаяр сказал:

— Не сердитесь на старого человека. У него с головой того… этого, — покрутил пальцем у виска. — Я поеду поскорее и успокою Кандымова. Нервничает, должно быть. Приказал: "Во что бы то ни стало устраните аварию!" Ну ладно, ребята, пока!

Машины повернули назад.

Ветер спал, и сейчас дул слабый, но жаркий суховей. С Анатолием Черновым решил поговорить после вахты, а сейчас стоял возле вагончика и стряхивал с себя песок.

— Это удачно, что я пошел с тобой! — вдруг воскликнул журналист. — Отличный материал для очерка. Объясни-ка мне от начала до конца все, что тут произошло. Если бы еще посмотреть пламя над вышкой, то я бы написал книгу о газовиках.

Я чуть не взорвался, даже затрясся, но туркмены говорят: "Гость превыше отца!" Вспомнил об этом завете предков и тяжким усилием подавил гнев.

Воистину: коза думает о жизни, а мясник — о сале.

Всю ночь за стенами вагончика шелестел дождь, и утром песок напоминал исклеванную птицами дынную корку. Словно и не было ночного ненастья: на голубом небесном шелке нет ни пятнышка, ни облачка. Солнце чуть поднялось, еще розовое, полусонное, но уже печет неистово.