Евгений Белянкин - Танец любви

Капитан понимающе улыбнулся.

— Одним словом, товарищ генерал, обходной маневр.

— Может быть, и так, — согласился, вздохнув, генерал. — Чего там, выгнать проще и никогда не поздно.

Во втором взводе «покаянную бумагу» состряпали вмиг. Не веря себе, гурьбой понесли к Бабанскому. Он встретил хмуро, даже сердце екнуло: неужто «нет»? Но капитан бумагу взял, долго читал и, мусоля карандашом, поправлял текст, вписывая свои абзацы о том, что суворовцы обязуются и еще раз обязуются…

Наконец Бабанский ушел к генералу. Второй взвод ждал положительного исхода. Один только Серый, надутый как хомячок, ухмылялся: он был уверен, что это только начало — цветочки, мол, братцы, еще впереди.

Ее так и прозвали — тихая неделя.

Во втором взводе воцарилось компромиссное равновесие — «зачинщики драки» остались в училище, а майор Серов неожиданно потеплел, хотя ребята по-прежнему не верили ему ни на йоту. На самоподготовке, как всегда, корпели над задачками и писали девчонкам письма. Притихли и металлисты, словно им кто-то накрутил хвоста…

А в пятницу вечером роту вывели на плац. Там, уже подравниваясь, стояло все училище. На левом фланге в тусклом заходящем солнце сверкали трубы оркестра. Ждали генерала. Он вышел, молодцевато поздоровался с офицерами и встал рядом со знаменем училища:

— Юферов, командуй!

Оркестр грянул марш, и рота за ротой, отбивая четко шаг, стали вытягиваться на улицу. Юферов командовал властно-хрипловатым голосом. Его не очень-то слушали — в ротах все было и так отрепетировано до мелочей: ходить суворовцы умели, а иногда, при общем воодушевлении любили, особенно под музыку. Стройные, черные колонны краснолампасников привлекали на улицах публику. Люди останавливались, порой захваченные врасплох, и глазели с удовольствием: ведь не так часто по городу ходят с оркестром суворовцы…

Неизвестно, кто выдумал эти прогулки — возможно, поступила команда сверху, — но пацанам они нравились. Себя показать суворовцы любили, это жило в их самолюбивых сердцах — нравиться! Чего там, ведь многие и пришли-то сюда из-за этого…

Взаимное возбуждение публики и красивеньких пацанов, одетых в необычную военную форму, нарастало по мере того, как оркестр уступал барабанщикам. Они действовали завораживающе, решительно и смело оглушая улицы слаженной дробью. Шаг суворовцев твердел, становился еще четче — все сливалось в какое-то общее вдохновенное единение.

Димка Разин шагал в одной шеренге с Глебом и Серегой Карсавиным. Он был счастлив, счастлив по многим причинам: и потому, что остался в училище, и потому, что наконец-то кончилась канючая неделя и он шел завтра к Вербицким на вечеринку, и потому, что рядом шел Глеб, отношения с которым за эту неделю, как он думал, стали крепче и ближе. Теперь Глебу он прощал все — все, что было связано с Машей, — и это его примиряло с жизнью…

Саня Вербицкий шел впереди Димки, и тот мог видеть его только в затылок. Димке казалось, что он хорошо чувствует Вербицкого: самодовольная мордашка суворовца наверняка сейчас в скептической улыбке — очередная генеральская показуха! Но зато Карсавин, плечо которого было рядом, цвел от умиления. Держа голову гордо и прямо, он ловко и красиво выбрасывал прямую ногу. Недаром командир роты говорил всем, что Карсавин и фигурой, и статью родился для строевой: ему бы ходить на парадах в первой шеренге… Димка знал, что самолюбивый Карсавин, военная косточка, в будущем метил в генералы. И по своей мальчишечьей наивности верил, что Серега будет им, если уж сам начальник училища, генерал Репин, здоровался с ним за руку…

Трудно было понять лишь Глеба. Вышагивая по холодному асфальту, он думал о чем-то своем. Искоса взглянув на его раскрасневшееся и чуть-чуть вспотевшее от напряжения лицо, Димка горячо подумал: «Глеб, конечно, не Серега. Зачем Глебу быть генералом?»

Суворовцы лихо прошли по шумной главной улице. Колонна заворачивала на боковую, и Димка увидел впереди под знаменем генерала. Взыграло честолюбие: а что? — пройти вот так нужную и неотвратимую армейскую жизнь и вернуться в училище генералом! Аж дух захватило…

— Слушай, ты, не шаркай ногами!

Возглас Карсавина привел его в чувство. Сообразив, что он в строю, Димка обидчиво поджал губы.

Рота шла уже быстрым, учащенным шагом, и долговязый майор Шестопал — Шпала, вытирая рукавом красное лицо, скомандовал:

— Подтянись! Растянулись, коровье стадо…

Но суворовцы уже переглядывались и перебрасывались репликами, стало вольно, и Димка, сбросив напряжение, тихонько заметил Глебу:

— Ты пойдешь к Вербицким?

— Не знаю.

— Значит, пойдешь.

Неожиданно, к радости всех, и суворовцев, и офицеров, пошел мелкий сухой снег. Снежинки легко таяли на ладони, и суворовцы подпрыгивали, ловили их на лету и даже совали в рот, довольные и счастливые.

Снежинки были предвестниками зимы, о которой уже мечталось.

У Димки горело увольнение. Майор Серов, когда Разин к нему обратился, смерил хитровато-простодушным взглядом и душевно сказал:

— Ты же, Разин, знаешь сам, увольнение — один из видов поощрения… А ты вот, как мне опять стало известно, покуриваешь, да к тому же в четверг нагрубил старшине… Тут в пору наказывать!

Разин скис.

— Кадет! Коль хочешь увольняться, зачем к майору обращаться, — назидательно продекламировал стоявший рядом с ним Денис Парамонов и показал ему чистый бланк увольнительной с печатью, даже подпись комроты налицо. Ставь свою фамилию — и баста!

Димка стоял в недоумении. Зато Денис был невозмутим.

— Кто тебя в субботу будет проверять? Главное прошмыгнуть мимо дежурного по училищу.

Разин решил рискнуть: не пропадать же вечеру! Стоило только представить, как будут веселиться пацаны у Вербицких, сердце кровью обливалось. Будь что будет — он так ждал этот вечер! Только бы Серый в роте не задержался. Но курсовой не задержался и, уходя, мельком взглянув на кислую физиономию Разина, неожиданно смягчился:

— Отпустил бы — да ладно, в следующий раз, — и миролюбиво похлопал по плечу.

Димке ничего не оставалось, как огорченно вздохнуть: «Серый он и есть Серый. Ни конь, ни лошадь, — так себе, между прочим…»

С завистью поглядывая, как уходят ребята, Димка выждал положенное время и только тогда подошел к дежурному по роте. Нехотя, сквозь зубы буркнул, чтобы тот его не искал, — пошел, мол, «качаться».

…Глеба на этот раз отпустили раньше, так как он выполнял приказание начальника политотдела. У Вербицких он появился одним из первых и к приходу Разина в гостиной слушал пластинки.

Димку перехватил Саня. Он был озабочен.

— Слушай, Разин. Сделай одолжение. Позвони Игорьку Верютину. Понимаешь, повздорили… А ты его уломай и пригласи. Ты же умеешь, Дим…