Евгений Белянкин - Танец любви

— Школяры! Им бы все в детство играть.

Неожиданный снег радовал душу, хотя все понимали, что наступает новая повинность — чистка снега на плацу.

Предчувствие оправдалось, — на следующий день ударил мороз. По училищу разнеслась весть, что утром, выходя из машины, генерал поскользнулся и чуть не упал, а потому приказал всем ротам очистить снег до асфальта…

Майор Серов вызвал с занятий вице-сержанта Сухомлинова.

— Бери свое отделение и чтобы сегодня территорию до асфальта отодрали.

— Товарищ майор, а зачем? Ведь завтра потепление обещали.

— Завтра, а не сегодня. Ты слышал приказ?

Когда майор ушел, ребята в надежде спрашивали:

— Правда, потепление?

— В международной жизни.

Вооружившись лопатами и скребками, которых у коменданта было вдоволь, отделение в охотку взялось за работу. Все лучше, чем торчать в классе, где Мария Николаевна нудным голосом вдалбливает ненавистную химию.

И Разин, и Вербицкий работали споро, чувствуя, как здорово разминаются застоявшиеся мышцы. Отделение продвинулось далеко вперед по территории, и серый асфальт сиротливо пробивался через снег… Вскоре Вербицкому надоело, и он, оседлав черенок лопаты, воскликнул:

— Пацаны, айда вдоль по Питерской!..

Работа застопорилась, и все сгрудились возле Вербицкого. Саня достал замусоленный блокнот.

— Отличник боевой и политической подготовки — «белеет парус одинокий». А зачет по физо — «цирк зажигает огни». Новый и старый наряд — «живые и мертвые».

Ребята забавлялись от души и требовали новых изречений.

— Суворовец в кабинете у командира роты — «следствие ведут знатоки». Каптерка — «остров сокровищ». Увольнительная записка — «путевка в жизнь». Взвод и офицер-воспитатель — «Али-Баба и тридцать разбойников…».

Никто не заметил, как подкрался старший прапорщик, комендант.

— Почему лопаты побросали?

— Жизнь суворовца — это не только лопаты.

— Разговорчики… Вице-сержант Сухомлинов, вы что — пустое место?

— Товарищ старший прапорщик, — вздохнул Сухомлинов, — пришел приказ идти на хи-ми-ю.

Обескураженный комендант завопил:

— Вы не выполнили распоряжение. Я доложу…

— Мы вольные кадеты! — И ребята, громыхая лопатами, гурьбой поплелись в учебный корпус.

Комендант, увидев майора Лошкарева, побежал к нему. Тот, выслушав, усмехнулся.

— Между прочим, министр обороны запретил использовать суворовцев на работах во время учебы.

А к обеду снова пошел снег и навалил сугробов еще больше. Зато до Нового года оставались считанные деньки, и в классах нарастал предновогодний зуд — учиться уже не хотелось, да и зачем учиться, если отметки за четверть уже выставлены.

Надвигалось и событие, которого суворовцы ждали давно, — КВН. К нему готовились во всех ротах, так как всерьез было объявлено, что занявшему первое место будет подарен магнитофон. Магнитофон в ленинской комнате — это «Мечта поэта», и суворовцы из кожи вон лезли, чтобы блеснуть своими талантами. Из второго взвода в ротную команду попали Мишка Горлов, Вербицкий и Карсавин. В резерв подключили и Глеба Сухомлинова: у него оказалась хорошая дикция.

КВН проходил в училищном клубе. Битком набитый зал готовился болеть за своих изо всех сил. Над третьей ротой то и дело выбрасывали плакат: «Знай: проиграв, ты подвел не нас, а командира роты!»

Лилась музыка, и настроение у суворовцев было отменное — завтра большинство уезжало по домам на каникулы.

Так уж случилось, что Глеб Сухомлинов приглянулся Бабанскому. Капитан взял его в помощники, на всякий случай. Организационных вопросов оказалась уйма, и Глеб по мере своих сил помогал ему. Перед самым началом Бабанский вдруг вспомнил, что, замотавшись, он совсем забыл про обед. Они с Глебом спустились в комнату политотдела — капитану кое-что «завернула» утром жена.

Пока, запивая кефиром, уплетали колбасу, Бабанский рассказывал, как к его сыну пришли на день рождения приятели: сидят, как бараны, слова вымолвить не могут — стесняются… Так и прошел день рождения — без игр, смеха…

Бабанский обтер платком губы, засмеялся.

— Я сыну говорю: кого же ты пригласил? — Друзей. — Какие же это друзья — пентюхи! Ведь пришлите для чего? Зачем? Для общения. А это же понимание друг друга… Нет, вспомню себя — я был иной…

Разговор шел о жизни. Бабанский говорил о том, что он вот заочно учится в академии.

— А знаешь, как это трудно?

— Думаю…

— Кажется, как просто — закончить начатое. Были моменты — казалось, брошу, силы воли не хватит. Ведь как часто мы что-то начинаем, чтобы через десять минут бросить… Недочитанные книги, неисполненные жизненные планы…

— Главное, как я понял, товарищ капитан, цель держать. Вот говорят, будто великие ученые рассеянны: они, мол, и ботинки перепутают, и галстук задом наперед наденут… Но это в быту, а в науке они все до мелочей знают. Читал, что не яблоко, как говорят, ударившее по лбу, осенило Ньютона… День и ночь он думал о своей теории. Яблоко — это мгновение, в которое он вдруг понял все, что его мучило, волновало день и ночь… Так что рассеянность — это, видимо, великая сосредоточенность на другом…

— Согласен, — живо отозвался капитан. — Да ты доедай. Кормить нас больше никто не будет.

— Я еще вот о чем хотел бы сказать, товарищ капитан, о цели. Тут я записал, по-моему, очень интересную мысль. — Глеб достал из кармана блокнотик, полистал его. — «Надо быть немного гончей, чтобы уметь преследовать цель. Хорошей гончей, которая не бросает преследуемого зверя, даже если в кровь разбиты ноги. Надо быть немного скаковой лошадью, которая скорее упадет, чем сойдет с дистанции. Но надо быть много знающим человеком, чтобы формулировать и держать современные благородные человеческие цели».

— Кто это? — поинтересовался Баранский.

— Академик Петров, лауреат премии Мечникова.

— Ловко сказано.

Поднялись на второй этаж. Генерал уже занял свое место. Прозвучал гонг. КВН начался…

Здесь в зале Глеб столкнулся с Димкой. Он, бледноватый и растерянный, схватил за рукав.

— Глеб, я тебе расскажу такое… такое, у тебя волосы дыбом встанут! Наш Серый — подлец! Мелкая шкура! Мы с Мишкой Горловым были свидетелями сговора, ты понимаешь, сговора…

— Какого еще сговора?

Захлебываясь в словах, забыв про КВН, Димка Разин рассказывал о том, как они оказались в кинобудке…

Киномеханик дал ключи Парамонову и послал их крутить музыку. Вдруг в будку вошли майор Серов и физик Рублев и выставили Парамона. В это время Димка и Мишка стояли за толстой занавесью в небольшой нише. Они не вышли, а притаились. Серый захлопнул дверь будки на ключ и вынул из модной сумки небольшую флягу с металлическим стаканчиком.